Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести)
— Спасибо, внучка, у тебя корейская душа. Постираешь в другой раз. А вот скажи: знаешь ли ты, почему корейцы всегда носят белую одежду? Почему даже зимой не снимают ее, а только подшивают вату?
— Нет, дедушка, не знаю.
— Тогда слушай, я расскажу тебе. Садись и слушай.
Старик достал из-за спины четырехструнный тан бипха, вытащил из-под натянутых на нем рыбьих жил черепаховую пластинку и провел ею по струнам.
— Пять тысяч лет живет Корея, но только тысячу лет корейцы носят белую одежду, — начал он, неторопливо перебирая струны. — Тысячу лет тому назад Кореей правил злой карлик. Он приказал, чтобы его называли «всесильный». Так и называли его, и он в самом деле был всесильный. Лучшие тоины, первые помощники Будды и Окхвансаняе, учили его как разбогатеть. Богатство у него все умножалось, и стало его так много, что не хватало уже сундуков на земле. Тогда он приказал строить плоты и на них укладывал золото. А каждый слиток — это вырванное сердце корейца. Чем больше слитков, тем больше могил.
Старик умолк, а тан бипха продолжал петь, будто плакал.
— Дедушка Мун, а почему Окхвансанте позволял рвать сердца у людей? — спросила девочка, устраивая поудобнее ребенка за спиной.
Старик накрыл рукой струны:
— Глупая, Окхвансанде не нужно сердце. Ему только человеческая душа нужна.
И снова полились звуки тан бипха.
— Но вот пришло время умирать злому карлику. Он позвал к себе всех тоинов и сказал: «Даю вам три луны срока. В первый день четвертой луны я умру. Но если вы не откроете тайну, как продлить мою жизнь хотя бы только на сто лет, я в последний день третьей луны замурую вас в скалах, и вы умрете страшной смертью».
Старик взял в рот трубку, потянул, но она уже погасла. Не торопясь выбил в ладонь пепел и высыпал его в деревянное блюдце. Потом достал из-за пояса кисет, чуть-чуть растянул шнурок, сунул в кисет трубку и, там набив ее табаком, вынул. Так же медленно затянул шнурок, достал пальцами крошечный уголек из жаровни, прикурил и, бросив уголек обратно, снова взялся за черепаховую пластинку.
— Испугались тоины, — продолжал он. — Выбрали двух самых старых, самых мудрых и велели им идти за помощью на небо. Три дня ждали радуги. А когда появилась радуга, все тоины подперли ее плечами, чтобы она не шаталась, и два старика полезли по ней на небо. Собрали там драконов, священных осьминогов, змей, черепах и взмолились: «Научите, как продлить жизнь короля хотя бы на сто лет!»
Послушали драконы, ничего не сказали и улетели. Послушали черепахи, покачали головками и уползли. Послушали змеи, свились кольцами и покатились. Послушали осьминоги и уплыли. А тоины по радуге спустились обратно и загоревали.
Ночью в спальню карлика прилетел дракон. Карлик проснулся и услышал его голос: «Если долго идти туда, где всходит солнце, а когда кончится земля, долго плыть, впереди появится большой остров. На нем нет людей, и растет там на самой высокой горе огромный корень. Это отец всех корней женьшеня. Тот, кто съест этот корень, будет жить тысячу лет. Но тогда завянут все корни женьшеня на всей земле. И жизнь кончится, потому что не будет больше корней жизни, и люди и звери умрут».
Сказал это дракон и растаял. Карлик встал и собрал в свой дворец три тысячи человек. Половина из них были самые бедные, половина оставшихся — просто бедные, а остальные — богатые. Эти остальные были кровожадными и безжалостными. Карлик объяснил им, где находится корень, но, боясь, как бы они не съели растение сами, сказал, что оно отравлено. Тому, кто привезет корень, он обещал отдать все золото с королевских плотов. И три тысячи человек отправились в путь.
Старик долго молча перебирал струны, и Мен Хи ясно представила себе, как длинен был этот путь.
— Когда они дошли до края земли, — снова заговорил старик, — и началась вода, богатые сказали самым бедным: «Давайте мы поплывем на вас, а если вы не доплывете и утонете, мы отдадим вашим семьям по одному плоту золота».
И на самых бедных сели богатые, а рядом поплыли просто бедные. Долго плыли. Уже самые бедные начали тонуть, а острова не видно. Тогда богатые сказали просто бедным: «Давайте мы пересядем на вас, а если вы не доплывете и утонете, мы отдадим вашим семьям по два плота золота». Но бедные сказали: «Нет, давайте лучше мы поплывем на вас, а если не хотите, то добирайтесь сами».
Ни один богатый без бедных не мог выбраться на берег.
