Вихрь - Йожеф Дарваш
Четверг, 18 января
Вчера вечером в подвале начался переполох: стало известно, что русские солдаты находятся в каких-нибудь ста пятидесяти шагах, на ближайшей площади.
Сидя в подвале, я считал, что мне следовало бы подняться в квартиру и спать там, так как подвал может превратиться в поле боя. Мы с женой спорили-спорили об этом, но в конце концов остались в подвале.
Часов в одиннадцать гитлеровцы через проломы в стене пролезли в подвал. Было их человек двадцать. Затем они ушли куда-то дальше.
Ночью я вышел в уборную и убедился, что ни артиллерийской канонады, ни стрельбы не слышно.
Проснулся я рано. Вокруг меня разговаривали о том, что русские уже здесь, на нашей улице.
Первой это известие принесла мадам М., которая выглянула на улицу из подъезда.
— Русские уже здесь! — заявила она, сбежав обратно в погреб.
— А вы откуда знаете? — недоверчиво спросил ее какой-то мужчина.
— Я сама видела русских солдат!
— Где?
— Здесь, на нашей улице.
— Какие они? — все еще сомневался мужчина.
М. описала их обмундирование. Потом, словно спохватившись, она заявила:
— Да что я вам это расписываю: я слышала русскую речь.
— Значит, они все же здесь, — с трудом проговорил мужчина.
Я быстро оделся и вышел на улицу. По противоположной стороне улицы пробежали четыре советских солдата. Неподалеку от нашего дома стояло еще несколько солдат. Я поздоровался с ними. Один из солдат, это был красивый парень с кавказским лицом и черными усиками, ответил на приветствие. И побежал вслед за четырьмя другими. Я был счастлив. Раньше я несколько иначе представлял себе первую встречу с советскими солдатами: думал, что мы бросимся обнимать друг друга. Однако объятий не последовало, так как для этого нужно было желание и другой стороны. А жаль!.. Ну да не в этом дело. Главное — конец войне, конец сидению в подвале, конец молчанию и осторожности.
Мы остались живы. Остались совершенно случайно, несмотря на тысячи подстерегавших нас опасностей. И теперь мне кажется, что вслед за этим наступит отнюдь не праздник. Нам нужно готовиться к новой борьбе. Только бороться нам придется уже при более благоприятных условиях.
Три дня назад в подвале появился новый обитатель. Случись это раньше, на него никто бы и внимания не обратил. Дом его разрушило, и он нашел прибежище в нашем доме. На вид это был тихий, порядочный господин. Он заговорил, обращаясь ко всем нам:
— Вчера немцы сюда вовсе не за боеприпасами приходили. Они сбежали в Буду, а оттуда еще дальше на запад. Один из них сказал: «Мы сейчас уходим отсюда, но мы еще вернемся!» Я охотно верю их словам!
Настроение у обитателей подвала странное. Несколько евреев, которые прячутся здесь, трусливо молчат. Контрреволюционно настроенные обитатели без передышки делятся впечатлениями о происшедших событиях и вообще обо всем, что они видят и слышат. Они критикуют всех и вся, считая себя выше всех других.
А я чувствую, что вслед за последними событиями начнется новая борьба. Покоя не будет. И нужно быть бдительным долгие годы. А может, и всю жизнь…
МАРИШКА И ЯНОШ
Маришка, красивая восемнадцатилетняя девушка, работала официанткой в небольшом ночном ресторанчике. Она подавала посетителям спиртные и минеральные напитки, а когда ее приглашали, выпивала вместе с гостями. В черной юбке и темной блузке с белым кружевным фартуком, с белой астрой в волосах, она проворно сновала между столиками, приветливо улыбаясь посетителям.
Янош работал служащим в банке и потихоньку писал стихи. Это был симпатичный молодой человек с мечтательным взглядом. Однажды, когда Янош впервые пришел на открытую террасу ресторана, и огляделся, он встретился взглядом с Маришкой. Девушка улыбнулась ему приветливо и нежно. Перед такой улыбкой не мог устоять ни один посетитель. И Янош сел за стол Маришки.
После того как Янош заказал у официанта ужин, Маришка, подойдя к нему, спросила его ласково:
— Чего вы хотели бы выпить?
— Принесите какого-нибудь вина, дорогая!
— Бутылочку «Леаньки», хорошо?
— Хорошо, выпьем «Леаньку».
И Маришка выпила с Яношем «Леаньки», наполнив свой стакан немного вином и разбавив его содовой. Однако у нее было еще два столика, которые нужно было обслуживать. За одним из них сидела большая и шумная компания с дамами, за другим — пожилой господин потягивал вино. Выпив с Яношем первый стакан, Маришка извиняющимся голосом произнесла:
— Не сердись, дорогой, мне нужно обслужить этого гориллу. Он мой постоянный клиент. Я потом подойду к тебе. Знаешь, работа есть работа… Он обычно дает мне на чай по пять форинтов. Я сейчас вернусь…
Янош понимал, что Маришке действительно нужно подойти к клиенту, который к тому же одаряет ее каждый раз пятью форинтами. И все же, несмотря на это, его не покидало ощущение обмана… Он уже перешел с Маришкой на «ты», смотрел на нее влюбленными глазами, девушка смущенно отвечала ему тем же, ловя его жадный восхищенный взгляд. Ощущение обмана не покидало его, потому что точно такими же глазами Маришка смотрела и на других своих посетителей, так же обворожительно улыбалась им.
И так каждый вечер, веселая, с улыбкой на губах, Маришка порхала между своими столиками, присаживаясь на минутку то к одному, то к другому. Ее столики почти никогда не пустовали, так как она была самой красивой и молодой официанткой. Все обычно старались сесть именно к ней за столик. Вечерами после однообразной и тяжелой работы и шумного трудового дня люди приходили сюда из города, чтобы отдохнуть здесь от надоевших сослуживцев, приятелей, а некоторые даже, возможно, и от семьи.
Здесь они находили Маришку, сидели с ней, разговаривали, пожирая ее своими ненасытными глазами. Они жадно ловили ее улыбку, звуки мелодичного девичьего голоса, наслаждаясь ее приветливостью и даже лестью, да, можно сказать, и лестью. (Если нет ничего другого, то лесть тоже может служить пищей для души…) Иные мечтали о ее теле, другие вообще ни о чем не мечтали.
Мужчины приходили по вечерам, располагались на террасе, подыскивая здесь для себя подругу, затем следовала попойка, когда они направо и налево сорили деньгами, давали большие чаевые, ругались, скандалили, доходя порой чуть ли не до драки… Почти все они были хорошо одеты: богатые костюмы, макинтоши, золотые цепочки и кольца — все это у них было, хотя внутренне они были опустошены.
Маришка с большим искусством обслуживала их. Одному она улыбалась, у другого спрашивала о его делах; с легкостью и откровенностью рассказывала
