Виталий Лиходед - Батальон крови
Небо светлело и тропа, с каждым шагом становилась все виднее. Заминированная роща кончилась, началась другая, проверенная. По ней отряд шел спокойно и вскоре бойцы увидели огни поселка и костры наших солдат.
Метров за двести до начала окопов, Григорий увидел стоявших людей.
— Встречают. Это хорошо, — прорезавшимся голосом произнес Яшка.
— Да. Видать стрельбу услышали. Ночью далеко слыхать, — ответил ему Колек.
— Додумались бы кого с носилками послать. Видять же, что одного несем, — возмутился Воувка. И словно услышали его слова: трое сорвались с места и побежали разведчикам навстречу. Не удивительно, что это оказались Юлька Березкина, старшина и рядовой Паров, учитель, немного знающий немецкий. Старшина тут же взял на руки Сашку и почти бегом понес его к расположившемуся на окраине поселка, полевому госпиталю.
— Ну ты меня, как невесту, — корчившись шутил Сашка. Юлька, санитарка бегала вокруг старшины, мешалась под ногами и все время кричала, пытаясь хоть чем-то помочь.
— Санька, не боись. Тут врачихи рядом. Ща, перебинтуют, подлатают, — отвечал старшина. Но Березкина не успокаивалась: она куском ваты и марлей прикрыла рану и так и бежала рядом с Савчуком до самого госпиталя.
Отряд спокойно прошел мимо окопов и направился к штабу. Все, кто встречали разведчиков, стали расходиться по своим домам и землянкам. Оказывается, на войне, хорошая примета, на рассвете встретить разведчиков. А если еще все живы, считай, вся неделя будет спокойной. Григорий обернулся, и посмотрел в сторону землянки связисток. Они все вышли и радостно смотрели на вернувшихся солдат. Титова стояла вместе с ними, улыбалась, и никто не мог обвинить ее в том, что она одна ждет того, кто ей понравился.
В штабе Киселев всех по очереди обнял. Узнав, что Сашка ранен немного расстроился. Посмотрел на Григория и произнес:
— Доложил как надо. Все нормально. Данные в штабе дивизии. Они там уже теперь по-своему кумекают.
Воувка, стал все подробно рассказывать. Для них подобная вылазка была лишь прогулкой. Не нужно было проходить через линию фронта и тем более брать языка. Так, прогулялись, посмотрели. Чуть не сцепились с фрицами. Все они, оказывается, переживали за Григория. Усидеть под кустами очень трудно и все об этом знали. Думали, сорвется пацан. И немцы тоже об этом знали, и поэтому машина с солдатами тихо ехала сзади. Они психологически нагнетали обстановку, расстреливали пустоту, ждали, когда спрятавшийся человек не сможет себя удержать и сорвется — ответит выстрелами. Ведь он, хочет вырваться из тисков страха. При этом готов убить и чужих и своих. Как правило, сознание отключается и срабатывает инстинкт самосохранения. Григорий выдержал и доказал, что он может ходить в разведку. Разговоры о нем даже и не начались. Комбат спросил насчет радиста у ребят:
— Ну, как?
И все ответили:
— Нормально.
На этом обсуждение поведения Гриши закончилось.
«Неужели никто не видел, как я дрожу. Я же был на грани истерики», — думал он. Но потом решил для себя, что все разведчики, возможно, прошли через что-то подобное.
Через час в дверь вломился старшина, принес спирт, кашу, тушенку и разноцветный трофейный провиант: джемы, соки и варенье.
— С Саньком все нормально, пулю достали, спит. Юлька там рядом суетится. Никто ее прогнать не смог. Я попросил, чтобы ей разрешили остаться. А врач сказал, через месяц Санек вернется. Даже предложил не отправлять его: тут отваляется, при госпитале, пока мы стоим.
— Вот и хорошо. Все живы и ладно, можно за это дело и по сто грамм налить.
— А комуй-то и двести? — ступил Воувка.
— Это комуй-то? — передразнил его комбат.
— Связному, у него первый раз.
И действительно, такой фронтовой обычай был. Раз разведчик, так умей и водку пить. Крещение происходит после первого выполненного задания. Стакан чистого спирта, без закуски и запивки:
— Вот так, глыть разом и все, — пояснил Яшка.
Старшина всем налил в кружки, порезал сало, хлеб, а для Григория нашли трофейный стакан. Прозрачный, красивый, длинный и с гранями. Старшина не постеснялся, налил его по самые края. Все подняли кружки, тихо прикоснулись, и каждый молча выпил свою дозу.
