Карл Вурцбергер - Туманы сами не рассеиваются
Не успел Ульф и рта раскрыть, чтобы предупредить провокаторов, как двое из них бросили в фельдфебеля по камню, которые упали совсем близко от него.
Справа раздалось несколько выстрелов, затем автоматная очередь, после чего стало тихо. Хулиганы бросились наутек и как раз попали в руки западногерманских пограничников.
Кольхаз повернул голову и увидел, что Зимлер стоит во весь рост, держа автомат дулом вверх. «Значит, это он дал несколько предупредительных выстрелов в воздух», — мелькнула мысль.
А фельдфебель уже кричал провокаторам, что, если они немедленно не прекратят нарушать государственную границу, он примет все меры к ее защите, вплоть до применения оружия.
Предупреждение подействовало: многие из реваншистов, быстро допив пиво и закусив сосисками, начали покидать поляну. Жены тащили своих мужей подальше от границы. Западногерманские пограничники подошли к господину, видимо руководителю этого сборища, и стали объяснять ему, что так вести себя в пограничной полосе нельзя. Однако реваншист, кажется, не хотел их понимать.
Рэке не стал дожидаться конца спора и, повернувшись спиной к контрольно-следовой полосе, пошел на НП.
Кольхаз молча следовал за фельдфебелем, ругая про себя Зимлера за самовольную стрельбу в воздух, но в то же время понимал, что она охладила пыл реваншистов и провокаторов.
— Вы приказывали открывать огонь? — спросил фельдфебель у Кольхаза по дороге на НП.
— Нет. Я предупредил, чтобы никаких действий без моего приказа не предпринимали.
— Ясно. Подождем до полной разрядки обстановки на той стороне.
Недалеко от НП их поджидал обер-лейтенант Гартман.
— По чьему приказу солдат открыл огонь? — спросил обер-лейтенант, выслушав доклад Ульфа. — Мне кажется, это не вызывалось обстановкой. Вы разрешали стрелять?
— Нет, — ответил Ульф. — Разрешите мне сначала разобраться, а уж потом доложить вам.
— Разбирайтесь. Доложите мне после смены. Ясно?
— Так точно.
— Продолжайте выполнять задание!
Обер-лейтенант вместе с радистом удалился в направлении Ротхаузена.
Поляна, на которой состоялось сборище, почти полностью опустела. Машины отъезжали одна за другой. Пограничники землей засыпали остатки костра.
Вскоре по радио пограничникам был передан приказ вернуться на заставу.
— Ефрейтор Кольхаз, соберите отделение и везите его на заставу! — распорядился фельдфебель. — По прибытии в подразделение вместе с Зимлером и Кенигом явитесь ко мне!
В числе последних к месту сбора подошли Кениг и Зимлер. Кениг был растерян. Он спросил у Кольхаза:
— Теперь нам влетит, да? Все так быстро произошло, что я не успел и слова сказать.
— Выходит, и ты не давал ему разрешения стрелять?
— Конечно нет!
Он так неожиданно вскочил на ноги и начал палить в воздух.
— Так было? — спросил ефрейтор у Зимлера.
— Примерно так, — солдат еле заметно усмехнулся. — Вы же сами говорили, что нужно быть готовым к открытию огня.
— Да, но только по приказу!
— Тогда нужно было отдать этот приказ, я так полагаю, — упрямо стоял на своем Зимлер.
Последовал приказ садиться в машину. В пути все молчали.
Приехав на заставу, начали переодеваться. Кениг делал это быстро, зато Зимлер явно не спешил, аккуратно складывая полевое обмундирование.
— Поторапливайся, — сердито заметил ему Кениг. — Я из-за тебя не намерен опаздывать. — И он вышел из комнаты, сильно хлопнув дверью.
Зимлер ничего не ответил. Он не спеша причесался перед зеркалом, оправил обмундирование, а уж потом, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Этот Кениг всегда грубит.
— Сейчас он имеет право на такой тон, — ответил Кольхаз.
— Ты ошибаешься. Тон всегда должен быть одинаковым, вежливым. Об этом никогда не надо забывать. Я готов.
Когда они остались в комнате вдвоем, Зимлер подошел к Кольхазу и, дотронувшись до его рукава, спросил:
— Скажи, только откровенно, я здорово набедокурил? Неужели ты думаешь, что я стрелял от страха, даже не подумав?
— Я этого не знаю. Если бы это сделал Кениг, у которого язык и руки действуют быстрее, чем голова, а то ты…
— А что я?
— Ты в данной ситуации должен был больше думать, чем другие.
— Выходит, ты меня считаешь трусом?
— Нет, просто расчетливым.
