Юрий Жуков - Укрощение «тигров»
Конечно, и сама она понесла потери, тяжелые, невозвратные потери, — не вернутся больше в строй ни Шаландин, расстрелявший два «тигра» и два средних танка, ни Соколов, уничтоживший одного «тигра» и один тяжелый танк, ни Мажоров, зажегший два «тигра». Не вернутся и многие другие… Но они отлично сделали свое дело, и рота будет вечно числить их в своих списках.
Раненые танки, уходившие на ремонт, снова двинулись. Механики оживили их.
— Нам пора, — сказал Бочковский, — приказано завтра быть на рубеже. Предадим земле тела товарищей, отремонтируем танки — и снова туда.
Он махнул рукой в сторону, где высоко вздымались к небу дымы взрывов, четко козырнул, отдал команду, и танкисты легко взлетели на броню, став на карауле у изголовья мертвых героев, убитых в бою.
Танки двинулись по взрытому бомбами шоссе на север…
* * *В нынешних боях снова гремит знаменитое имя командира гвардейца Александра Бурды: его воины за несколько дней уничтожили уже около 70 немецких танков, среди них десяток «тигров». Храбрый, умелый командир учит своих танкистов воевать так, как заведено у «Старой гвардии». Нам довелось слышать, как Бурда, пользуясь короткой передышкой, рассказывал молодежи пример из собственной жизни — пример настоящей гвардейской боевой дружбы.
— Бывают же такие совпадения! — спокойно говорил он. — Ровно год назад, и довольно-таки неподалеку отсюда, мы тоже отражали атаки немцев. Должен вам сказать, что гитлеровцы тогда тоже нахально лезли. Было тогда у нас много всякого — и горького и сладкого. Но никогда я не забуду бой под деревней Каверья. Два года воюю, в трех танках горел, шесть машин подо мной разбито, а вот эта история больше всего меня тронула…
И Бурда рассказал действительно трогательную историю, лишний раз показывающую, что секрет могущества нашей гвардии в значительной мере в том и состоит, что в ней силен дух взаимной выручки и дружбы.
Александр Бурда в жаркий июльский день 1942 года вел своих танкистов в атаку на сильно укрепленный немцами пункт. За рычагами боевого танка сидел гвардии старший сержант Матняк. Я хорошо помнил этого прекрасного солдата по старым встречам с гвардейцами: худощавый смуглый кареглазый украинец с едва пробивающимися усиками был любимцем батальона.
Боевые друзья Матняка знали его с 1938 года, когда он только пришел в Житомирский учебный батальон. Вместе они учились, вместе служили, вместе начали воевать и вместе встали под гвардейское знамя в памятные дни битв в Подмосковье. Его знали как лучшего водителя танка, и он был во всем под стать своему командиру — такой же смелый, умелый, с хорошей украинской хитрецой…
Бой за Каверья был тяжел — пришлось драться буквально за каждый двор. Бурда непосредственно на поле боя возглавлял атаку. Но вот на огородах деревни он натолкнулся на хорошо замаскированную противотанковую батарею и вступил с нею в бой. Ему удалось подавить два орудия, как вдруг произошел редчайший случай: немецкий снаряд влетел прямо в канал ствола пушки его танка и разорвался в нем. Одновременно другой снаряд пробил броню танка и разорвался внутри машины.
Град осколков стекла и окалины плеснул в лицо Бурде. Потоком хлынула кровь. В глазах была нестерпимая резь. Но Бурда помнил, что на нем лежит ответственность за все подразделение, он, напрягая волю, не дал себе пасть духом. Он тут же передал по радио своему заместителю, такому же бравому гвардейцу, Заскалько, чтобы тот принял командование, и приказал водителю: «Вправо».
Надо было немедленно развернуть танк, чтобы подставить под снаряды мощную лобовую броню. Матняк оглянулся, кивнул головой, но танк остался на месте. «Вправо!.. Матняк, вправо!» — повторил громче Бурда. И опять все осталось по-старому. Тогда разгневанный командир бросился вниз, чтобы отшвырнуть растерявшегося водителя и самому сесть за рычаги — и в ужасе остолбенел: он увидел, что у Матняка оторвана рука, она болтается на ниточке сухожилия, на дне танка — лужа крови, а механик молча пытается одной рукой изменить направление движения танка. По броне непрерывно били немецкие снаряды, и искры сыпались в открытую рану Матняка.
— Матняк, родной, что же ты молчишь? — с болью в голосе сказал Бурда, вытирая залитые кровью и слезами глаза.
Матняк упрямо мотнул головой и снова потянулся к рычагам, но Бурда поднял его на руки, аккуратно опустил рядом с сиденьем, быстро перетянул перебитую руку ремнем, вынул складной нож и попытался перерезать сухожилие. Но нож оказался недостаточно острым, сухожилие не поддавалось. Пришлось пока оставить руку так. Матняк молча сжал ее здоровой рукой, поднес к груди и замер. Командир башни и стрелок-радист со страхом смотрели на него. Бурда, сидя за рычагами, протирал глаза и пытался вывести танк.
