Карл Вурцбергер - Туманы сами не рассеиваются
Кольхаз кивнул.
— Нужно постараться понять человека, который со своей стороны должен тоже чувствовать это, ибо в противном случае можно получить противоположный результат.
— Я все уже перепробовал!
— Так уж и все? Ты с самого первого дня стал считать его эгоистом и карьеристом. Так дело не пойдет, мой дорогой. Абсолютно хороших или плохих людей на свете не бывает.
— Это я уже слышал…
— Подумай еще раз над тем, что я тебе сказал, — посоветовал ефрейтору Трау.
Кольхаз встал, одернул френч и сказал!
— Мне пора возвращаться в часть. Они простились у ворот дома Трау.
— Пишешь сейчас что-нибудь? — поинтересовался учитель, пожимая ефрейтору руку.
— Сейчас ничего не пишу: нет времени.
Трау немного задержал в своей руке руку Кольхаза и сказал:
— Время надо находить в любой обстановке.
24
После захода солнца постепенно стало темнеть. По дороге на заставу Кольхаз думал о своем разговоре с Гартманом и Трау и пришел к выводу, что оба они правы.
«Раз правы они, значит, не прав я сам», — решил он.
Увидев два движущихся огонька по дороге, Кольхаз остановился и поднял руку. Это был пограничный мотоцикл с коляской.
Кольхаз влез в коляску и, поблагодарив водителя, поудобнее уселся на сиденье. На заставу они приехали уже в темноте. Все спали. Не спал лишь один Поль: он что-то читал при свете маленькой лампочки.
Кольхаз подошел к нему, присел на край кровати и тихо прошептал:
— Я, кажется, прозрел, дружище. Теперь все пойдет как надо.
— Что, собственно, случилось? — спросил Поль.
— Как-нибудь объясню, — сказал Кольхаз, понимая, что сейчас ему вряд ли удастся рассказать о своих чувствах. — Попозже.
— Тогда ложись и спи, — посоветовал ему Поль.
— Сейчас я не смогу заснуть. Ну да ладно, до утра. — Взяв блокнот, который подарил ему Раудорн, Кольхаз вышел во двор. Ночь была свежей. Ефрейтор уселся на скамейке под столбом с фонарем и, открыв блокнот, стал что-то писать в нем. Написав несколько строчек, он остановился: мысли путались. Кольхаз встал и начал нервно ходить взад-вперед. Остановившись, он снова открыл блокнот на какой-то странице и прочел:
«Настоящее счастье отдельного человека должно сливаться со счастьем коллектива…»
Он начал торопливо писать в блокноте о том, как он понимает счастье. Слова сами ложились на бумагу. Кольхаз писал до тех пор, пока ночная прохлада не пробрала его сквозь обмундирование. Он встал и пошел к себе в комнату. Надев пижаму, он залез под одеяло и заснул сном праведника.
Утром, когда дневальный объявил подъем, никому не хотелось вставать. Кольхаз с трудом открыл глаза и, взглянув в окно, увидел, что все кругом затянуло густой пеленой тумана. Кениг, довернувшись на другой бок, жаловался на чересчур короткие ночи. И только один Зимлер бодро вскочил на ноги и начал одеваться.
Кольхаз бросил беглый взгляд на Поля, на почти одетого Зимлера и последовал его примеру.
— Одну минутку! — остановил он Зимлера, когда тот подошел к двери. — После завтрака всем собраться в комнате ровно в восемь.
Зимлер молча кивнул а Кениг испуганно воскликнул:
— В восемь уже собраться?! Тогда я должен завтракать прямо на ходу… А что, собственно, случилось?
— Одевайся поскорее, тогда и на завтрак времени хватит.
— Сначала я должен хорошенько потянуться, а то мне весь день будет как-то не по себе, — не успокаивался Кениг. Он встал и, поддав Дуке дружеского шлепка, крикнул: — Пошевеливайся, крестьянин! Бери пример с рабочего класса!
Кольхаз засмеялся.
— Смотрите, он снова смеется, а я-то уж думал, что он больше никогда и не засмеется!
— Перестань, дружище! — улыбнулся Кольхаз.
— Может, это смех висельника.
Придя в умывальник, Кольхаз специально встал к крану рядом с Зимлером, который обтирался до пояса холодной водой.
— Тебе не кажется, что мы с тобой ведем себя как дети? — спросил Кольхаз, обращаясь к Зимлеру.
— Не кажется, — Зимлер посмотрел ефрейтору прямо в глаза. — Мне не в чем упрекнуть себя!
— Нам нужно поговорить. В спокойной обстановке.
— Пожалуйста, я весь в твоем распоряжении.
«Я весь в твоем распоряжении…» — про себя повторил Кольхаз слова солдата. — Не хватает только, чтобы он прислал мне своих секундантов и предложил сразиться на дуэли на саблях или же на пистолетах».
