Свен Хассель - Направить в гестапо
— Возьми двух-трех человек, и соберите все личные знаки.
— Как, и у русских? — спросил Хайде.
— Конечно. Сам должен знать, без напоминаний.
Когда Хайде выполнил свою задачу, мы подожгли коттедж и двинулись обратно к дороге, неся при этом еще потери, так как русские опомнились и били по нам из минометов.
— Вечно мы, — проворчал Порта на бегу в укрытие. — Как только что стрясется, так расхлебывать всякий раз нам.
Малыш с Легионером уже устанавливали крупнокалиберный пулемет. Лейтенант Ольсен повернулся и раздраженно махнул рукой отставшим новобранцам, не знающим, то ли следовать за нами, то ли прятаться в ближайших снарядных воронках.
— Кончайте трястись от страха и пошевеливайтесь, черт возьми! Сейчас не время любоваться ландшафтом!
Они нестройно двинулись вперед, словно отара перепуганных овец. Один из них внезапно пронзительно завопил от боли и завертелся, прижимая к животу руки. Берг, наш взводный санитар, тут же побежал к нему. Оттащил парня на обочину, разрезал его мундир, но было поздно, парень скончался.
Берг повесил сумку с красным крестом на плечо и побежал к нам. Впереди и позади него взорвались мины. С его головы сорвало каску, он зашатался от взрывной волны, однако сумел удержаться на ногах. Раздались громкие одобрительные возгласы. Берга было за что любить. Мы не раз видели, как он с риском для жизни помогал раненым, лежавшим на минном поле под огнем противника или запутавшимся в колючей проволоке. Я помню, как в Севастополе Берг решительно вбежал в горящее здание и, пошатываясь, вынес на плече из этого ада потерявшего сознание лейтенанта Хинку. За этот подвиг его представили к Железному кресту, но он вежливо отказался, сказав, что не имеет желания собирать металлолом. Спустя два года мундир его ничто не украшало, кроме красного креста.
Рота в конце концов дошла вразброд до относительно безопасного места в густом лесу, тянущемся узкой полосой к горам. Мы снова оказались в одиночестве: батальон из Бреслау был полностью уничтожен.
III. Гамбург
Покинув фронт, мы несколько дней ехали поездом, останавливаясь на многих станциях. Нас часто ставили на запасные пути и держали там часами, пропуская составы с более важными грузами — видимо, оружием или боеприпасами. Мы были просто возвращавшимися в Германию солдатами и потому находились в самом низу списка очередности.
И вот на седьмой день путешествия мы прибыли на очередную станцию. Состав со скрежетом остановился, и какое-то время мы продолжали сидеть на соломе в своей теплушке, даже не открывая глаз от вялости. Вскоре Порта дал себе труд отодвинуть дверь и выглянуть.
— Гамбург! — Он повернулся к нам. — Мы в Гамбурге!
— Гамбург?
Мы слегка приободрились. Легионер с удовольствием потянулся, а Старик вынул трубку и сунул в рот.
— Винница, — неожиданно сказал он нам.
Все мы уставились на него.
— Как так? — спросил Хайде. — При чем тут Винница?
Старик пожал плечами.
— Не знаю — просто пришла на ум…
— В прошлом году в это время, — сказал Порта, — мы были в Демянске.
— А в позапрошлом, — подхватил Малыш, — в Брест-Литовске. Помнишь Брест-Литовск? Помнишь…
— Кончайте вы! — раздраженно сказал Легионер. — Нечего все время оглядываться назад, это вредно и бессмысленно. Почему бы для разнообразия не попытаться смотреть вперед?
— Ладно, будь по твоему… — Порта закрыл глаза, и на его губах появилась блаженно-похотливая улыбка. — Вечером, как только нас выпустят отсюда, я первым делом отыщу публичный дом — что скажете? Вас это устраивает?
Судя по одобрительным крикам всей роты, устраивало вполне!
Мы сидели в солдатской пивной, дожидаясь Барселону. Времени прошло уже немало, и кое-кто — особенно Порта и Малыш — был близок к тому, чтобы достигнуть чрезмерного, восхитительного опьянения.
В зале пахло жареным мясом и несвежим пивом, воздух от табачного дыма был тяжелым, душным. Сбившиеся с ног, пребывающие не в лучшем расположении духа судомойки нарочно создавали как можно больше шума, бросая груды ножей с вилками в раковину и расставляя посуду на подставке для сушки. За работой они непрестанно ворчали.
Порта под воздействием бог весть какой пьяной прихоти внезапно навалился грудью на стол и обвиняюще указал пальцем на голландца эсэсовца, сидевшего в тихой коме и никому не мешавшего с тех пор как мы пришли.
