Карл Вурцбергер - Туманы сами не рассеиваются
«…К нам на заставу прибыли новички. Среди них одни длинноногий и еще один парень, который пописывает стишки. Оба очень неразговорчивые, особенно второй. Вид у него такой, как будто наша служба не для него».
Кольхаз откинулся на спинку стула и засунул руки в карманы.
«Какая ерунда! — мелькнуло у него в голове. — Видите ли, эта служба не для меня! Интересно, что он дальше обо мне пишет?»
«…Сам Рэке никак еще не найдет ключик к этому солдату. С нами Кольхаз вообще почти не разговаривает. Старается уединиться, строя из себя обиженного. Кажется, что он вовсе и не наш солдат. Неизвестно, как лучше подойти к такому человеку…»
«Ну это уж чересчур, — подумал про себя Кольхаз. — Как только можно так быстро судить о человеке, не зная истинной причины?»
Кольхаз встал, отошел к окну, где его и застал Рэке, который приказал собираться и идти проверять посты.
Когда они вошли в лес, фельдфебель вдруг остановился и прошептал:
— Наблюдайте за мной, чтобы мы с вами действовали одинаково. И запомните следующих два правила: во-первых, никогда и никто не должен приближаться к часовому, чтобы тот не заметил этого, и, во-вторых, проверяя посты, вы ни в коем случае не должны раскрывать расположение пограничного поста.
Кольхаз молча кивнул, и они пошли дальше. Постепенно глаза привыкли к темноте. Проверили несколько постов и подошли, к месту, где расположились Поль и Зимлер. Шли бесшумно, однако Поль все равно заметил их, а когда они подошли ближе, он потребовал назвать пароль.
Кольхаз тихо назвал его и через секунду уже лежал за кустом рядом с Полем.
— На той стороне идут какие-то приготовления, — тихо зашептал Поль. — По опушке леса взад-вперед снуют пограничники. Машину они оставили далеко от границы. Вот только никак не пойму, что они затевают.
Кольхаз приложил к глазам бинокль и хотел было понаблюдать, как вдруг блеснула яркая вспышка, а затем над его головой раздался негромкий хлопок.
— Они запустили на нашу сторону ракету с листовками, — шепнул Ульф солдатам. — Пригните головы к земле и не шевелитесь!
Кольхаз, ослепленный яркой вспышкой, распластался на земле, а Ульф в это время уже докладывал на заставу по телефону о происшедшем инциденте.
Спустя минуту с той стороны были запущены еще две ракеты, которые взорвались в глубине и на большой высоте. Затем наступила недолгая тишина: ее нарушил шум машины, удалявшейся от границы.
— Продолжайте вести наблюдение! — приказал Ульф Полю. — Листовки соберут другие, а мы пошли дальше.
Ульф подобрал одну листовку, которая застряла в ветках кустарника. Прикрыв фонарик плащ-палаткой, он осветил написанное.
— Старая песня! — шепнул он Кольхазу и, сложив листок, сунул его в карман.
Пробираясь через густой кустарник, они вышли на окраину леса. Краешек неба начал постепенно алеть. В низинах висели белые хлопья тумана.
Проверяя один пост за другим, они вышли на правый фланг участка. Неожиданно Ульф остановился и знаком приказал Кольхазу сделать то же. Показал рукой на ствол дерева, на котором ножом были вырезаны две крупные буквы: «П» и «Б».
Кольхаз рукой ощупал кору дерева в месте надреза: надрез был свежим.
«Петер Брунер, — мелькнула у Кольхаза мысль. — А ведь Петер как раз и стоит здесь с Кенигом».
Рэке про себя чертыхнулся, «Вот и получается, с той стороны границы запускают ракеты с агитками, а пограничники, вместо того чтобы смотреть в оба, вырезают на деревьях свои инициалы».
— Сегодня же после смены поговорите с Брунером в присутствии Кенига, а в два часа постройте все отделение. Мы не имеем права мириться с такими нарушениями.
Кениг и Брунер лежали в укрытии на опушке леса. Увидев Рэке, Кениг спокойно доложил о том, что никаких происшествий на их участке не произошло. Ульф сказал ему о том, что на соседние участки с той стороны заброшены пропагандистские листовки и потому необходимо усилить бдительность.
Брунер лежал в окопе и молчал. Кольхаз смотрел на обоих солдат, а сам думал о том, как он днем должен разговаривать с ними.
Когда Рэке и Кольхаз вышли на каштановую аллею, из-за горизонта показалось солнце.
Они молчали до самой заставы. Не доходя до КПП, Кольхаз вдруг почувствовал сильную усталость и желание поскорее очутиться в кровати и заснуть.
