Виталий Лиходед - Батальон крови
Они спустились с холма к голым кустам и замерли, прижавшись к земле. Затем, по очереди расползлись в разные стороны, достали из сапог спицы и стали проверять наличие мин.
— За ними, — шепотом скомандовал Воувка.
Через минуту все спустились с холма и, собравшись под кустами, обсуждали, куда лучше ползти.
— Давай вдоль проволоки, вон до того поворота. Посмотрим, что там сбоку? — предложил Колек.
— У леса, что ли? — поинтересовался Яшка.
— Да.
— Так, вся эта система вкруговую идет.
— Да, но возле леса ни так заметно. Если наши пойдут, лес прикроет. А здесь поле открытое и этот холм.
— Вот именно, холм, — вступил в шепот командир. — За этим холмом наступающих будет не видно. Если все к нему подойдут, за ним сховаются. Немцы вслепую не воюют, а в лесу, чаго там, всегда движение ёсть. Да и лес этот слабый. Так, роща какая-то. Артподготовка и, считай, ее нет.
— Да, холм этот хороший, на месте, — поддержал его Яшка. Он скинул с плеча свою винтовку и стал рассматривать через оптический прицел позиции немцев. — Нужно пометить это место. Смотри — холм напротив дота. Конечно, эта высота прикроет, а второй дот уже дальше, сбоку ему не сподручно будет. Вот, там смотри, если тот, второй дот заткнуть, все: дыра какая получается. А там, вон, дома — это уже другая война, неполевая. Саня, нарисуй дома, скоко их там?
— Да, я уже все давно запечатлел, — ответил Сашка. — Место действительно ничего, все одно проползти туда надо, может, где еще чего хорошего заметим.
— Мины проверили, — спросил командир.
— Ага, — ответил Колек. — Левее их почти нет. Так между кустами по одной. Я пометил.
— Яша и Сашка, давай за мной. Остальные здесь пока. Ежли чо, крячи рятуйтя! — усмехнувшись, прошептал командир группы и посмотрел в глаза Григория. — Ну, как оно?
— Нормально. Интересно.
— От, чума. Интересно ему! Ежели сейчас взвод фрицев… Что?
— Да ничего. За холм уйдем.
— Глядитя, людячки, соображает! А я думал, ты воевать буш с ними.
— Зачем? Что мы сделаем. Сейчас главное комбату доложить.
— Ну, та доложи, — прохрипел Воувка и пополз в сторону леса. Яшка и Григорий вернулись на холм и, спустившись с глухой стороны, приготовились к передаче данных.
Григорий включил рацию и стал вызывать штаб, а Яшка сидел рядом, высвечивая карту фонариком.
— Седьмой, Седьмой, я Ракета, — произнес Гриша. Он получил эти позывные перед самым отходом. Постарался их запомнить, чтобы не упасть лицом в грязь. Ему казалось, что в голове крутятся лишь две женщины: Титова и Таня. Из-за них все мысли путались. Но в заминированной роще любовь ушла на второй план — осталось лишь задание и то, что он с разведчиками идет выполнять его.
Ему казалось, что над ними, упираясь в небо, стоит что-то огромное и черное. А он, с этими людьми, пробирается в чужой дом, где хозяйничает Война, и желает узнать ее секреты. Гриша постарался избавиться от этих мыслей: сосредоточился, стараясь запомнить, что и как делают другие.
— Ракета, я Седьмой, — услышал он в наушниках.
— Ответили? — спросил Яшка.
Григорий качнул головой.
— Так, говори, — прошептал снайпер. — Четвертый квадрат, высота двадцать один ноль три. Чистая — мин нет, справа от высоты мины есть. Высота может служить природным укрытием. Удачно мешает ДОТу. Он стоит напротив. Если уничтожить второй, правый от высоты, то можно создать проход. Как раз между четвертым и пятым квадратом. На высоте позиций нет.
Григорий слово в слово повторял за Яшкой его слова. Закончив последнюю фразу, он услышал:
— Принято.
— Седьмой я Ракета, до связи.
— Ракета, я Седьмой, принято.
Григорию показалось, что это был голос Тани, но возможно это отвечала Титова. Неожиданно он для себя решил, что и голоса у этих девушек похожи.
— Странно, — подумал он. — Может, Титова специально мне голову дурачит? — но, вспомнив слова Тани, решил, что нет, это другая девушка. Его сердце что-то подсказывало, а в голове все путалось. Он стал вспоминать все, что говорила одна и другая, пытаясь зацепиться за какое-нибудь выражение. Внешность и голос совпадали, а вот отношение к войне и сказанные ими слова были разными. — Может, они сестры, и что-то в их семье не так? На войне всякое бывает — не поделили мужика, или перед командирами друг друга подвели. Кто их разберет, этих женщин? — подумал он.
Его мысли резко оборвались.
— Уходим хлопцы, уходим. Немцы.
Григорий закрутил головой, пытаясь увидеть врага, но Яшка толкнул его и как-то шепотом, но прикрикнул:
— Давай скорее! Не мешкайся.
