Вихрь - Йожеф Дарваш
Незнакомка еще более пришла в замешательство, опять посмотрела Валеру в глаза, на этот раз холодно и с удивлением. Глаза Валера говорили ей о его радости, о его желании, о каком-то его праве на нее.
По лицу женщины разлился румянец гнева. Она еще раз скользнула взглядом по ногам Валера, в этом взгляде выражались стыд и ненависть. Словно жестоко обманувшись в человеке, она отвернулась и нарочно оживленно начала разговаривать со своей соседкой. В голосе ее слышалось раздражение.
ПОМОЩЬ
Запыхавшись, Михайне остановилась у двери и позвонила. В правой руке она держала трамвайный билет; пусть Карасне, открыв дверь, увидит, какая она добрая женщина: не пожалела двадцати филлеров, чтобы навестить ее. Она не только отдаст ей две пары старой обуви, которую захватила с собой, но и, не скрывая своей усталости, даст понять, что она не поскупилась и сама пожаловала к ней на трамвае, истратив двадцать филлеров на билет. Более того, она даст бедняжке две кроны, так как считает своей обязанностью по мере возможности помогать бедным.
Нетерпеливо и с любопытством она ждала момента, когда перед нею распахнется дверь и на пороге появится Карасне. Как приятно будет увидеть бледное испуганное лицо женщины с меленькими бесцветными глазками и по выражению лица Карасне почувствовать прилив охватившей ее радости. Ведь ее приход означает для бедной женщины помощь. Бедняжка писала, что сейчас она находится в очень затруднительном положении: муж болен и лежит в больнице. Эммочка тоже заболела, и у нее нет денег даже на лекарство, А из еды у них бывает лишь суп да немножко мучного, но и это удается раздобыть с большим трудом. Все вещи давным-давно заложены.
Все так и случилось, как рисовала себе Михайне. Открылась дверь, и в нее просунулась голова женщины в сером платке, с худым измученным лицом. И тотчас же на лице заиграла радость. Благодарно улыбаясь, Карасне провела гостью в комнату, где уже сидела какая-то незнакомая Михайне толстая женщина, так и пышущая здоровьем. На столе стоял нераскрытый пузырек с лекарством, прикрытый розовой бумагой, а рядом с ним лежало темное женское пальто.
С приходом Михайне толстая женщина засобиралась идти домой, но хозяйка задержала ее словами:
— Что вы, что вы, дорогая! Не стесняйтесь! Посидите еще немного.
В разговор вмешалась Михайне, попросив женщину остаться. Та присела на стул и с любопытством уставилась своими большими красивыми голубыми глазами на Михайне. Она уже слышала о ней от хозяйки и знала, что это очень богатая женщина.
— Ну, бедная Карасне, — проговорила Михайне, — рада ты, что я зашла к тебе? Вот тут я тебе кое-что принесла.
И она стала разворачивать свой сверток, стараясь прочесть выражение лиц Карасне и незнакомой женщины. Развернув две газеты, она вынула и поставила на стол две пары старой обуви. Одна пара даже была разорвана сбоку. Михайне торжествовала, глаза ее победно блестели:
— Видишь, бедняжка, я принесла тебе две пары обуви. Нравится? Ты писала, что твои туфли совсем разорвались. Я вот и принесла тебе эти!
— Благодарю вас, благодарю…
— Ну а как Эммочка?
— Уже немножко лучше. Жар, правда, еще держится. Недавно заснула.
Михайне подошла к кровати Эммочки:
— Ах, как она мила, когда вот так спит! Бедняжка… А личико так и горит! Беречь ее нужно сейчас! На улицу — боже упаси, пока совсем не выздоровеет. Смотрите…
«Было бы что есть», — про себя подумала Карасне.
Толстая женщина, взглянув на старье, принесенное Михайне, презрительно скривила губы. Михайне заметила ее насмешку. Их взгляды встретились лишь на какое-то мгновение, но Михайне тотчас же поняла настроение толстухи. Она отвернулась и лихорадочно начала думать о том, как бы оскорбить эту чванливую отвратительную особу. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошла очень красивая девочка лет семи-восьми, которая обратилась к толстой женщине:
— Мамочка, пойдем, а то тетя Ирма уйдет.
— Иду, доченька, иду.
Сказав это, женщина встала, попрощалась и вышла из комнаты крупными твердыми шагами. Михайне и Карасне переглянулись и улыбнулись.
— Какая здоровая женщина! — сказала Михайне, покачав головой.
— Очень добрая женщина, — сказала Карасне, взяв со стола темное пальто и показав его. — Взгляните только, какое пальто! Совсем хорошее и какое красивое. Это она его мне подарила.
— Очень хорошее. И красивое.
— Знаете ли, оно ей уже узко, совсем нельзя носить. Очень добрая женщина.
— Конечно, конечно.
— Чудесно, что она отдала мне его. Старьевщик с радостью мог купить бы его за две кроны. Очень сердечная женщина. Душа человек.
— Да, да…
— Вчера она дала мне целую крону, я на эти деньги целый обед приготовила. А это лекарство для Эммочки тоже она заказывала. Душевный человек!
— Да, верно, — пробормотала Михайне, и на миг в ее голове промелькнула мысль, что она даст Карасне не две кроны, как собиралась до этого, а целых четыре. Так и быть, даст четыре и переплюнет эту чванливую особу.
«А стоит ли вообще давать? — промелькнуло тут же в ее голове. — Лучше вообще не иметь дела с такими особами. Бог их знает, что они из себя представляют. С Карасне же довольно будет и одной кроны; ведь вот ей и другие еще помогают».
— А кто она такая? — спросила она.
— Простая, добрая женщина, благослови ее бог, очень добрая.
— Но кто она?
— Она живет в нашем доме, муж ее портной. Очень хорошие люди…
Наступила небольшая пауза. Михайне было очень неприятно слушать все эти похвалы женщине, которая была ей так неприятна. За это она даже несколько обиделась на Карасне.
Однако она продолжала любопытствовать и спросила:
— Наверное, богата, раз может дарить вам такие вещи?
— Да ну что вы! Какие они богачи!.. Живут у хозяина дома. Она убирает у него, а он за это сдает им одну комнату и кухню. Видите ли, сам хозяин старый холостяк…
— Ах вот как? — промолвила Михайне с подозрительным видом. — А девочка у нее очень красивая. Давно уж я не видела такого красивого детского личика.
Карасне так и просияла, она наклонилась к Михайне и почти шепотом сказала:
— Только не от мужа у нее дочка-то… А… от хозяина… Девочка — вылитый он!
— Да что вы говорите! — вскрикнула Михайне и сразу же повеселела.
— Ей-богу, правда. У нее и сын есть, и тоже от хозяина. Точная копия… Она сама мне говорила.
Михайне приятно было слышать это о женщине, которая пыталась надсмеяться над ее великодушием.
А Карасне совсем разошлась и продолжала разоблачать:
