Юрий Жуков - Укрощение «тигров»
За два часа гвардейцы собрали на обзаведение молодоженам 9 800 рублей и перевели их другу.
* * *В сегодняшней армейской газете мы увидели портрет танкиста, сделанный художником-фронтовиком старшим лейтенантом Вязниковым. На нас глядело знакомое молодое лицо: открытый взгляд упрямых глаз из-под широких бровей, твердо сжатые губы, юношески пухловатые щеки. На груди танкиста красовались два боевых ордена и гвардейский знак.
Мы прочли подпись: «Гвардии лейтенант В. Стороженко» и сразу же вспомнили встречу с этим юношей в канун боевых действий на Белгородском направлении. Мы были тогда в лагере танкового подразделения, которым командует сейчас один из старейших гвардейцев, боевой майор Заскалько. Это подразделение в течение трех месяцев готовилось к боям. Заскалько принял его у Александра Бурды, ушедшего на новый, более ответственный пост.
Танкисты жили напряженной и в то же время очень дружной боевой жизнью. Их машины были в постоянной боевой готовности, их оружие было отлично пристреляно, сами они проводили ученье за ученьем.
Вот здесь-то мы и встретили лейтенанта Стороженко, командира танковой роты. Заскалько напомнил мне:
— Помните, он еще под Москвой прославился… Тогда Стороженко был башенным стрелком у Бурды, и за один бой они перебили десять немецких танков. Бурда из-за стога сена все время выскакивал. Как выскочит, так и нет танка у немцев. Хорошая была игра в прятки!
В тот вечер Заскалько собрал молодых танкистов и сказал им:
— Вот вам образец, молодежь! Лейтенант Стороженко уничтожил уже двадцать три танка. Как говорится, дай вам бог каждому завести такой счет!..
Прошло немного дней. И вот портрет Стороженко и заметка в газете — храбрый танкист снова отличился в бою. Нам не довелось встретиться со Стороженко после этого боя, и потому ограничимся здесь тем, что приведем эту заметку. Тем более что наш рассказ о гвардейцах и так затянулся:
«Гвардий лейтенант Стороженко поставил роте задачу — встретить немцев огнем из засад, остановить их и стать насмерть на рубеже. После адской бомбежки 100 немецких танков атаковали участок, на котором стояла эта рота. Танкисты подпустили немцев на ближние дистанции. Они соблюдали строгую дисциплину огня. Первым давал выстрел Стороженко, за ним начинали бить по немецким танкам остальные. Несколько раз пытались немцы прорваться вперед, но всякий раз рота Стороженко преграждала им путь. Один только Стороженко лично в этом бою истребил шесть немецких танков».
Итак, на счету у Василия Стороженко сегодня уже 29 танков! Отличный, поистине гвардейский счет… Им вправе гордиться гвардейская часть, воспитавшая такого орла.
…Танкисты из племени «Старой гвардии», начавшие свой боевой путь с первого дня войны, а службу под гвардейским знаменем с осени 1941 года, сегодня воюют в ряде частей. Их подразделение стало чудесным гнездом, в котором оперились ныне грозные для врага воины, одно имя которых приводит немцев в трепет. Молодежь, впервые надевающая на грудь гвардейский значок, обязана хранить, множить и носить в душе и сердце драгоценные традиции «Старой гвардии».
* * *Вниманию редакции. Если фото, на котором показано, как Заскалько представляет молодым танкистам Стороженко, до сих пор не опубликовано, обязательно дайте его одновременно с очерком на первой полосе, Только исправьте в подписи цифру: он уничтожил, как видите, уже не 23, а 29 танков. Вообще учтите, что в ходе нынешних боев подписи быстро стареют и фотографии надо печатать быстрее.
Выучка
9. VII, 18 ч.56 м.
Вечер или утро? День или ночь? Трудно вести счет времени, когда бой идет все в том же яростном темпе уже четверо суток, не ослабевая ни на минуту, когда начинаешь терять счет самолетам, теснящимся в небе над твоей головой, когда поднятые разрывами авиационных бомб и снарядов артиллерии и танков тучи черной пыли размолотого в порошок знаменитого курского чернозема застилают небо такой Плотной пеленой, что день становится похожим на вечер, а утро — на ночь.
То, что происходит сейчас в районе Белгорода, не может быть сравнимо ни с одним сражением. Я уже писал, что здесь немцы применяют ту же тактику, которой они пользовались в дни штурма Севастополя и Сталинграда: сотни, тысячи самолетов, артиллерия перепахивают квадрат земли за квадратом до тех пор, пока на ней, кажется, не остается ничего, потом идут танки, и, наконец, является пехота, которую Гитлер бережет как драгоценность — численность обстрелянных кадров гитлеровцев значительно поредела. Но Севастополь и Сталинград были городами с ограниченным количеством улиц и кварталов, их можно было уничтожить, хотя и это требовало дьявольских усилий. А как уничтожить русскую степь?
