Ракипов - По следам героев
Транспортники уходят в сторону «котла». Гаяз заёрзал в кузове штабной машины: «Неужели прорвутся?» Но тут вступили в дело наши зенитные батареи. Артиллеристы оказались молодцами: Гаяз ещё никогда не видел такой точности и слаженности действий. Не прошло и минуты, как прямо в воздухе загорелся один из самолётов и, оставляя за собой шлейф чёрного дыма, устремился к земле. За ним — второй, третий. Видя такой оборот, остальные поспешно побросали свой груз где попало и повернули обратно.
Гаяз в восторге двинул Ценина локтем в бок. Тот сидел рядом и тоже с азартом наблюдал за происходящим в воздухе.
— Видал, как сработано! Вот тебе и хвалёный геринговский авиамост! Растрепался жирный боров на весь мир: «Мои лётчики обеспечат армию Паулюса всем необходимым!» Небось, Гитлер сейчас вставляет ему фитиля, а? Как ты думаешь?
Что думает по этому поводу ротный, Рамаев не узнал. Машина въехала в деревню Бекетовку, где располагался штаб полка, и остановилась. Все попрыгали на землю.
На случай налёта вражеских самолётов, совещание было решено провести в крытом току, почти по самую крышу занесённом снегом и незаметном с воздуха. Вдоль стен расставили длинные лавки, наскоро сбитые из неструганных досок, соорудили даже нечто подобное трибуне и столу для президиума. Всё чин по чину. Рамаеву обстановка понравилась. Снаружи воет злой сухой ветер, а тут тепло и даже уютно.
Командир полка Урбан, человек неопределённой национальности, но очень представительной внешности — жгучий брюнет с густыми красивыми бровями, с правильными чертами лица, которое разве что портил лишь чуть крупноватый нос с горбинкой — начал совещание с характеристики положения на их участке фронта. Затем перешёл к разбору действий командиров батальонов и даже некоторых рот. Кого-то хвалил, кого-то порицал, подкрепляя свои слова фактами из жизни полка. Очень хорошо говорил о том, какое значение имеет в боевых условиях личный пример командира, его авторитет в глазах бойцов.
Гаязу понравилась речь командира полка, он слушал её внимательно даже невольно подался вперёд, чтобы не пропустить ни слова. То, о чём говорил командир, целиком совпадало с мыслями самого Гаяза. Да, встречаясь с врагом с глазу на глаз, ты должен чувствовать своё моральное превосходство над ним, ни на минуту не забывать, за что бьёшься смертным боем, должен верить в победу и эту веру вселять в подчинённых.
После командира полка на трибуну поднялся начальник штаба. Он тоже с чувством говорил о высоком долге, подвиге — короче, давал понять, что скоро начнутся нешуточные дела.
Затем опять поднялся командир. Началась церемония вручения наград. Кажется, прозвучала фамилия Гаяза? Или ему послышалось?
Ценин толкнул его плечом.
— Да иди скорей, чего сидишь? Тебя же вызывают!
Гаяз поднялся и, чувствуя, что краснеет, направился к столу. Стараясь скрыть охватившее его смятение, вытянулся по стойке смирно перед командиром полка. Капитан Урбан вручил ему орден Красной Звезды, поздравил с высокой наградой и пожелал новых боевых успехов.
Лейтенант Рамаев получил награду за мужество и умелые действия в боях при обороне Сталинграда. Первый орден… Гаяз слышал от старших товарищей, что он, этот первый орден, самый дорогой, его помнишь как первую любовь, первую зарплату, первую атаку под проливным огнём. Во всяком случае, Гаяз никогда не забудет, за что и где вручили ему первую, награду. Разве можно забыть такое — Сталинград!
…Город ходит ходуном от взрывов бомб, снарядов, мин, в воздухе дым пожарищ, клубы пыли, кирпичной крошки. Горят, рушатся жилые дома, дворцы культуры, заводы. Фашистам удаётся поджечь нефтяные баки. Горящая нефть разливается по земле, реке. Беснующийся огонь пожирает всё, что попадается на пути, оставляя за собой обугленные искорёженные останки, горит сама Волга!
Осатаневший враг прёт и прёт на город, штурм следует за штурмом. Немцы не считаются ни с какими потерями. Таков приказ Гитлера.
18 октября 1942 года фашисты вышли к тракторному заводу. На узкой полосе им удалось прорваться к Волге и отрезать северную группу защитников города от остальных сил. Это осложнило положение, но Сталинград продолжал сражаться: ожесточённая борьба велась за каждую улицу, за каждый дом, цех, стену, просто метр земли.