21
Брунер с самого начала не пытался отрицать своего проступка. Покраснев как рак, он ерзал на скамейке и своей откровенностью полностью обезоружил Кольхаза, который растерялся и не знал, что же ему в этом случае делать.
— Так вести себя нельзя, — наконец сказал Кольхаз. — Ты же не в том возрасте, когда тешат себя тем, что вырезают свои инициалы на деревьях, тем более если ты находишься на службе. А что тебе сказал на это Кениг?
— Посмеялся, и все. Он сам рассказывал, как однажды, провожая домой девушку, вырезал у нее на двери сердце со стрелой и инициалами…
Кольхаз с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться.
— Хорошо, хватит об этом, — и обратился к Брунеру: — Ты до армии работал в кооперативе, да?
— Я там, можно сказать, вырос. Я, как и мои родители, вырос среди лошадей. Мне очень часто приходилось бывать в конюшне.
— И что ты там делал?
— Ухаживал за лошадьми, кормил их. Ездил верхом. Это такое удовольствие! С лошадью можно разговаривать, как с человеком.
— Я слышал, лошади умеют привязываться к человеку.
— Еще как! Стоит только одну из них лишний раз погладить, дать кусочек сахару, а другой не дать, как последняя на тебя тут же обидится. Лошади очень чутко чувствуют отношение к ним человека. Их не обманешь. Если ты не любишь этих животных, то лучше и не подходи к ним близко.
— У тебя есть девушка?
— Есть. Только она не разбирается в лошадях и не любит, когда от меня пахнет конюшней. Она говорит: «Или я, или твои лошади…» — Брунер замолчал.
— Хорошо. Об этом мы еще поговорим, — сказал Кольхаз, — а сейчас позови ко мне Кенига.
Брунер кивнул. Помедлив, он спросил:
— А что теперь будет?
«Что теперь будет?» Этот вопрос натолкнул Кольхаза на мысль, что мало только поговорить об инциденте, нужно еще принять какое-то решение.
— Сейчас я пока еще не могу сказать. Разумеется, голову тебе никто отрывать не собирается. Но прежде чем принять решение в отношении тебя, я должен поговорить с Кенигом и с фельдфебелем.
Вскоре после ухода Брунера в комнату быстрыми шагами вошел Кениг.
— Вы вызвали меня из-за дерева? — спросил он. — Я сразу сказал, что ему следовало бы выбрать другое место, другое дерево. А ты вырезал на том, которое видят десятки детей. Заметил я это слишком поздно. Но честно вам скажу, когда он этим занимался, я очень внимательно следил за местностью.
— И после этого ты рассказал ему о том, как ты сам когда-то баловался подобными вещами, вырезая сердце на двери дома знакомой девушки?
— Да, а что?
— Вместо того чтобы как следует отругать его за проступок, совершенный во время исполнения служебных обязанностей, ты еще больше разжигаешь его аппетит.
— Кто из нас не прошел через это! Ты, наверное, тоже!
— Нехорошо давать ошибкам других неверное толкование…
— Подожди! — остановил его Кениг. — Ты думаешь, если ты сейчас исполняешь обязанности командира отделения, то тебе можно читать нам нотации?
— Я охотно не делал бы этого, если бы ты понял, что Брунера нужно было вовремя остановить, а то он, чего доброго, может подумать, что он ничего страшного не совершил.
— Ты, конечно, прав, — согласился с Кольхазом Кениг, — но так скучно сидеть в засаде восемь часов подряд, особенно тогда, когда на участке не происходит ничего особенного…
— Надеюсь, что в будущем ты не допустишь подобного на своем посту, а я постараюсь получше проверять вас.
— Согласен. А что говорит об этом наш фельдфебель?
— Я с ним еще не разговаривал. Однако важнее всего, как мы сами оцениваем этот инцидент. Сейчас я иду к фельдфебелю, а через полчаса встретимся в клубе.
— Хорошо.
Когда Кольхаз рассказал Ульфу о случившемся, тот, внимательно выслушав, спросил:
— И что же вы предлагаете?
— Хочу, чтобы вы сами наказали Брунера, а то мне как-то неудобно.
— О каком наказании вы говорите? Вы обязаны как-то отреагировать на проступок, и я вовсе не собираюсь лишать вас этого права.
— Как хотите!
— А следуя вашему примеру, я должен доложить об этом случае начальнику заставы, чтобы он лично принял меры, тот в свою очередь доложит об этом дальше, и так далее, пока не дойдет до министра обороны, которому и придется лично наказывать Брунера… Довольно об этом. Так что вы намерены делать?
— Я не знаю…
22
Две недели прошли незаметно. Кольхаз с головой ушел в работу. Новички постепенно прижились в отделении. Зимлер вновь обрел уверенность и присоединился к Кенигу. Брунер и Дуке сдружились со «старичками».
