Михаил Водопьянов - Киреевы
Подошла Маргарита. Прощальный отблеск заката окрасил ее ничем не прикрытые рыжеватые волосы в причудливый малиновый цвет.
Она крепко, по-мужски, пожала руку инженера, сдержанно поблагодарила и села в машину.
Сосны и ели стройными рядами стояли по обе стороны бегущего навстречу шоссе. Темнота сгущалась, и Андрею трудно было разглядеть выражение лица своей спутницы.
Маргарита первая прервала довольно долгое молчание:
— Как странно думать: еду домой. Гарнизон уже стал для меня домом. А еще совсем недавно мне даже комната, в которой я теперь живу, казалась чужой.
Снова Андрея поразил ее голос.
— Вы поете, Маргарита Александровна? — спросил он свою спутницу.
— Такой вопрос мне обычно задают при первом знакомстве, — Маргарита насмешливо растягивала слова.
— К сожалению, мне он раньше не приходил в голову, — сухо сказал Родченко. Ему захотелось дать понять этой избалованной вниманием девушке, что она ему мало интересна.
Больше он с Маргаритой не заговаривал и все свое внимание сосредоточил на управлении машиной. Маргарита молча сидела рядом с ним, не то обиженная, не то просто затихшая. Посвежевший воздух врывался в машину, ночь уже усыпала звездами черный купол неба. Изредка пробегал голубой луч прожектора.
На душе у Андрея по-прежнему было смутно и тревожно. Он понимал суровые законы войны, да и Николай Николаевич был не из тех, за кого следует бояться. Но все же… Мысли Родченко унеслись далеко в темный воздушный океан. Как тяжело, что ему не разрешили принять участие в полете.
Андрей, занятый думами, совсем забыл о своей спутнице. Они ехали уже между слепыми силуэтами зданий, когда Маргарита неожиданно предложила:
— Сейчас еще не так поздно. Идемте к нам чай пить. Валя на гитаре сыграет, а я вам спою.
Андрей хорошо знал — все равно он не уснет. Костя улетел. Лена, вероятно, в штабе. Вернуться сейчас в Москву, в пустую квартиру? Одиночество его пугало, и он согласился.
Он подъехал к тому же дому, где жили Мартьяновы, но к другому подъезду.
Маргарита вынула из кармана жакетки электрический фонарь и осветила лестницу, ведущую на второй этаж.
Андрей, войдя в комнату, огляделся. По обстановке трудно было судить о характере ее обитательниц. Обстановка казенная: две кровати, две тумбочки и стол. На стене над одной из кроватей висела гитара. Стол приблизительно на одну треть был занят книгами. Что здесь живут девушки, можно было догадаться только по красиво вышитой занавеске на окне и цветной скатерти. Одеяла были такие же, как и в общежитии: серые, колючие не только на ощупь, но даже на вид.
— Неуютно у нас? Чувствую, вам не нравится, — сказала Маргарита.
Андрею стало неловко.
— Занавеска у вас замечательная, — похвалил он. — А вот… — он показал глазами на одеяла.
— Какой же вы несообразительный! — рассмеялась Маргарита. — Занавеска тоненькая, я ее в портфеле увезу. Но не могу же я кочевать с домашним скарбом.
Андрей хотел возразить, что уют создается и без «скарба», но раздумал. Ради чего он будет пикироваться, портить хозяйке настроение.
— Я вас ненадолго оставлю, — извинилась Маргарита, — пойду поищу Валю и принесу кипяток. Через несколько минут она вернулась с чайником.
— Какая досада! Оказывается, Валю час тому назад вызвали в штаб, вероятно, она вернется поздно и усталая. Ей будет не до игры на гитаре.
Маргарита была искренне огорчена.
— Надеюсь, вы сами сыграете, а может быть, и споете? — спросил Андрей.
— Попробую. Но это будет не то. Валя так хорошо аккомпанирует.
И она запела. Голос был сильный, бархатный.
Пусть больше никогда не повторится встреча,Но как мне хочется сказать вам, дорогой,Я вас любила в этот странный вечерЗа вашу яркую любовь к другой.
Андрей наслаждался мелодией, не отдавая себе отчета в словах.
У него было какое-то двойственное настроение. Тянуло остаться в этой по-мужски неуютной комнате, слушать певучий голос, печальный искренний рассказ. В то же время вспыхивало острое, ничем не вызванное раздражение.
Еще раз поблагодарив Маргариту, он простился и ушел.
В московской квартире было пусто и тоскливо. Андрей зажег свет в кабинете, вынул папку с расчетами деталей дизеля. Но не мог по-настоящему включиться в работу и несколько раз ловил себя, что путается в простых вычислениях.
