Владимир Першанин - Не промахнись, снайпер!
Привык я и к соседству мертвых, хотя с наступлением тепла вонь стояла невыносимая. Так прошли недели три. Счет уничтоженных врагов вел заново, правда, здесь не требовали многочисленных подтверждений. Морозов верил на слово. Когда счет перевалил за десяток, о существовании в полку снайперов узнал начштаба и даже вызвал меня на беседу. Сказал, что снайперское движение приветствуется командованием, и предложил обучить несколько стрелков. Я согласился, потому что мы с Вагановым на позициях батальона уже примелькались. Правда, в целесообразности такой учебы сомневался. Роты были крепко прорежены во время зимнего наступления, людей не хватало, снайперские винтовки отсутствовали. Кроме того, я знал, что командиры не отдадут опытных бойцов, а учить новобранцев дело долгое и вряд ли выполнимое в условиях нестабильности фронта.
Вопрос об учебе как-то быстро сошел на нет. У начальника штаба имелось много других дел, и, кроме того, прибыли два снайпера, окончившие специальную школу Подготовили приказ о формировании снайперского отделения, но сразу возник вопрос, кому его возглавлять. Один из вновь прибывших, Олег Будько, имел, как и я, звание старшего сержанта, немного воевал. По его словам, имел на счету пять или шесть уничтоженных немцев.
Будько оказался парнем честолюбивым. Заявил, что подчиняться мне не намерен. Воинские звания у нас равные, он шесть месяцев учился, ну а я вроде недоучка. В снайперском деле вопросы подчинения носят второстепенный характер. Это не пехотный взвод, которым надо командовать. Мы ведем охоту поодиночке или парами. Конечно, хорошо, когда имеется опытный наставник вроде Ангары, но раз его нет, то и подминать друг друга ни к чему.
Командиром отделения все же назначили меня. Я поговорил с Будько. Видя, что он болезненно переживает мое назначение, пообещал не влезать в его дела, а лишь вести карточки снайперского учета. Учет он тоже хотел вести сам, но пришлось подчиниться. Старший сержант был неплохим парнем, но ему не давала покоя слава наших знаменитых снайперов. Успешно закончив школу, имевший до войны спортивный разряд по стрельбе, Будько был уверен в себе и рвался побыстрее увеличить счет. К сожалению, нормального разговора с Олегом не получилось. Когда я напомнил об осторожности и сообщил о потерях нашего отделения на Дону, он воспринял это по-своему.
— Не надо пугать! Я тоже повоевал, не новичок.
Где и как он воевал, Будько не рассказывал. Судя по его поведению, фронта он еще толком не нюхал. Я не хотел обострять отношения лишними вопросами. Понял, что любые слова будут бесполезны. Лишь попросил его:
— Не лезь на рожон. Не себя, так напарника побереги.
— Отсиживаться не собираюсь. Нас не этому в школе учили.
Откровенно говоря, было любопытно узнать, чему учат полгода будущих снайперов, однако даже простого разговора не получилось. Олег отвечал односложно и всячески искал в вопросах подвох.
После создания отделения мой статус несколько повысился. Мы как бы подчинялись штабу полка, расширялась зона охоты, и комбат Морозов не дергал нас с Вагановым по каждому пустяку. Уже месяц мы действовали более-менее благополучно, увеличивая счет уничтоженных фрицев. Хотя ситуации возникали всякие. Однажды нас крепко прижали. На участке первого батальона сняли с Вагановым немецкого офицера-наблюдателя. От щели для укрытия нас отсекли пулеметным огнем, пришлось отползти в ложбину, где на склоне имелись старые, наполовину замытые талой водой окопы.
В ложбину полетели мины. Окоп, куда спрятались, оказался глубиной меньше метра — никудышная защита. Направленный минометный обстрел, такая штука, что хоть лежи, хоть ползи, шансов спастись немного. Когда мины стали взрываться поблизости, я понял, что вскоре не одна, так другая влетит в наше слабенькое укрытие. Даже если рванет в метре или двух, рыхлая земля не спасет. Вели непрерывно огонь 80-миллиметровые «самовары». Когда ахнули очередные два взрыва, мы бросились убегать. Выскочили из зоны обстрела, но ложбина закончилась, и пришлось залечь в траве. Поползли к сгоревшему Т-34. Спасай, родной!
Не от хорошей жизни забрались под танк. Я знал, что это укрытие немцы стороной не обойдут. Так и получилось. Минами двадцать семь тонн металла не возьмешь. Чтобы добить русских снайперов, пустили в ход гаубицы «стопятки». После нескольких близких попаданий у Сани потекла кровь из носа, а я оглох. Потом ударило по корпусу, но показалось, что шарахнуло прямо по голове. Пудовые фугасы забросали танк землей, вырыв вокруг огромные воронки. Прямое попадание исковеркало и сдвинуло башню. Я уже потерял всякую надежду выбраться живым, но открыла огонь наша артиллерия. Немецкие гаубицы замолчали.
