Зеленые мили - Елена «Ловец» Залесская
Январь 2023-го в Москве выдался каким-то невнятным. Или это потому, что в тот год времена, даты, дни недели перестали существовать. У творческих так. И у счастливых. И у тех, кому страшно. И кому больно. У всех, замкнутых на себе внутри, снаружи ничего нет. Вот и января почти не было. Просто — машину нужно греть и с мокрой головой не выйдешь.
Тогда мы оказались близки к тому, чтобы поставить крест на многолетней, такой непонятной и такой ценной для нас двоих дружбе. Сейчас я думаю, что тогда мы просто не понимали, как важны и нужны мы все друг другу. И Кавказ, который хоть и появился в моей жизни совсем недавно, но уже стал любимым младшим братом. В любой компании есть люди-кирпичи и люди-цемент. Цементом был Грин. Остальные — кирпичами. А потом оказалось, что был еще и растворитель. Чтобы цемент не засох и конструкция держалась. Просто я никогда не думала, кому досталась эта роль.
3 января я лежала в постели и перебирала фотографии из поездки. Дошла до видео с гранатой. Скинула Грину: «Стажерам покажешь».
Ответ пришел немедленно: «Открою тебе секрет. Нам ничего не угрожало. Ведь с тобой был лучший сабуним[1] в этой местности…»
Слово за слово. Приезжает ночью. Впервые ко мне домой. Все у меня были не по разу, кроме него.
— Это просто твой незакрытый гештальт.
— Что ты об этом знаешь? Что вообще ты знаешь обо мне?!
От бессилия и гнева хотелось орать и что-нибудь разбить. Цемент твердел и трескался на глазах. Я проигрывала эту партию с разгромным счетом.
— Лена, это все неправильно. Для тебя. Уезжай, позвони своей принцессе в Дубай и уезжай.
— Она в Швейцарии.
— Еще лучше. У тебя и шенген есть.
— Когда тебя назначили Богом и выдали право решать за других?
— Уезжай. Это не твой мир.
Белые до синевы костяшки пальцев, сжимающих стакан, контрастируют с невозмутимым и почти веселым лицом.
— Твой мир там.
— Иди к черту.
Мы проговорим всю ночь, но эту партию я снова проиграю.
Как и тогда, в 2019-м:
«— Я герой не твоего романа. Уезжай с ней в Швейцарию.
— Кто это сказал? Кто дал тебе право решать за меня?
— Я так сказал…»
Неделю спустя, в январе 23-го, я сижу на полу и рыдаю навзрыд. Пальцы набирают в телефоне СМС: «Кто дал тебе право решать за всех… как ты мог за три часа все разрушить — мой мир, нашу дружбу с Валом, нашу с тобой… ты, самый дорогой для меня человек в этой Вселенной».
Ответа не будет долго.
Грин позвонил в конце месяца.
— Едем?
— Да.
Со ссор мы всегда умели соскакивать одинаково: просто делая вид, что их не было.
— Так, когда ты приедешь или где тебя забирать?
— Я позвоню за час.
— Лучше за три.
— Лена, мы еще не выехали, а мне уже очень хочется тебя ссадить.
Выезжаем вдвоем из Москвы на Херсонщину в ночь. Первые пару часов Грин пытается меня разговорить. Шутит, подкалывает. Я молчу и полностью сосредотачиваясь на дороге: мне пока нечего сказать и почему-то очень хочется плакать. Часа в четыре утра он пересаживает меня на пассажирское сиденье, и я моментально засыпаю. Просыпаюсь оттого, что мы где-то стоим и в машине никого нет. Оказывается, очередная заправка.
Следующие километров 300 едем и болтаем ни о чем. Смеемся. Это традиция.
В Славянске-на-Кубани яркое солнце и +15. Грин щурится от слепящих лучей и вдруг подхватывает меня на руки и, дурачась, подбрасывает вверх. Я визжу и смеюсь. Кризис миновал, мы снова близкие люди.
— Шарахаемся тут по всяким куширям.
— С сидорами.
— С сидорами по куширям. Опять дурочка на войну поперлась.
На мосту пробка. Я сплю. Два человека существуют в этой Вселенной, которые если за рулем — я гарантированно буду спать. Оба члены нашей банды. Успеваем на «ноль» за 5 минут до комендантского часа. Пацаны уже ждут по ту сторону блокпоста. Едем на базу.
— Ребята, как я рада вас видеть!
Обнимаемся до хруста костей. Дома холодно, зима пришла на азовский берег.
— Вы уехали, Блаженный подходит как-то: «А вот девушка была с вами, она где?» — Вал ухмыляется и бросает на меня взгляд, по которому никогда ничего не поймешь.
— А ты что?
— А я ему говорю: «Тебе зачем та девушка?». Ну он больше не спрашивает. Грустный ходит. Ничего, увидитесь.
Кутаюсь в тридцать три одеяла и под мерный звук трех мужских голосов проваливаюсь в сон. Увидеться с Блаженным все еще не получилось. А с кем-то уже не получится никогда.
Утром берег Азова тих и пуст. Пуст, впрочем, он теперь всегда. Прибило льдины, зима стала абсолютно осязаема. Я иду по самой кромке, волны, хрустя льдинками, почти накатывают на мои снежно-белые кроссовки. Подходящая для войны одежда и обувь у меня появятся еще не скоро. Небо в тяжелых свинцовых облаках, значит, и сегодня звезд не будет. Привычно пролетают патрульные «аллигаторы». Машу рукой военлетам. Видят или нет — неважно. Это традиция, на удачу. В установленное время пошел стратег — мне нравится думать, что это именно стратег и пошел он куда-то в сторону пускового рубежа. Ближе к обеду пролетят «сушки». На базе все стабильно.
Мы снова уедем в ночь. А через полгода Грин напишет: «Лена… Твой курорт разбомбили».
И я буду ехать по ночной подмосковной трассе, горько рыдая и даже не пытаясь утирать слезы. Думая, что все закончилось.
Не зная, что ничего еще даже не начиналось.
У пацанов разговоры в шуточной форме — о деле одним им понятными намеками и незаконченными фразами. Информация сродни ядерному оружию. Нет никаких в доску «своих», кроме тех, с кем делишь свою комнату. Поэтому четко — ни с кем ни о чем. Война план покажет. Номера с машины мне снимают сразу после прохода МАПП. Дно проверяют каждый раз перед тем, как в нее сесть. Это надолго становится рефлексом. Я до сих пор проверяю.
Мы вернемся в Москву в начале февраля, и Грин пропадет со связи больше чем на месяц. Этот месяц круто поменяет абсолютно все, задав вектор движения на ближайшие два года. Я буду долго гонять тяжелые мысли, как
