Гильза с личной запиской - Валерий Дмитриевич Поволяев
Вечером они получили письмо от Анисимова, тот сообщал, что прихворнул и пока не проглотит прописанное количество антибиотиков, из-под крыши больницы на улицу его не выпустят…
Что же касается остального, то, как он писал, «затеяно дело доброе, поскольку для пограничного братства ни возраста, ни худых времен года, ни домашних неурядиц не бывает, дружба, как говорил Расул Гамзатов, понятие круглосуточное. Так что, мужики, извините меня за задержку и – ждите, я скоро буду».
Черепенников хлопнул ладонью о ладонь:
– Молодец, Толя, раз на такие рельсы настроился… Тепловоз с хорошей тягой.
Микулин же, наоборот, озадаченно покачал головой:
– А мне не нравится…
– Чего тебе не нравится, командир?
– Что все идет слишком гладко.
– Так это же хорошо!
– Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего.
– Ну почему? Чего тебе не нравится, ответь?
– Когда под ногу ни одного пенька не попадается, в голову приходит невольная мысль: должно что-то произойти…
– Вот и произошло – Анисимов заболел.
– Это не пенек, это кочка совсем иного рода.
– Тьфу, – отплюнулся Черепенников, потом, переламывая что-то в себе, махнул рукой. – Ладно, это не повод для ссоры. Еще не хватало нам здесь препираться.
– Действительно, – буркнул Микулин.
– А застава наша сохранилась? – Черепенников, морщась, помял пальцы, пояснил: – Болят. Надо где-то барсучьего жира достать, здорово помогает. В нем много витаминов и обезболивающих жиров… После десяти сеансов дедушка русской авиации превращается в пионервожатого, проводящего в летнем лагере тренировки по бегу на четыреста метров.
– Застав сейчас на границе нет. – В голос Микулина натекли жесткие нотки. – Есть линейные отделения, – добавил он.
– Заставы теперь называют линейными отделениями?
– Увы.
– Сколько песен пошло псу под хвост, – обескураженно проговорил Черепенников, – ай-яй-яй. – Он поморщился, словно ему стало плохо. – Со словом «застава» рифмовалось много романтических мыслей… А что может рифмоваться с «линейным отделением»? Ведро с супом? Два укуса комара и затяжное кваканье лягушки? Или «питейное заведение»?
– Браво, Лева, – Микулин похлопал в ладони, – в тебе пропадает фельетонист, который мог бы неплохо зарабатывать в районной газете.
– В районной газете больших гонораров не бывает…
Вещи в Никаноровку перевезли в три мотоциклетных броска. Еще пять бросков сделали, чтобы забросить разные долгоиграющие продукты – крупу, говяжью тушенку, картошку, муку, соль с сахаром, три десятилитровые канистры со спиртом, лук и морковку, подсолнечное масло, разные приправы – лавровый лист, сухой укроп и петрушку, перец, прочую мелочь…
Казалось бы, действительно мелочь, в кармане можно унести, а на самом деле – нет. Все эти пакетики и пакеты, банки и склянки, мешочки и бутылки, пузырьки и пакеты легко занимали полный мотоцикл – всю люльку, плюс ящик, привязанный к заднему сиденью. Микулин был доволен:
– Хар-рашо!
Поселиться решили пока в одном доме, облюбованном Микулиным, в нем места хватало на всех, в том числе и на Анисимова, который пока не приехал, хотя сам Микулин имел на этот счет свое мнение: занимать и обживать надо было сразу два дома…
– Дров на зиму придется заготавливать в два раза больше, – не выдержал Черепенников.
– Ну и что? Дров в округе много, обвязать пару подходящих стволов тросом и притащить к дому ничего не стоит… Сухостоя вокруг столько, что целый район можно отапливать.
Черепенников хотел возразить, но вовремя сообразил, что Микулин прав, развел руки в стороны.
– Ну и голова… – проговорил. – Не голова, а Дом советов.
Вечером решили накрыть стол и отметить новоселье. Затопить печь не решились, ее надо было основательно проверить – всю, до последнего кирпичика, поэтому Черепенников быстро наладил примус. Зубенко почистил картошку, и вскоре в кастрюле призывно забулькала вода, и запахло лавровым духом. Микулин заправил керосином две лампы-десятилинейки, одну определил на гвоздь, вбитый прежними хозяевами в стену, вторую поставил на стол.
Вид у дома мигом сделался обжитым и уютным, внутреннее пространство раздвинулось, темнота за окном сгустилась, стала черной, какой-то таинственно-жутковатой, но новоселов она не пугала, они и не такую черноту видели, Микулин достал бутылку водки, водрузил в центр стола и проговорил довольно:
– Королева!
Черепенников прищурился, покосился в сгустившуюся за окном темноту.
– На заставе надо будет списанные лыжи попросить.
– Не на заставе, а в линейном отделении.
– Кхе! – невольно крякнул Черепенников. – Хотя и считается, что в лоб, что по лбу – все едино, а вещи эти – разные. – Он почесал затылок. – Возможно, у старшины есть лыжи старые, широкие, которые в снегу не проваливаются… Вот это было бы самое то.
– Лыжи такие, думаю, давно на растопку пустили, но широкие снегоступы, в том числе и охотничьи, в совхозе найдем обязательно. Вообще, мужики, надо будет сесть за стол и поприкидывать, что нам еще нужно, составить список. – Микулин покосился на звонко шипящий примус. – Ну чего там у тебя, Лева, с картошкой?
Черепенников завернул обшлаг у куртки, посмотрел на наручные часы, потом глянул на стену, где должны были висеть часы покрупнее.
– Во, и часы на стенку надо будет купить… Чтобы прямо из тайги время видеть.
– Лев, всем интересно, когда будет готова картошка, а ты об урожае риса на Гаити…
– Ровно через десять минут картошка будет готова.
– Вот это конкретный ответ на конкретный вопрос.
Утром проверили участки, примыкающие к ближайшим домам – ведь придет весна и надо будет вскопать пару-тройку огородов. И посадить в них кое-чего. Чтобы и лучок свой был, и укроп, и картошка, и петрушка с редиской корейских сортов, молочной и сладкой, как скороспелые яблоки…
Кстати, у самого дальнего дома нашли яблоню, сплошь усыпанную хрустящими золотыми ранетками. Это был поздний сорт, устойчивый, правда, но сможет ли он храниться зимой и сколько будет храниться, было неведомо, поэтому Микулин решил:
– Весь урожай пустим на варенье. Кто любит варенье?
Варенье любили все. Но немного ранеток надо было пустить на испытание: сколько времени продержатся? Вообще-то дальневосточные яблоки всегда отличались крепостью… Ранетки не должны быть исключением.
– Вареньем, Семеныч, придется заняться тебе, – просяще проговорил Микулин.
Зубенко в ответ засмеялся:
– Ни мне, ни Леве это дело поручать, по-моему, нельзя – опасно… Половину ранеток можем слопать.
– А из оставшихся яблок насушим компота, – добавил Черепенников.
У Микулина настроение не было таким смешливым.
– Пока ранетки надо собрать и перенести в дом. То, что в зиму пойдет, – спустить в подпол.
С огородами решили разбираться весной, когда подоспеет «картофельная пора» и «время больших лопат». К слову, огород, примыкавший к дому, в котором они поселились, был очень неплохой – не менее двадцати соток.
На стенке дома сохранилась старая железная