Гриша закинул за спину вещмешок с рацией, поддернул лямки и пополз за остальными в сторону той рощи, где они шли час назад.
— Следитя за минами, — прохрипел командир. Но не успел он закончить фразу, как из-за рощи раздались автоматные очереди. Разведчики прижались к земле. На них посыпались срезанные пулями ветки.
— Колек, вперед! И ветки на минах тяперь втыкай. Вишь, нарубило скоко! — прохрипел Воувка.
Колек отбросил черенок лопаты и ловко, как-то снизу, чтобы не зацепить взрыватель стал пробивать землю спицей.
— Разобрались по кустам! — снова захрипел командир.
— Под куст, под куст прячься, — услышал Гриша голос Яшки. — Я комбату обещал тебя прикрыть, вот и прикрываю, — он быстрыми движениями сгреб сухую листву и стал ею засыпать Григория. Еще что-то шутил и сам над этим усмехался. Затем отполз к другому кусту и спрятался за его ветками.
Четыре немца с автоматами шли по дороге вдоль рощи у самого края поля. Двое освещали кусты и деревья фонарями, а двое обстреливали все, что им не нравилось. Автоматные очереди становились все громче и громче — они приближались. И вот Григорий увидел свет фонарей и услышал немецкую речь. Они не останавливались, просто шли вдоль густых кустов и стреляли по ним, но даже в свете их фонарей Гриша разглядел этих людей. Немцы явно злились, наверное, им не нравилось вот так, среди ночи, обстреливать рощу. Григорий закрыл глаза, и тут же впервые почувствовал страх. Ему говорили и учили, что это нормально и стесняться здесь нечего. Увидеть в нескольких метрах от себя врага с оружием в руках, непросто. Тем более если он не убегает, а идет на тебя, желая убить. Молодому бойцу впервые оказавшемуся в разведке казалось, что от его страха трясется не только куст, но и вся роща. Гриша сжал автомат, нащупал пальцами курок и на мгновение замер:
— Нет, я не совершу глупость. Стрелять нельзя. Лежи — трясись, — говорил он сам себе. Вспомнил, как уверенно чувствовал себя с Таней и понял, что он предает сам себя. Гриша открыл глаза и через силу, чувствуя головокружение и тошноту, стал смотреть на фрицев.
Они продолжали идти вдоль рощи и о чем-то болтать. Начищенные сапоги, шинели, и вытянутые сухие лица.
«Нет, другими фрицы стали, теперь, — подумал он. — Раньше в хронике видел лишь холеные и наглые рожи, а эти боятся. Они как и я боятся и ничего стыдного в этом нет. Нужно, как учил комбат верить, что не убьют. Но если перестрелка — куда отходить? По минам? На них, в наглую, на дорогу, она вон не заминирована, как они по ней шагают». Григорий напрягся пытаясь пересилить себя и заметил, что один из немцев остановился. Он как-будто почувствовал его тяжелый взгляд и всадил в соседние кусты длинную очередь. Поднял автомат вверх, прислушиваясь к звукам и шорохам, затем снова, длинной очередью, провел вдоль всех кустов. На Григория упали несколько веток. Он почувствовал, как от страха слился с землей. Этот обстриженный пулями кустик, под которым он прятался, из последних сил скрывал его. Хоть и рос он на немецкой земле, но все равно защищал прикоснувшуюся к нему душу.
Немцы прошли еще метров тридцать, а за ними, совсем неслышно медленно проехала машина с солдатами. Они прыгнули в нее и вернулись обратно, на свои позиции. Над ДОТами вспыхнул прожектор. Он стал своим лучом высвечивать рощу и поле, пытаясь поймать что-то живое.
Почти два часа разведчики пролежали под кустами, ждали когда успокоятся немцы. Время не просто тянулось — оно замерло. А когда начало светать, Григорий услышал голос Воувки:
— Так, эта, откликнулись по-очереди.
Ответили все, но Сашка предупредил, что ранен. Одна пуля, может рикошет, все же достала его. Ранение было непонятным, то ли в бок, то ли пуля ушла в живот. Сашка корчился от боли. Гриша посмотрел на раненого разведчика и удивился его мужеству. Он, там, под кустом, как заяц трясся, а Сашка, столько времени терпел и даже лежащие рядом звука от него не услышали. А как только расслабились, Сашка, совсем чуть-чуть, негромко, застонал. Молчун Рыков поднял его, аккуратно взвалил на плечо, и отряд разведки, медленно, стараясь не шуршать опавшей листвой, стал возвращаться к своим. Колек и Яшка пошли вперед щупать мины и метить их. Через двести метров, стали видны старые метки мин. Дальше немцы не пошли и веток не накосили. Разведчики, уверенно, как будто они каждый день ходили по этой тропе, смело шли, обступая помеченную смерть. Григорий не отставал, он внимательно смотрел на сломанные ветки и на те места куда ступал Рыков. Тот шел впереди и, совсем не напрягаясь, нес Сашку.