Это была нелегкая задача: работала только правая гусеница, левая тянула едва-едва. Танк мог двигаться только по дуге. Бурда дал задний ход, и машина, вздрагивая от ударов бронебойных снарядов, медленно стала пятиться по кривой. Развернувшись, командир дал передний ход, и танк начал уходить, огрызаясь огнем. Матняк бормотал, теряя сознание:
— Кто там жив из экипажа?.. Кто ведет танк?.. Скажите… Майор жив или нет?.. Скажите… Александр Федорович жив или нет?..
— Лежи, дорогой! — успокаивал его Бурда. — Все живы, все здоровы. Лежи!
— Где мы?.. Танк спасти надо!.. Понимаете, танк…
— Уже у переправы мы, дорогой. Сейчас танк спасем.
Матняк забылся, состояние его все ухудшалось. В эту минуту над переправой появились тридцать вражеских самолетов. Радиостанция вышла из строя. Мотор глохнул. Бросить танк?.. Нет, он должен быть спасен во что бы то ни стало! Бурда схватил кувалду, вышиб заклинившийся люк водителя, чтобы было виднее, — кровь совсем залила ему глаза! — снова взялся за рычаги и стал маневрировать между разрывами бомб.
Надо было во что бы то ни стало вернуть к жизни левую сторону ходовой части. Напрягая силы, майор все-таки заставил фрикцион работать и дал газ. Счастье! Танк медленно-медленно пополз. Теперь он двигался уже по прямой. Бурда провел его через речку, через поле. Он уже приближался к исходному рубежу, когда Матняк очнулся и снова настойчиво и требовательно спросил:
— Кто живой в экипаже?.. Кто ведет танк?.. Что случилось с майором?.. Где Бурда…
И снова Бурда начал успокаивать его:
— Да вот же я! Какой ты, Фома неверный, ей-богу…
На командном пункте все сбежались к подбитой, израненной машине, которая наперекор всему дошла своим ходом сюда. Из люка вылез окровавленный Бурда. Он хотел помочь выбраться Матняку, но тот упрямо ответил:
— Нет!.. Я сам… Сам!..
И он вылез сам, бледный, без кровинки в лице, угловатый, беспомощный, со своей оторванной рукой, болтающейся на ниточке сухожилия. Врач поспешил к нему на помощь. Матняк проговорил:
— Спасти нельзя? Что ж… Тогда режьте!.. Только, чтобы я видел.
Доктор отрезал руку. Матняк все еще стоял на ногах, держась нечеловеческим напряжением воли.
— Ну, а теперь похороните ее при мне, — тихо продолжал Матняк.
Гвардейцы плакали. Они быстро вырыли яму, бережно опустили туда белую, безжизненную руку своего лучшего водителя и засыпали ее землей. И сразу же Матняк обмяк, опустился на землю, остатки сил покинули его, и он тихо сказал:
— А теперь… Где майор?.. Где товарищи?.. Кто меня вывез? Спасибо, братцы! Не поминайте лихом…
Глаза его закрылись. Его и Бурду рядом положили в санитарную машину и увезли в госпиталь.
— И что же Матняк? — робко спросил молодой танкист. — Умер?
— Нет, что вы! — усмехнулся Бурда. — Так просто гвардейцы не умирают. Уж раз ты в бою уцелел, то жить тебе сотню лет!..
И он рассказал трогательное окончание этой истории.
Матняк долго пролежал в госпитале. Там он встретился с одной девушкой, которую знал еще до войны. В свободные от работы часы она добровольно дежурила в госпитале. Матняк любил ее, но сказать об этом стеснялся: что за жених без руки? И вот случилось так, что его выписали из госпиталя как раз в тот час, когда эта девушка кончила свое дежурство. Они вышли вместе. Пустой рукав гимнастерки угнетающе действовал на Матняка. Поглядев в высокое зимнее небо, он горько сказал:
— Ну вот, простимся… Видать, несчастная моя звезда. Кому я нужен, калека?
И вдруг девушка широко открыла глаза. В них сверкнули какие-то искорки. Видимо, она хотела что-то сказать, но потом просто обняла растерявшегося Матняка и крепко его поцеловала.
— Кому ты нужен? Дурной! Да ведь ты мне нужен! Неужели ты ничего не видишь и не понимаешь?..
Они поженились, и Матняк написал об этом письмо в свой батальон. Письмо читали вслух, читали несколько раз, и все очень радовались. И вдруг Заскалько осенила идея:
— Хлопцы, какие же мы остолопы! Любовь — любовью, все это замечательно, но ведь надо же им деньжат на первое обзаведение, а?.. Даю пятьсот рублей!
