Александр Воинов - Отважные

Ребята любили Геннадия Андреевича и верили ему, но он оставался для них учителем, а молодой партизан Федор Куликов сразу стал их товарищем. Он держался с ними как равный. Человек он был храбрый и находчивый. Когда они ехали к станции, конь, на котором сидел Коля, оступился, метнулся к тропинке в сторону и угодил по живот в трясину. Коля очень испугался, схватился обеими руками за гриву, не зная, что ему делать. Федор быстро соскочил со своего коня, острой лопаткой, которая у него висела на поясе, срубил несколько тонких деревьев и сбросил их под ноги коню, который бил копытами, тщетно пытаясь найти опору. И эта быстрая помощь Феди спасла и коня, и, может быть, самого Колю. Подмяв под себя деревья, конь выбрался на тропинку.

С тех пор Коля крепко привязался к своему спасителю.

Ребят привлекали в Федоре Куликове сила, постоянная готовность идти туда, куда ему прикажут. Нравилось им и то, как он ходил — быстро и легко, покуривая самокрутку, как с готовностью брался за самые трудные дела и никогда не унывал.

Феде Куликову недавно исполнилось двадцать лет. В Белгороде у него остались двое младших братишек, о судьбе которых он ничего не знал. Отец его пропал без вести, а мать погибла от шальной пули, когда полицаи на улице, завидев какого-то человека, вдруг открыли по нему стрельбу. Всю неистраченную нежность, которую носил в своем сердце Федя, он обратил на Колю и Витю. Они тоже потеряли всех близких и остались совсем одни.

После того как стало известно, что мальчики включены в группу, которая отправится на поиски хлеба, Федор раздобыл два трофейных автомата и стал обучать ребят стрельбе. Когда Коля нажал на спусковой крючок и автомат затрясся в его руках, словно в припадке страшной ярости, выпуская одну пулю за другой в старый, почерневший пень, он вздрогнул от неожиданности. Коля много раз видел, как стреляют другие, но сейчас пережил новое, острое ощущение. Тяжелый автомат, широкий ремень которого резал ему плечо, послушно выполнял его волю. Витя тоже стрелял, но это на него не произвело столь сильного впечатления; может быть, потому, что стрелял он вдаль и не видел, куда летят его пули.

Отряд выступал в полдень.

Четырнадцать партизан, вооруженных автоматами и винтовками, два связных и командир группы. Всего семнадцать человек. Позади них стояла подвода, на которой находился ездовой. Геннадий Андреевич, затянутый в ремни, держал в руках автомат. Перед самым выходом, когда отряд выстроился перед штабным блиндажом, вдруг прибежала Мая и сунула Коле и Вите пакеты с бинтами.

— Счастливого возвращения!.. — шепнула она.

Колесник произнес небольшую напутственную речь и крепко пожал руку Геннадию Андреевичу. Осевшим от волнения голосом Геннадий Андреевич скомандовал: «Напра-во!.. Шагом марш!» — и отряд тронулся.

Из лагеря вышли строем, а затем, когда вступили на лесную тропинку, пошли гуськом, в затылок друг другу. Небольшая группа, из трех человек, шла впереди, старшим в ней Геннадий Андреевич назначил Федю. В случае внезапного столкновения с противником это боевое охранение примет на себя первый удар.

Мальчики шли вместе с основной группой. Геннадий Андреевич в глубине души был недоволен тем, что ребята идут с ними. Вполне можно было обойтись без их участия. Одно задание выполнили, и хватит. Не к чему вводить это в систему. Он решил по возвращении поговорить об этом с Колесником.

Отряду предстояло пересечь шоссе, которое усиленно охранялось. Днем и ночью там курсировали автомашины с солдатами, бронетранспортеры и даже броневики. Часто фашисты открывали по лесу огонь, чтобы припугнуть партизан, если они где-нибудь поблизости.

Коля и Витя устали, но старались не показывать виду. Они даже ни разу не взглянули в сторону телеги, на которой, привычно зажав вожжи между коленами, покуривал ездовой.

Время от времени колеса телеги увязали в болотной грязи, и тогда все спешили на помощь лошадям.

Коля поотстал и нарочно пропустил Витю вперед. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь заметил, как им трудно. Оставь Витю без присмотра, неизвестно, что из этого получится: вдруг еще захнычет.

Но Витя, словно чувствуя Колино недоверие, старался шагать бодро, крепко прижимая к груди свой автомат.

Солнце поднялось над лесом. Его по-осеннему холодные лучи падали на оголенные ветви деревьев. На тополях и березах листья уже опали, и только темная зелень елей не пострадала от холода. В приготовившемся к зимнему покою лесе было свое очарование.