Гриша, чувствуя, что где-то там — в спине, еще остались колики страха, задержав дыхание, как учили, одним глотком выпил положенную дозу. Несколько секунд не мог вздохнуть, а когда сделал вдох, почувствовал как его словно кувалдой по голове ударили. Все вокруг поплыло, запрыгало, но солдат устоял. Так хотелось хотя бы рукавом занюхать, но он стоял и терпел. Медленно сел за стол и спросил:
— Когда есть то можно?
— Налетай! — скомандовал старшина.
Несколько минут разведчики и комбат сидели молча — оно, как говорится, доходило, а потом начались приколы и рассказы о том, как они в разведке попадали в разные невероятные ситуации.
Добавив еще два раза по чуть-чуть, Гриша, плавно качаясь из стороны в сторону, обратился к комбату:
— Тощ, капитан. Про дорогу-то забыли.
— Какую дорогу? — стали спрашивать его разведчики.
— Да, ту самую, по которой фрицы шли. Она ж не заминирована, раз они так по ней гуляли. Нафига по кустам и роще плутать, если дорога свободна. Мин — нет. Там даже машина ездила, — выдал заплетающимся языком Гриша.
Все, кроме него протрезвели. Разведчики и комбат подошли к карте и Воувка ткнув пальцем, показал эту дорогу.
— Гляди, глазастый какой? — возмутился он. — Заметил.
— Мы все заметили, а он сообразил, — пояснил снова опьяневший Яшка. — Я ж говорил, дерзкий пацан!
— Ладно, я придумаю, как это добавление в штаб передать, — успокоив разведчиков, произнес Киселев. После этого застолье продолжилось. Спирт не кончался, тушенки было много. Вскоре все расположились, кто где смог. Но Григорий, по стеночке, все же добрался до своей лавки.
Утром приехал комдив Палыч с пополнением личного состава. Комдиву было тридцать пять. Высокий стройный мужчина, он всегда, даже в самых трудных ситуациях говорил спокойно и не использовал мат. Многих это раздражало. Солдаты в шутку ругали его: «Лучше бы наорал — легче б стало», но комдив всегда выдерживал паузу, внимательно смотрел в глаза и только после этого отвечал. Улыбку на его лице никто не видел. Даже в те дни, когда по радио объявляли об освобождении городов и салюте, его лицо оставалось серьезным. С комбатом у него были особые отношения. Ходили слухи, что в том самом штрафбате, где до ранения командовал Киселев, он был у него ротным. Что-то произошло в жизни этого человека. Неожиданно его отозвали, вернули в действующую армию, восстановили и даже присвоили очередное звание. Судьба распорядилась так, что теперь он командовал тем, кто помог ему выжить. Несмотря на свою молодость, его звали по отчеству — Палыч. Полное имя — Корин Андрей Павлович — знали лишь штабные. Для солдат он был Палыч. Его уважали. Он хоть и был суровым, но мог поговорить и выслушать каждого. Старался жить по справедливости. Это не всегда получалось, но он старался и делал для этого все, что мог.
Палыч открыл дверь штаба, почувствовал стойкий непереносимый перегар, увидел торчащие с лавок ноги и заходить не стал. Часа два гонял по поселку замполита Симоху, заставляя его быстро разместить прибывших солдат. Кончилось тем, что Симоха всех построил, вывел к окопам и приказал к двадцати часам выкопать землянки.
Лопаты, пилы и топоры были только у старшины, а он, как все отвечали — пока занят. К вечеру прибывшие, потеснили бойцов батальона и разместились с ними в домах и землянках.
Повар наварил супа. Он сам достал мяса. Все наелись и стали дожидаться, когда же у старшины и комбата закончатся срочные дела. А они за весь день так из штаба и не вышли.
9. Пополнение
Ночью первым встал комбат. Он и днем просыпался, но лишь попить воды. Посмотрел на разведчиков и снова свалился на лавку. Остальные спали. Эти люди до такой степени устали: напряжение созданное войной за одну ночь отобрало столько сил, что люди расслабившись, никак не могли очнуться. Да еще спирт с трофейным джемом — подкрашенный им для большего удовольствия — не отпускал, держал солдат, очищая их от накопившейся усталости.
На рассвете народ в штабе зашевелился. Григорий тоже открыл глаза. Он буквально задыхался от сухости во рту. Встал и, шатаясь, подошел к столу.
— Живой, — спросил его Киселев.
— Не знаю.
— Давай, поднимай старшину, а то мы так неделю не встанем.
Григорий подошел к старшине и стал его толкать в плечо.
— Вставайте, товарищ Савчук!
— Нет, так ты его не разбудишь. Савчук, твою мать, подъем!
Старшина медленно повернулся на лавке, лег на спину, сделал два хрипящих вдоха, открыл один глаз, уперся руками в лавку и медленно поднялся.
— Гриш, открой дверь, — попросил комбат. — Здесь дышать нечем.