— Расчетливым? Интересно, кто из нас подвергался опасности, фельдфебель или я?
Кольхаз направился к выходу, понимая, что этот разговор ни к чему хорошему не приведет. Однако тон Зимлера раздражал его.
— Время покажет, прав я или нет, — спокойно сказал Кольхаз.
Кениг присоединился к ним на лестнице.
Рэке сидел в кабинете командира взвода и с кем-то разговаривал по телефону. Окончив разговор, он пригласил их сесть и попросил высказать свое мнение о самовольной стрельбе Зимлера — сначала Кольхаза, затем Кенига, а уж потом — самого Зимлера.
Кольхаз ничего нового сказать, разумеется, не мог.
— Я строго предупреждал всех о том, что огонь никому без моего приказа не открывать. Товарищ Кениг может это подтвердить.
Кениг беспокойно ерзал на стуле, не зная, с чего начать.
— Так было дело? — не выдержав, обратился к нему Ульф.
— Точно так и было.
— А что делал парень с той стороны, за которым вы наблюдали?
— Он бежал прямо к заграждениям…
— И что же он там делал?
— Сказать точно я не могу, его плохо было видно из-за кустов.
— Он вступил на нашу территорию?
— Наверняка вступил, возле ручья… И тут Зимлер вдруг вскочил и пальнул в воздух. Я и рта раскрыть не успел…
— Докладывайте по-уставному! — поправил его фельдфебель.
— Я же ничего не мог поделать.
Немного подумав, Рэке сказал:
— Для пограничника существует неписаный закон: если на его участке совершаются одновременно два события, то старший наряда обязан взять на себя самое важное. В данном случае самым важным для вас была провокация, за ней вы и должны были наблюдать. Наблюдение за парнем вы должны были поручить Зимлеру. Почему вы не сделали этого?
— Сделал бы, если бы знал, что…
— Вы обязаны были это сделать, — голос Ульфа стал жестким.
— Это в той-то обстановке?!
— Ну, а теперь, товарищ Зимлер, объясните нам, почему, не получив приказа, вы открыли стрельбу?
— Потому что ваша жизнь была в опасности, — твердо произнес солдат. — Ваша и других товарищей, в том числе и товарища Кольхаза.
— Почему вы не дождались решения старшего наряда?
— Для этого не было времени.
— А вы были уверены, что иначе поступить было нельзя?
Зимлер усмехнулся:
— Я выстрелил в воздух в знак предупреждения. Результат сразу же сказался. Устав учит, что в случае нарушения государственной границы пограничник обязан воспрепятствовать этому вплоть до применения оружия. А в данном случае имело место нарушение границы. Помимо этого, устав учит проявлять личную инициативу. Вот я и проявил ее…
— Однако охрана государственной границы требует соблюдения строжайшей воинской дисциплины. Каждый солдат не может действовать, как ему заблагорассудится.
— Да, но…
— Без всяких «но». Приказ для нас — это закон, и никому не позволено нарушать его. Вам это ясно?
Зимлер хотел было возразить, но воздержался и спокойно сказал:
— Так точно. Я готов нести ответственность, только прошу вас не думать, что я стрелял для того, чтобы как-то выделиться.
— Я вас не понимаю. А кто такое утверждает?
— Я, — сказал Кольхаз.
Ульф посмотрел на часы и тихо сказал:
— Идите, товарищи, а вы, товарищ Кольхаз, останьтесь. Что с вами происходит? — спросил фельдфебель Кольхаза, когда Зимлер и Кениг ушли.
Рэке внимательно выслушал ефрейтора, а когда тот замолчал, проговорил:
— Значит, вы считаете, что он делал это с определенным расчетом. А у вас есть доказательства на этот счет?
— Никаких доказательств у меня нет, хотя я твердо убежден в этом…
— Эго не аргумент! — перебил его Ульф. — Мы не имеем права в таких вещах руководствоваться только чувствами. Хотите выслушать мое мнение? Ведь его стрельбу можно понять и как сигнал «Стой! Дальше ни шагу!».
— Да, конечно.
— А что, если он на самом деле был глубоко убежден в том, что он должен был выстрелить? А что, если он видел опасность, которой мы с вами не заметили?
— Возможно…
— Подведем итоги нашего разговора: Кениг, как старший дозора, допустил упущение, позволив подчиненному действовать по собственному усмотрению. Вам же придется извиниться перед Зимлером.
— Что вы сказали? — переспросил удивленно Кольхаз. — Вместо того чтобы наложить на него взыскание, я должен просить у него прощения!
— О взыскании здесь никто не говорит, — усмехнулся Ульф. — Попытайтесь выяснить причину поступка Зимлера.