Из уст в уста передавались похожие скорее на легенду рассказы о беспримерной стойкости защитников четырёхэтажного дома на площади 9 января. Вначале фашистам удалось овладеть этим домом. Но в ночь на 27 сентября группа бойцов под командованием сержанта Павлова ворвалась в него, вышибла гитлеровцев и свыше пятидесяти дней отбивала бесчисленные атаки. Фашисты обрушили на дом лавину бомб, мин, снарядов, но не смогли преодолеть стойкости его защитников. Дом так и остался неприступным.
До конца дней будет помнить Гаяз подвиг младшего лейтенанта Калашникова и старшего сержанта Хвостанцева.
Взвод Калашникова удерживал участок по соседству с клочком земли, за который отчаянно цеплялся со своими бойцами Рамаев. Немцы начали с массированного миномётного обстрела и повторяли его методично в течение нескольких часов. Казалось, ему не будет конца. Потом пошли в атаку. Калашников встретил их огнём из автоматов и пулемётов. Ряды гитлеровцев смешались, десятки попадали на землю, остальные поспешно отступили.
На рассвете фашисты поднялись ещё в одну атаку. На этот раз значительно большими силами. Закипел бой.
Всё меньше и меньше оставалось советских воинов. И вот их всего одиннадцать. В эту минуту Калашников сказал своим боевым товарищам:
— Помните, друзья, мы сражаемся в Сталинграде! Мы — сталинградцы!
Взвод выстоял, враг повернул обратно.
Гитлеровцы бросили на неприступный участок десятки самолётов. Их смертоносный груз буквально переворачивал землю. Казалось, в окопах на перекрёстке двух улиц не осталось ничего живого. Но когда враг предпринял третью атаку, опять натолкнулся на неприступный заслон. Оставив на поле боя убитых и раненых, он был вынужден отступить.
И опять содрогнулась земля, опять участок Калашникова окутался дымом и пылью. Это ударила немецкая артиллерия. Сколько продолжался ураганный обстрел, Гаяз сейчас не может сказать: его взвод тоже не сидел сложа руки. Уверенные, что защитники перекрёстка не могли выжить в таком огне, гитлеровцы пошли в атаку не таясь — нахально, во весь рост. Из развалин, из груд кирпича и щебня вновь ударили автоматы, полетели гранаты. Враг и на этот раз получил по зубам.
Ребята Калашникова, все до единого раненые, покинули поле боя непобеждёнными: ночью их сменило другое подразделение. Отправляясь в тыл и оставляя политым кровью кусок сталинградской земли, герои наказывали своей смене: «Братцы, мы не пропустили врага. Стойте и вы насмерть!»
Следующий день выдался не менее жарким. На этот раз Рамаева удивил старший сержант Хвостанцев. Едва наступило утро, на улице, где в развалинах одного из домов находился старший сержант, показались немецкие танки. Они шли друг за другом. Шесть штук! Что сделает им тонкоствольная, будто игрушечная, сорокопятка Хвостанцева? Однако у умелого хозяина и она может здорово кусаться. Двумя снарядами Хвостанцев поджёг головную машину. Когда с ней поравнялся второй танк, он хладнокровно расстрелял и его. Через несколько минут горел третий танк. Обычно в таких случаях немецкие танкисты спешно поворачивали назад, но на этот раз остававшиеся невредимыми танки, наугад стреляя из пушек и пулемётов, продолжали упрямо ползти вперёд. У Хвостанцева кончились снаряды. Тогда он схватил противотанковое ружьё. И вскоре окуталась чёрным дымом ещё одна бронированная машина. Вышли и патроны. А танки шли и шли…
Всё это происходило на глазах Рамаева. Подозвав двух бойцов, он показал рукой в ту сторону, где происходил неравный бой. Под градом пуль бойцы, схватив противотанковые гранаты, короткими перебежками поспешили на помощь отважному артиллеристу. Однако у Хвостанцева, оказывается, такие гостинцы были. Выждав время, он первой же гранатой перебил гусеницу пятому танку. Яростно скрежеща о камни мостовой, танк завертелся на месте. Хвостанцев был уже несколько раз ранен, истекал кровью. Но оставался ещё один танк, который, грохоча, шёл вперёд. Герой заставил себя подняться. В разодранной гимнастёрке, с лицом, залитым кровью, он ждал в проёме окна приближения последнего танка. Силы покидали Хвостанцева, и он решил действовать наверняка. Вот он танк, в нескольких шагах. Танкисты не видят его, они строчат из пулемёта, добивая давно уже выведенную из строя пушку. Хвостанцев, прижав гранату к груди, бросился под гусеницы…
Гаяз медленно стянул с головы каску. Потрясённый геройской гибелью артиллериста, он на какое-то время отрешился от всего окружающего. Но война быстро напомнила ему о себе громким возгласом: «Воздух!»