Немецких летчиков не учили рассуждать, им приказано бомбить определенную площадь, и они бомбят ее гектар за гектаром. Только на участке одного соединения они совершают до 3 тысяч самолетовылетов за день. Днем и ночью с переднего края слышатся одни и те же глухие отрывистые вздохи. Это вздыхает вековой русский чернозем, который принимает в себя тысячи тонн немецкого металла.
Когда с земли исчезает все, что на ней растет, и она превращается в мертвую смесь обработанного тротилом, истолченного, перегоревшего чернозема и дробленого металла, за дальними холмами раздается торжествующий звериный вой «тигров». Они выползают на гребень, готовые отпраздновать победу. И вот в этот самый момент опаленная, страшная, истерзанная немцем земля встречает гитлеровские танки снарядами пушек, ударами танков, меткими тяжелыми нулями противотанковых ружей — всем тем, что каким-то чудом уцелело в этом аду, и новые черные столбы дыма вновь поднимаются к небу.
К исходу дня немцам удается на каком-нибудь одном участочке после страшной борьбы не на живот, а на смерть захватить холм, или рощицу, или хуторок. Но такие победы не радуют их солдат. Они пугают их, потому что они видят, сколько солдатских жизней отдано за этот холм и сколько таких холмов впереди.
Сегодня, как донесла наша разведка, по Белгородскому шоссе из Харькова прошли на север, лязгая гусеницами, еще 100 немецких танков. Какое существенное изменение в обстановку смогут они внести, если только каждый день здесь погибает по нескольку сот гитлеровских танков, в том числе десятки «тигров»? И все-таки обстановка остается серьезной — начатое здесь великое испытание сил продолжается.
Только что я вернулся из штаба танкистов. Усталый подполковник, подняв красные веки, аккуратно сложил карту и сказал:
— Дела идут нормально, но не надо самообольщаться. Немцев еще много, танков и самолетов у них хватает, а их солдаты беспрекословно повинуются приказам. Поэтому они будут лезть вперед до тех пор, пока их не перебьют. И дело это хлопотливое. От наших людей требуется сейчас исключительный героизм, и притом такой, который достигается не только благородным вдохновением, но и выучкой.
— Да, и выучкой! — задумчиво повторил подполковник.
Это очень правильно сказано! То удивительное поведение наших людей на поле боя, свидетелями которого мы являемся в эти дни, то поразительное хладнокровие перёд лицом смертельной опасности, которое они проявляют ежечасно, являются прежде всего плодом выучки. Всесторонней, широкой, физической, военной, моральной!
Люди здесь свыклись с мыслью, что слава и традиции соединения обязывают их воевать особым воинским стилем.
— У нас заведено так: убьют одного нашего, мы за него двадцать фашистов бьем. А кто бьет больше, того за это не наказывают, — говорили пришедшему в часть молодому бойцу ветераны, и он тепло улыбался: в хорошую боевую семью он попал, люди здесь ни за словом, ни за пулей в карман не лезут.
В часть приезжал генерал Катуков, закаленный, бывалый воин с популярным именем. Он выстраивал бойцов и спрашивал:
— А ну, кто из вас со мной дрался против немцев под Орлом? Два шага вперед!..
Бывалые гвардейцы с орденами на груди делали два шага вперед и застывали, блистая выправкой. Генерал собирал их в кружок и говорил:
— Смотрите, воспитывайте молодежь, чтобы помнили, знали, за что мы получили гвардейское знамя.
И ветераны учили молодежь, и молодежь с нетерпением ждала боя, чтобы показать, что и она не лыком шита.
Танкисты терпеливо учились: командиры сидели за уставами, автоматчики учились вести еще и разведку, механики-водители учились стрелять из пушки, а башенные стрелки — водить танк, чтобы в нужную минуту заменить друг друга. Часто проводились учения всей части, и тогда повсюду выключалась проводная связь, на телефон накладывался строжайший запрет, и вся связь осуществлялась только по радио. Так шла выучка. И выучка эта дала свои плоды.
Сегодня в лесной чаще на дне оврага, который неделю назад, в период затишья, служил местом расположения одной из танковых частей, а сейчас стал одной из наших боевых позиций, я натолкнулся на неожиданную картину. Под раскидистыми ветвями старых деревьев была оборудована настоящая академическая аудитория: стояли рядами гладко выструганные скамьи, в центре «зала» находилась классная доска и рядом с нею — небольшой столик преподавателя, а сзади — большой, очень тщательно оборудованный танкодром в миниатюре: крошечные холмы, выложенные мхом овраги, деревушки из хатенок под соломенными крышами, мельницы, рощицы из мелких кустиков полыни. Только пол в этой аудитории заменял песок. Видимо, здесь учились те самые танкисты, которые сейчас обороняют эту же рощицу.
