Позвоночник - Мара Винтер

разведутся, так возненавидят друг друга». Из дверей, за аркой, вышла парочка: он в черном, она в белом. «Надо бы наоборот, – зудел голос, – он в белом, саттва, она в чёрном, тамас. Святой и проститутка, вот классический альянс, как небо и земля, от сотворения мира. Белый уже не катит, это символ девственности. Разве её йони не познала лигвама, ни жениха, ни кого-либо ещё, до него? Что за лицемерие, что за фальшь!» Парочка приближалась к воротам, вокруг – цветы и толпа их держателей. Юна рискнула вломиться в этот триумф консерватизма. Она подошла к воротам, кованым, черным, и спросила брачующихся: почему вы так решили и, главное, зачем? «По расчету, – ответила невеста из-под фаты. – Брак, тот ведь, почти любой – по расчету. Он ей защиту (в том числе финансовую), она ему секс. Она ему эмоции, он ей престиж. Он ей уверенность в завтра, она ему тыл во вчера. Мало кто доходит до "она ему вдохновение, он ей свершения". Везде расчет, везде обмен. Главное, чтобы по-честному». Лица невесты было не разобрать. «А тебе что, душечка, самой не нужен секс, не нужен друг, не нужна муза?» Невеста ответила: «Ну… это мужское». Юна чуть ни подавилась. Какое мужское, когда человеческое. Она спросила: «Ты сама-то целой стать пробовала? Чтобы обмен был равноценным. Поддержка на поддержку, близость на близость, общий дух, дух товарищества… когда другой – твоя команда?» Невеста отмахнулась: «Ты что! Это у мужчин так, в их компаниях, семья – дело другое! Ты ничего пока не понимаешь, вот подожди, старше станешь, поймешь!» Юну пробрало (она поняла то, что долго висело на поверхности, так очевидно, что незаметно): «Получается, вы соединяетесь, чтобы пожирать друг друга? Брать то, брать это… а как же дарить? Ты пробовала дарить ему что-то, что сделает его чуть лучше, чем вчера, знания, вдохновение, да хоть обстановку, просто потому, что желаешь ему блага, а не затем, чтобы получить благо взамен?» Невеста сорвала фату. Зубы у неё были, как у Артхи. Глаза – угли. Жених уже давно стоял, поглядывая на часы. «Ты что, – проговорила невеста, – совсем с катушек, – помахала у виска, – съехала? С какой ты планеты?» С Земли, заявила Юна, но я не уверена. Вмешался жених. «Тут только браки по расчету, – повторил он слова своей избранницы, обнажив, разговором, клыки, – хочешь посмотреть, как у других, иди выше. Там тебе расскажут и про богов, и про берега, и про прочую чушь, а нам некогда. Деньги сами себя не заработают». Часы на его руке были дорогими. Дороже, чем весь её, Юнин, гардероб. Дорогими, но иллюзорными. В этом был их маленький, однако – весьма ощутимый минус. Парочка, довольная собой, поведением друг друга и пышностью праздника, села в одну из машин и, вместе с гостями, отправилась отмечать. Ресторанов здесь было много: выбирай любой. «Голод, – подумала Юна, – всем правит голод. Тут – преимущественно интеллектуальный. Что заставляет людей изобретать новые вещи, искать решения задач, учиться, стремится выше, чем они были? Голод. Тоска по большему. Тоска по полноте». Ей захотелось есть. Она оглянулась вокруг: заведений для питания было полно. Ни одно не подходило.

Около нее затормозил автомобиль. Стекло опустилось. Внутри сидел Виктор. Увидев знакомого человека, Юна обрадовалась. «Садись, – сказал он, – звëздочка. Отвезу тебя, куда надо, а, захочешь, пообедаем». Она, без раздумий, села. «Как же ты кстати, Вить, – улыбаясь, призналась, – я только что видела самую ужасную свадьбу, из всех ужасных свадеб этого мира». Он ответил улыбкой: «Какая из них не ужасна. Свадьба – это обман. Тебе кажется, что ты встретил фею, а наутро она превращается в жадную каргу: дай денег на то, дай на это, дай, куплю платьице. Ты сама знаешь, я не жмот. Я бы и так давал. Мне не жалко. Но ведь их как будто учат, фей, заранее: бери, да побольше, неизвестно, когда ему надоест. Знаешь, – сказал он, поглядывая на нее, из-за руля, – ты единственная, из моих женщин, что не превратилась в каргу. То ли потому, что ты никогда не была "моей женщиной", только своей собственной, ничьей больше. То ли потому, что сама по себе ты такая. Вдохновляешь безвозмездно. Трахаешься, когда сама этого хочешь, с тем, с кем хочешь. И именно поэтому, Волкова, – продолжал он, – нет тебе цены. А эти, невесты, – усмехнулся, – сами на себя этикетку вешают. Хоть миллион, но миллион на этикетке. Можно купить, да пользоваться. Иногда думаю: как же так, почему же так, вот, вроде, рядом она, то есть ты, но нет для меня человека, более далекого. Потому, что ими – можно обладать. Тобой же – нет, тобой обладать нельзя. Куда поедем? – неожиданно сменил тему, открещиваясь от своей откровенности. – В ресторан?» Юна ответила (она знала, что он думает так, но не слышала этого от него, вот так прямо): «Нет, не хочу в ресторан. Что я там не видела. Поехали к озеру». Остановились на перекрестке. Пешеходный переход пересекала дама с коляской и телефоном у уха, она говорила: «Ну и вот, сидим втроем, я, Цезарь и курица. Курица причитает: как ты мог, как ты мог! Променял меня на креветку! Разве ж с ней ты будешь идеальной версией самого себя? Цезарь молчит, потому что он – салат. Я молчу, потому что я – пьяна вдребезги…» Сначала Юне показалось, ослышалась. Посмотрела на Виктора, нет, он тоже это слышал. «Что с ней? – спросила. – Она больна?» Он ответил: «Нет, нисколько. Именно так, для мира, звучат сравнения одного с другим. Сравнивать абсурдно: все разные». Такой мудрости она от него не ожидала. Виктор был бизнесмен, а не мыслитель. «Скажи, – осторожно начала она, – что насчет конкуренции? Выигрывает лучший…» Он хитро посмотрел на нее, и опять вернул глаза на дорогу: газ. «Нет, выигрывает реализованный. Тот, кто соответствует своей настоящей природе. Если ты прирожденная танцорка, никто тебя не затмит. Если ты умеешь делать бизнес, да хоть тот же клуб, так, чтобы он соответствовал спросу, давал то, что посетитель хочет получить, к тебе пойдут. Есть работа, а есть призвание. Это очень разные вещи, и на рынке выиграет второй, кто является тем, что он делает». Юна задумалась: «А как насчет власти?» Виктор откликнулся: «Кто жаждет власти, недостоин её. Лидер может и делает вместе с другими. Босс стоит и смотрит, как другие делают. Лидер останется. Босс слетит. Я сам в последнее время стал превращаться в босса. Если проснешься, скажи мне об этом. Такие вещи со стороны виднее». Юна