Вскоре болото кончилось, двигаться стало легче. Коля по-прежнему шел позади Вити. Витя волочил ноги и часто спотыкался. Его круглое лицо покрылось потом, он то и дело оглядывался на Колю, как бы ища у него поддержки.

— Давай понесу твой автомат, — тихо предложил Коля.

Но Витя уже знал строгий закон войны.

— Разве оружие отдают! — сказал он сердито и упорно зашагал вперед.

— Эй, ребята! — крикнул ездовой Егоров. — Садись, подвезу!

Партизаны засмеялись:

— Садитесь, ребята! А то ему поговорить не с кем.

Витя нерешительно взглянул на Колю, схватился за телегу и неловко перевалился через край. За ним вскочил в телегу и Коля. Он бы мог еще идти, но не хотел, чтобы Витя чувствовал себя слабее.

— Ну, орлы, все про вас говорят, что вы храбрые ребята, — сказал ездовой Егоров, который славился тем, что у него ни на минуту не переставал работать язык. — Что касается меня, то я только храбрых и уважаю. Трусам у нас делать нечего. Трус, ребята, — это первейший негодяй. Был у нас на заводе кладовщик Митряев. Он вместе со мной работал… Такие речи любил вызванивать! Первейший оратор!.. Его и в завком выбирали, и чуть конференция — делегатом… А началась война, где сейчас этот оратор? Где, вы думаете? В полицаях служит! Шкуру свою спасает… Придет время, уж я до него доберусь… — Он хлестнул пристяжную лошадь, которая вдруг потащила влево. — Но… но… не балуй!..

Поскрипывали колеса. Телега медленно покачивалась на неровностях дороги, и было в этом что-то мирное. Если бы не автоматы, можно было бы представить себе, что это крестьяне возвращаются по домам после трудового дня.

Вдруг издалека донеслась команда Геннадия Андреевича:

— Сто-ой!..

Партизаны приостановились. Егоров натянул вожжи,

— Тпр-р-ру!.. Приехали! Чего там? — закричал он кому-то впереди.

— Шоссе! — ответил приглушенный голос.

— Ну вот, уперлись! — пробурчал недовольным голосом Егоров. — Теперь полдня будут решать, как полтора шага сделать. С ходу надо! С ходу! Рвануть, и все.

Он слез и с недовольным видом ходил вокруг телеги. Ребята невольно с ним согласились.

— Дождемся, пока сюда полицаи придут, — поддакнул Коля.

— И дождемся! — Егоров сплюнул от досады. — При таком командире!..

— Ну, Геннадия Андреевича ты не трогай, — вдруг серьезно, по-взрослому сказал Коля.

— А какой он такой особенный, что его трогать нельзя? — Егоров подошел к телеге. — Нечего мне рот затыкать! Ты еще передо мной щенок!..

Коля обиделся:

— А я с тобой, дураком, и говорить не хочу! — сказал он и спрыгнул с телеги. — Пойдем, Витя!..

— Эй, вы! — крикнул Егоров им вдогонку. — К телеге теперь не подходите, не повезу!..

— Ну и не вези! — оглянулся Витя и показал ему язык.

Геннадий Андреевич и Федя притаились в кустах невдалеке от шоссе. По шоссе то и дело проезжали машины, одни из них были с грузом, другие везли солдат, каждые пять — десять минут на мотоциклах проскакивали вооруженные пулеметами эсэсовцы.

— Да, дело трудное! — проговорил Геннадий Андреевич, проводив настороженным взглядом двух мотоциклистов в стальных касках.

Как только они скрылись за поворотом дороги, оттуда с ходу выскочила встречная машина с солдатами.

— Придется, Федя, ждать ночи.

За эти несколько часов Геннадий Андреевич убедился в том, что молодой партизан опытен и осторожен; он свыкся с партизанской жизнью, и лес для него стал привычной стихией. Если бы он сейчас отвечал сам за себя, то гитлеровцы наверняка недосчитались бы нескольких мотоциклистов, но он понимал, что главное — это выполнить задание: любыми путями достать хлеб. Он не может и не должен рисковать.

— Сидеть, конечно, здесь можно и до ночи, — сказал Федя, внимательным взглядом разведчика окидывая дорогу, — только когда же мы доберемся до хлеба? К утру, не раньше. А там опять придется отсиживаться дотемна. Не войдешь же в деревню засветло. Потеряем целые сутки!..

— Что ты предлагаешь?..

— Давайте разделимся на две группы и перескочим дорогу в двух местах. Если одну группу заметят, она примет бой, а другая пойдет дальше.

— Бросить товарищей? — нахмурился Геннадий Андреевич.

— Зачем же бросать? Группа отойдет в лес — гитлеровцы туда боятся нос сунуть — и кружным путем пойдет на соединение…