Так он и промучился до пяти часов. В открытое окно кабинета вместе с шумом первого трамвая ворвался еще не отравленный городскими запахами воздух.
«Пожалуй, пора звонить в штаб!»
Дежуривший в оперативном отделе капитан Гайворонский приветствовал Родченко.
На вопрос Андрея он ответил не сразу:
— Вернулись все, кроме одной…
Андрей мог не спрашивать. Он уже знал ответ, прозвучавший в его сердце раньше, чем достиг слуха:
— …машины полковника Киреева!
— Есть подробности? — Андрей сам удивился своему спокойствию: не может быть, чтобы он потерял Николая Николаевича.
— Есть, — ответил Гайворонский. — Приезжайте в штаб, товарищ Родченко.
— Еду сейчас же! — крикнул Андрей в трубку так громко, что сам вздрогнул.
Гайворонский уже сдал свое дежурство, но остался в отделе, ожидая Родченко.
— Колесников и Шуховцев, — сообщил Гайворонский, — видели, как горящий самолет Киреева рухнул в лес на территории врага. Пламя и дым помешали рассмотреть, спрыгнул ли экипаж. Но мало вероятно, чтобы люди уцелели при таких обстоятельствах. Я не считаю себя вправе скрывать от вас истину, Андрей Павлович.
То, что он впервые назвал Родченко по имени и отчеству, резануло еще сильнее.
«Не подвели ли мои моторы?» — Эта внезапно вспыхнувшая мысль болью отдалась в сердце и больше не уходила из головы Андрея.
В этот день не только капитан Гайворонский, но и другие летчики и штабные работники, с которыми сталкивался Родченко, относились к нему особенно участливо.
— Совсем как с больным, — невесело усмехнулся Андрей.
Ему захотелось поскорее уехать из гарнизона. Лена Мартьянова догнала Андрея на лестнице:
— Костя просил обязательно ночевать у нас сегодня. Он вернется к вечеру.
— Передайте Косте мою благодарность. Но я не обещаю. Сейчас возвращаюсь в город и не знаю, когда освобожусь; Вероятнее всего — очень поздно.
— Андрей Павлович! — Лена просительным жестом положила свою руку на руку Родченко. — Хотя бы очень поздно, мы вас все равно будем ждать.
Андрей так резко отодвинулся, что ее рука на мгновение беспомощно повисла в воздухе.
— Леночка, — спохватившись, попросил он, — не обижайтесь на меня, пожалуйста! Я люблю Костю и вас, но сегодня мне лучше быть одному.
Лена печально покачала головой и ничего не сказала. Родченко поторопился сесть в машину.
Ясная, солнечная погода стояла в эти тяжёлые дни. Если бы шел дождь и хмурые тучи низко нависли над землей, было бы легче продолжать ходить, говорить, думать. Так, во всяком случае, казалось Андрею. Но он старательно работал, даже выступал на совещании в Наркомате, посвященном дизельным моторам, правда, настолько вяло, что поразил всех присутствующих. Молодой конструктор был известен упорством в защите своих проектов. Сторонники авиадизелей восприняли его выступление как дезертирство. Но не мог Андрей защищать свое детище — одна мысль жгла мозг:
«Что, если мой мотор причина гибели Николая Николаевича?»
В тот же день вечером у входа в штаб Андрей столкнулся с Головиным. Тот, внимательно посмотрев на инженера, пригласил его зайти к себе в кабинет. Необычно тепло звучал голос комдива:
— Понимаю, тяжело… Очень тяжело… Но мы — солдаты. Ваша энергия и опыт конструктора нужны сейчас же, необходимы немедленно. Идите готовьте машины.
Уходя, Андрей с благодарностью подумал о генерале. Головин отнесся к его горю чутко и тактично. Но встречаться с кем-либо ему по-прежнему не хотелось. Проситься на фронт? Не отпустят.
Все последующие дни Родченко работал много, но без присущего ему жара, почти механически. Людей он продолжал избегать и аккуратно ездил ночевать в Москву, словно его кто-то ждал в пустой квартире Киреевых. Спал он в кабинете, но ни разу не открывал папку с бумагами. Утром кипятил чай на газовой плите и завтракал привезенными из гарнизонной столовой бутербродами. Здесь он был спокоен, что никто не подойдет к нему с невысказанным сочувствием. Во всем большом доме у Андрея не оставалось ни одного знакомого.
Единственный человек, с которым Андрей искал встреч, был старший лейтенант Золин, командир воздушных разведчиков.
По заданию Головина Золин несколько раз летал на поиски экипажа Киреева к месту катастрофы и в близлежащие районы. Результаты разведок были малоутешительны: вся местность густо насыщена немецкими частями. Но Андрей каждый раз с негаснущей надеждой расспрашивал Золина о всех мельчайших деталях.