— Посмотрите на эту отвратительную свинью, — сказал он слегка невнятным, пьяным голосом. Повернулся к нам и жестом пригласил подвергнуть беднягу осмотру. — Взгляните на эти громадные уши. Если я и не могу чего терпеть, так это уши, которые будто вот-вот вспорхнут.
Я с любопытством уставился на уши этого человека. Они действительно находились под прямым углом к голове, но, видимо, я был еще недостаточно пьян, чтобы видеть в этом достаточную причину ополчаться на него.
Подошла официантка с подносом пивных кружек. Со стуком поставила их перед нами, пена потекла через края и образовала на столе большую, дурно пахнущую лужу. Порта опустил в нее локти и перенес внимание на более подходящую жертву, — молодого солдата с серебряными буквами «СД»[20] на рукаве. Голландца-эсэсовца совершенно не тронуло упоминание о его ушах, видимо, он был еще более пьян, чем Порта, но молодой солдат уже выглядел беспокойно.
— Слушай, ты, ублюдок, — Порта шумно высморкался двумя пальцами и вытер их о рукав. — У меня при себе нож. У нас у всех есть ножи. У меня, у моих друзей — и знаешь, для чего? Знаешь, что мы ими делаем?
Солдат отвернулся и благоразумно помалкивал, но Порте было необходимо донимать кого-то, поэтому он схватил его и развернул лицом к себе.
— Показать? — спросил Порта с какой-то отвратительной злобой. — Мы отрезаем ими кое-что. Показать, что отрезаем?
Он сделал непристойный жест, и Малыш услужливо загоготал.
— Вот уж не интересуюсь вашими паскудными ножами — сказал солдат, зевнул и отвернулся.
Его попытка напустить на себя высокомерное презрение лишь привела Порту в пьяную ярость. Он грохнул кулаком по столу. Все кружки подскочили, и через края плеснулась новая волна пива.
— Может, пойдешь к черту отсюда и оставишь нас в покое? — заорал Порта. — По какому праву сидишь за нашим столом, грязная свинья? Убирайся, пока я тебя не вышвырнул!
Я поднял ополовиненную кружку и взглянул на парня с пьяным и, следовательно, хладнокровным любопытством. Легионер сидел развалясь, вытянув ноги, наполовину сползши с сиденья. Старик мрачно смотрел в свою кружку. С живым интересом наблюдал за происходящим только Малыш.
Солдат[21] из СД произнес, как мне казалось в тех обстоятельствах, мягкое и логичное возражение против грубых нападок Порты.
— Я сел за этот стол раньше вас — и думаю, не стоит тебе здесь распоряжаться.
Порта возмущенно фыркнул и плюнул.
— Ну и что, если ты сидишь здесь с первого дня войны? Я говорю — пошел отсюда к черту!
Порта дико взглянул на Малыша, ища поддержки.
— Неподчинение! Слышал, а? Отказывается подчиниться приказам штабс-ефрейтора!
Пошатываясь, он встал и сунул руку парню под нос.
— Видишь это? — Ткнул пальцем в свои нашивки. — Надо полагать, знаешь, что они означают?
Солдат лишь взял руку указательным и большим пальцами и мягко отвел от себя, сморщив при этом нос, словно уловил дурной запах — что вполне могло быть.
— Черт побери! — заорал Порта, еще больше распаляясь. — это переходит все пределы! Видел, а? — Он снова повернулся к Малышу, тот оживленно закивал. — Запиши его фамилию и личный номер! Он поднял руку на штабс-ефрейтора — давай, записывай!
— Да ну тебя, — угрюмо ответил Малыш. — Знаешь ведь, что я не умею писать.
— Тогда выведи его и всыпь как следует!
— Слушай, ты, чурбан неотесанный…
Солдат поднялся, Малыш тоже. Они глядели друг на друга через стол. Малыш почесал широченную грудь, поддернул брюки, протянул руку и схватил парня за шею.
— Пошли, мальчик, выйдем.
Солдат открыл рот, чтобы закричать, но Малыш так стиснул его своей лапищей, что раздалось только сдавленное бормотанье. Пригнув, потащил к двери, а Порта сел, раскрасневшийся и все еще злобный.
Голландский эсэсовец уже лежал грудью на столе, уронив голову в пивную лужу.
— Посмотри на него, — сказал я Легионеру. — Готов.
И весело засмеялся, словно на свете ничего забавнее не было. Легионер, если и терявший над собой контроль, то очень редко, лишь сочувственно улыбнулся мне.
Через несколько секунд появился Малыш — один.
— Где он? — спросил я.
— В канаве, — ответил Малыш. Ударил кулаком в ладонь и подмигнул. — Без памяти. Слышь, — повернулся он к Легионеру. — Помнишь, как мы впервые встретились?
