Под звездою Москвы - Иван Фёдорович Попов
Матье долго стоял перед памятником, возвышавшимся над крышами домов в низине вокруг Иксельских прудов. Когда отец и сын уходили, мальчик, вставив отца, вернулся, подбежал к памятнику и поцеловал свисавшую бронзовую руку легендарного героя. Кругом дети и взрослые засмеялись. Матье наперекор им еще раз вернулся, опустился на колени и еще раз приложился к бронзовой руке борца.
По принятому в роду ван-Экенов завету Матье и Альберт были антиклерикалами — противниками церкви и религии, — и с отроческих лет, — тоже по заведенному семейному обычаю, — принимали участие в шествиях, собраниях против католиков, играли в антиклерикальном оркестре, пели в антиклерикальном хору и оказывали различные мелкие услуги местной организации либералов, в которой старшие мужчины семьи, отец и дядя, играли не последнюю роль. Соглашения либералов и социалистов против католиков на выборах дали случай Матье и Альберту познакомиться с местными городскими вожаками рабочей партии. Обоим юношам были по душе простые нравы этих людей, их знание, народных обычаев, народного местного говора.
Матье назло местным либеральным вожакам и в поисках знакомств с людьми смелыми и решительными стал искать сближения с кругами рабочей партии. Но его скоро оттолкнула от этих людей та же убогая суетность их быта, которую он наблюдал повсюду вокруг. Юноша Матье публично обозвал лицемером старого вожака местного рабочего кооператива за то, что тот, будучи ярым безбожником и антиклерикалом, посылал жену и дочь по воскресеньям в церковь затем, чтоб расположить заказчиков-католиков к своей столярной мастерской.
Впрочем, Матье относился насмешливо и к тем антиклерикальным семьям, которые по заведенному обычаю имели дело только с поставщиками-антиклерикалами и потому не покупали молока у молочниц-католичек, не отдавали стирать прачкам, ходившим к исповеди, не заказывали ботинок католику-сапожнику, не брились у католика-парикмахера и не заходили в кафе в трактирщику-католику, но в свои мастерские и фабрички брали предпочтительней рабочих и работниц католического вероисповедания как людей более покорных и тихих.
В 1913 году, когда рабочая партия Бельгии объявила всеобщую стачку, Матье уже служил на ружейном заводе, где работал когда-то его отец. Матье всей душой поддержал стачку. Но после того как победоносное ее течение было остановлено и прекращено из-за слабости и нерешительности вожаков, Матье порвал с социалистами. Ему ненавистна стала в них приверженность ставить местные интересы выше интересов всей страны. Не найдя себе в тогдашнее время партии по душе, Матье весь ушел в интересы своего оружейного мастерства.
Матье было около двадцати одного года, когда началась европейская война. Он не был взят в армию из-за плоской ступни. Нашествие немцев застало его в родном городе мастером на ружейном заводе.
К тому времени Матье уже слыл виртуозом в своем производстве, но он сделался виртуозным его разрушителем, занявшись саботажем, как только немцы попробовали заставить завод работать для их нужд. Матье был прослежен немцами, бежал и вскоре стал одним из самых энергичных деятелей крупнейшего тайного общества по вербовке в оккупированной Бельгии молодых людей в бельгийскую армию и по нелегальной отправке их через голландскую границу в порты, а оттуда в Англию.
Матье был неутомим. Казалось, все силы его развернулись в полном блеске. Прежде он был хилым и слабым, теперь он окреп, стал гибким и сильным. Его смех сделался серебристым, звонким. Однажды, при переправе через границу на обратном пути из Голландии он чуть не попал в руки немцев. Пожилая, многодетная фламандская крестьянка спрятала его у себя в мансарде, рискуя собственной головой и головой своих детей. Провожая его на заре, она сказала: «Не благодарите. В такой беде мы должны быть все братья и сестры друг другу». И это стало любимой поговоркой Матье: «Когда отечество в беде, мы все теперь друг другу братья и сестры». Но очень скоро его постигли разочарования. Его потрясало и оскорбляло своекорыстие богатых соотечественников, их равнодушие к судьбам родины. Он не раз испытал, как трудно сплотить на общее дело людей состоятельных и людей неимущих. Он убедился, что чем обеспеченней человек, тем трудней ему решиться на бескорыстный подвиг во имя отечества. Матье сделался недоверчивей. Его смех стал тускнеть, да и смеяться Матье стал реже. Иногда даже ему в голову приходили святотатственные мысли: может быть, его родина, расщепленная внутри на два стана, — алчных себялюбцев и обездоленных бескорыстных героев, — и не заслужила победы, которую он всечасно призывал всем сердцем.
После освобождения Бельгии от немецкого нашествия Матье вернулся в родной город как почитаемый патриот и герой; но скоро был развенчан общественным мнением почтенных горожан. После четырех лет лишений, опасностей и тяжелых разочарований Матье с бурной страстью предался развлечениям. Его кутежи всегда переходили в драки. Напившись, Матье задирал самых известных обывателей.
Однажды, в большой церковный праздник, в городе происходило по средневековому обычаю состязание в еде на звание первого едуна округа. К состязаниям допущены были только ранее отличившиеся и рекомендованные общественными клубами и кружками выдающиеся поглотители пищи. На площадях собрались тысячи зрителей. Истребление съестного происходило на высоком помосте.
Матье остался победителем. Легенда утверждает, что он съел целиком двух больших гусей с потрохами. Его поздравлял председатель жюри, уважаемый всеми торговец фуражом, господин Слякмёдьдер ван-Сток Стратен, произнесший речь в высоком стиле. Вместо ответа на хвалу, Матье, порядочно во время состязания подвыпивший, схватил господина Слякмёльдера ван-Сток Стратена за бороду и спросил:
— Скажите, зачем теперь вы хвалитесь любовью к родине, а во время оккупации поставляли овес немцам и набивали свои сундуки немецкими марками?
Матье стал первым коноводом на всех народных гуляньях. Он до самозабвения вертелся на ярмарочной карусели, без шляпы, с развевающимися волосами и с плащом, плещущим по ветру, сидя на деревянном коне. Казалось, он воображает себя скачущим через бездны. Он был первым в тире. Он сильней всех наносил удары кулаком ярмарочному резиновому «мавру» и так глубоко ударом вдавливал ему нос внутрь, что доставал до пружинки, приводящей в движение пистолет, укрепленный над головой «мавра»; раздавался выстрел, и толпа рукоплескала.
Зимою наступил неожиданный конец буйствам Матье. В первый понедельник января, называющийся «потерянным понедельником», полагалось, по обычаю средневековой цеховой мастеровщины, устраивать пьянство и драки. В эту ночь Матье разгромил кабак в предместьи за ручьем и был принесен домой с проломленным черепом.
Матье пролежал больной около месяца. Выздоровев, он совершенно переменился; бросил кутежи, стал задумчив, молчалив и невесел.
По совету врача, отец Матье решил женить сына. Но на ком? Оказалось, что у