А бедные легко доплыли до земли и увидели большую гору, на которой рос корень. Они увидели, что это корень жизни, и бережно полили его водой, и вырвали вокруг него сорную траву. Корень начал расти еще лучше, и вот уже пять тысяч лет он питает наш народ.
А в первый день четвертой луны злой карлик умер. Весь народ ликовал и надел белую одежду. С тех пор он всегда ее носит.
Девочки внимательно слушали, и никто не заметил, как тяжелая капля упала на голову спящего ребенка, а вслед за ней сразу несколько капель подряд. Маленький Хен Бо заплакал. Сестренка поднялась и стала его укачивать, быстро сгибая и разгибая спину. С помещичьего двора пришла вся семья: отец девочки Тэн и три ее брата.
Мен Хи вскочила и, смущенно кланяясь, боком стала пробираться к двери. Тэн остановил ее. Она сказала, что ищет отца и зашла погреться, а теперь ей уже тепло, она может идти дальше.
— Ну что же, — сказал Тэн, — пойдешь, но сначала поедим. Ведь наша еда тебе, наверно, знакома.
Через полчаса вся семья сидела на полу за едой. Близко возле круглого стола сидеть было нельзя: не хватило бы места. Поэтому каждый держал свою чашу в руках, а на столе стоял лишь общий горшок.
— Сегодня опять на каменоломню гнали, — сказал вдруг старик.
— Днем? — удивился Тен.
— Значит, за ночь не успевают. Ночью людей к китайской границе гонят. Окопы копать для самураев.
— Ну, спать пора, — неожиданно заключил Тэн.
— Ас девочкой как же? — спросил Мун.
— Оставить бы надо, трудно нам без женщины, — ответил Тэн и, обращаясь к Мен Хи, спросил: — А что ты умеешь делать?
— Я все умею, — заторопилась Мен Хи, — и стряпать, и стирать, и за скотом ухаживать…
— За скотом-то не придется, — перебил ее Тэн. — Ладно, поживи пока у нас, посмотрим…
Спать легли на полу все рядом, постелив тонкие циновки.
Сказка
Мен Хи долго скиталась по деревням, и ей всюду давали приют. Но нигде не было ей так хорошо, как здесь. На нее легли все работы по дому, и она охотно выполняла их. И обязанности матери маленького Хен Бо она тоже взяла на себя. Весь день он был у нее за спиной. Стирала ли она, готовила ли пищу, несла ли на голове сосуд с водой, мальчик был с ней. Она уже привыкла к этому, ей приятно было ощущать его живое тепло.
И только в те дни, когда она обертывала в бумагу плоды на дереве, Хен Бо нянчила его сестра. Почти все плоды четырех яблонь, которые арендовал Тэн, обернула она сама.
Мен Хи с большой осторожностью ухаживала за деревьями. Ей хотелось, чтобы больше осталось яблок. Ведь как только появилась завязь, помещик определил будущий урожай, и из каждых десяти штук восемь надо отдать ему. А ведь сколько их опадет, пока созреют, сколько поклюют птицы! Но до этого помещику нет дела. Если будут потери, значит, арендатор плохо ухаживал за деревьями, значит, все убытки он и должен нести.
Поэтому каждый плод надо было обернуть бумагой и привязать ее сухой травой, чтобы бумагу не сдуло, и затянуть узел не очень туго, чтобы плод мог наливаться, но и не слабо, чтобы не пролезла гусеница или червяк. Под бумагой плоды созревают быстрее, и форма остается правильной, и цвет красивым. Бумагу дал помещик и пересчитал каждый листок, чтобы вернуть ему тоже по счету.
Мен Хи, стоя на садовой лестнице, старалась делать все аккуратно, чтобы Тэн был доволен ее работой. И как только Мен Хи слезала с дерева, она снова брала ребенка.
Ей теперь часто вспоминалась давняя детская мечта. Однажды, когда она была еще совсем маленькой, на деревенской улице ей повстречалась Цун За, дочка лавочника. Цун За походила на живую радугу.
Мен Хи с восторгом смотрела на большую куклу в зеленой кофте, привязанную к спине Цун За красным стеганым одеяльцем. Кукла, будто ребенок к матери, прильнула щекой к спине девочки, ножками обхватила ее талию. Цун За шла по деревне медленно и важно. Она уже понимала, что дочь богатого лавочника лучше других детей.
Временами она покачивалась взад и вперед, легонько пошлепывая куклу ладонью, давая всем понять, как трудно заставить спать свое непослушное дитя. Когда Цун За увидела, что на нее все смотрят, она чуть подпрыгнула, подтолкнув вверх куклу и, вобрав в себя живот, туже стянула одеяло. При этом она смотрела на ровесниц, будто жалуясь им: мол, столько хлопот доставляет ей эта непоседа, которая спать не хочет и ерзает без конца вверх и вниз.