Из-под танка выбрались едва живые. Ползли в сумерках и буквально свалились в траншею. Оба были контужены, ничего не слышали. Отправили в полковой санитарный пункт, где отлежали пять или шесть дней. Шел непрерывный дождь, палатка кое-где подтекала, а мы с Саней Вагановым отсыпались. Если бы еще нормальная кормежка!
Раненых, конечно, старались кормить получше, но из-за распутицы подвоз продовольствия и боеприпасов был ограничен. Та же жидкая каша и пшенный суп. Правда, утром получали по кружке какао со сгущенным молоком. Неожиданно нас навестил Будько с напарником. Принесли «привет» от комбата Морозова в виде фляжки разбавленного спирта и банки тушенки. Выпили, поговорили. Олег сообщил, что имеет на счету четырех новых уничтоженных немцев, и попросил приплюсовать их к трем, уже занесенным в карточку учета.
— Или самому занести? Ты, Федор, здесь долго лежать будешь?
— Как дождь кончится, — отшутился я.
— Может, вас в санбат переведут? Там и лечение получше.
В медсанбат меня и Ваганова пытались направить еще в первый день, но оба отказались. Старший врач полка неплохо знал свое дело, по его словам, мы нуждались больше в отдыхе, чем в лечении. В санбате же были незнакомые люди. Кроме того, я нагляделся на контуженых. Это была лазейка для тех, кто хотел подольше откосить от передовой. В лазарете тоже имелся один такой мудрец. Снаряд разорвался где-то в стороне, он, притворившись, отлежал несколько дней с нами, а затем добился отправки в санбат.
Я понял, что Будько прощупывает мое настроение и торопится стать главным снайпером полка. Конечно, такой должности не существовало, но его активность наверняка заметило командование, а значит, пока я лечусь, есть шансы оттеснить меня в сторону. К честолюбивым задумкам коллеги отнесся с пониманием:
— Бери, заполняй карточки. У тебя, может, не четыре, а уже пять или семь фрицев прибавилось. Не стесняйся, записывай всех.
— Ты что, мне не веришь? — напыжился Олег.
— Тебе какая разница, верю или нет. Не такой большой я начальник. Ты сам опытный, хватаешься за дело цепко.
— Это точно, — подтвердил Саня Ваганов. — Вести счет научился.
Будько сделал вид, что не уловил подковырок, хотя над его честолюбием откровенно посмеивался и собственный напарник. Такой же выпускник снайперской школы, только не получивший сержантских лычек. А мне погоны пока не достались. Носил в петлицах старые медные угольники.
Через несколько дней нас выписали. Закончилось лечение, прекратился дождь, а комбат Морозов намекнул, что скоро будем наступать.
В батальоны прибыло пополнение. Роты укомплектовали почти до полного состава. Однако новички обучены были слабо. «Необкатанные», как сказал бы мой прежний командир батальона Ефимцев. Совсем молодые ребята, почти мальчишки, с тонкими, как у цыплят, шеями и болтающимися обмотками. Вели себя непредсказуемо. То дружно бросались на дно траншеи, когда снаряды рвались далеко в стороне, то с любопытством тянули головы, вглядываясь в немецкие окопы. Василий Иванович, комроты-4, рассказывал:
— Ребята хорошие, в бой рвутся, а простых вещей не понимают. Думают, семьсот метров — большое расстояние. Фрицы вчера приложились из пулемета, парнишке пуля в лицо угодила. Не знаю, выживет или нет, хотя мы его бегом в лазарет эвакуировали. А второго, наповал. Думаю, снайпер сработал. Ты б занялся…
Как раз вчера я занимался поисками вражеского снайпера. Только попробуй найди его на двухкилометровом участке. Здесь и пулеметы огонь ведут, артиллерия, минометов напичкано. Часто случается, от безделья лупят и наши и немцы из обычных винтовок. На шестьсот-семьсот метров только шальная пуля в цель попадает. Но мало ли таких шальных пуль? Как-то смотрел сводку потерь за одну неделю по нашему второму батальону. Шесть-семь погибших, полтора десятка раненых. Один из новичков на собственной гранате подорвался, другой, непонятно как, пулю в затылок получил. Начали было расследование, но бойцы рассказали, что парень по нужде полез из траншеи наверх и поймал свою смерть через всю нейтралку. Кажись, пулемет стрелял… кажись!