— Так ровно в восемь в нашей комнате. — Кольхаз быстро умылся и вышел из туалетной комнаты раньше Зимлера.
Ровно в восемь Кольхаз вошел в комнату отделении. Все были в сборе: Кениг и Дуке стояли у окна, Зимлер прислонился к своему шкафчику, остальные сидели за столом.
— Садитесь, ребята. Это ненадолго. Я кое-что необдуманное совершил и обидел Ульриха, обвинив его в зазнайстве и эгоизме…
— А иначе его и характеризовать нельзя, — заметил Кениг.
Зимлер хотел было возмутиться, но Кольхаз жестом остановил его:
— Во-первых, я хотел бы, чтобы мне дали возможность сказать то, что я хочу, и, во-вторых, а это самое важное, я прошу извинения у Зимлера. Я был несправедлив к нему.
— Я не совершил никакого преступления, — буркнул недовольный Зимлер.
— Я прошу тебя простить меня.
— И ты думаешь, что этими несколькими словами можно все поправить?..
— А что он еще должен сказать? — перебил Зимлера Поль. — Не падать же ему перед тобой на колени! И не цапаться же нам попусту друг с другом, когда для этого нет никакой причины. Ты можешь предложить что-нибудь лучшее?
Зимлер хмуро молчал.
— Не разыгрывай из себя оскорбленного, — заметил Дуке, обращаясь к Зимлеру. — Перестань дуться!
Кольхаз встал и протянул Зимлеру руку:
— Давай свою руку! Ты был прав.
Зимлер неохотно пожал ефрейтору руку.
Поль догнал Кольхаза на лестнице и попросил:
— Обожди минутку! Ты здорово поступил, лучше и придумать нельзя!
* * *Извинившись, Кольхаз сразу же почувствовал, как с плеч у него словно гора свалилась. Работалось на удивление легко. После ужина он пошел в лес. Нашел удобное местечко под елью и, усевшись на пенек, начал сочинять стихи. Писалось легко, строчка за строчкой ложились на бумагу. Так родилось новое стихотворение.
В понедельник состоялось собрание отделения, на котором обсуждался инцидент со стрельбой.
Все собрались в кабинете у обер-лейтенанта Гартмана. Кольхаз волновался, так как не знал, что и как будут говорить товарищи.
— Товарищ Кольхаз, чего вы ждете? Открывайте собрание. Здесь вы хозяин, а мы с фельдфебелем у вас всего лишь гости, — сказал Гартман, видя, что Кольхаз мнется в нерешительности.
Кольхаз встал и коротко, по-деловому дал оценку неприятному инциденту, сказав в заключение о выводах, которые он сделал для себя лично.
— Сегодня мы последний раз говорим об этом случае, и я надеюсь, что в будущем у нас ничего подобного никогда не повторится. Что вы теперь нам скажете, товарищ Кениг?
Все взгляды скрестились на долговязом Кениге, который растерянно крутил пуговицу на френче.
— А чего говорить, и так все ясно… Я все прочувствовал, так что за меня можете не беспокоиться.
— А как вы намерены служить дальше?
— «Как», «как»… Все будет в порядке…
— В каком порядке? — спросил Кольхаз. — Старом порядке, или же ты выберешь себе новый путь?
— Что значит новый путь? — раздраженно спросил Кениг. — И вообще, что вы ко мне пристали, как будто во всем виноват я!
— Ты был в тот день старшим дозора или Зимлер? На последней нашей беседе я же просил тебя еще раз обо всем подумать. Сделали вы это? — Кольхаз говорил спокойно и твердо.
— Думал, и больше, чем нужно.
— Ну и?..
— Я уже сказал, больше такого не повторится…
Дуке поднял руку, прося дать ему слова.
— Я в отделении недавно, но я заметил, что Кениг порой делает из службы шутку. Иногда он ведет себя так, будто находится не в армии, а у себя дома. Мне ясно одно, что если он и дальше так себя вести будет, то он еще не раз подведет нас.
— Ну, так как же, товарищ Кениг? — не удержался от вопроса обер-лейтенант. — Может, Дуке прав, а?
— Товарищ обер-лейтенант, не могу я красиво, как некоторые, говорить. Я все время думал, что же мне делать нужно?
— А я вам скажу что, — голос у офицера был доброжелательный. — Вы должны стать хорошим пограничником… Ведите собрание дальше, товарищ Кольхаз.
Ефрейтор кивнул и предоставил слово Зимлеру.
Зимлер все время молча слушал выступления, временами качал головой и, казалось, порывался что-то сказать, но слова не просил.
— Я готов нести любое наказание за свой проступок, а впредь буду выполнять все распоряжения, которые мне будут отдавать, точно. Можете меня наказывать за нарушение приказа.
