Позвоночник - Мара Винтер
Озеро сверкало миллионом бриллиантов. Они вдвоем, Юна и Виктор, вышли из машины, остановились около него. «Что это за озеро?» – спросила девушка. «Его называют озером Иллюзий, – ответил мужчина. – Там можно увидеть то, что манит тебя более всего, то, что мешает тебе выйти из третьего круга. Что ты видишь?» Она видела себя, в облике волка. Себя во главе стаи. Там было несколько больных: две престарелые волчицы, хромые, одна – злая, другая – покорная, смирившаяся со своей долей. И больной волчонок, весь в крови. Остальные, так или иначе потрепанные, глядели на неё, ожидая, что она найдет путь. Сама вожачка, с окровавленной лапой, пыталась найти им силы, найти пищу, накормить всех и каждого, даже волчонка, который кусал её. Спасти свою стаю, пав сама. Пути она не знала. Они не знали, что она не знает, и шли. «Волки, – прошептала Юна, – мои волки, я должна кормить своих волков». Виктор возразил: «Это не твои волки. Твои волки – у тебя внутри».
После этих слов у неё что-то щелкнуло, в голове, и встало на место. Они не знают, куда идти, но ведь они – взрослые, как и она. Если не знают они, не знает никто за них, ни дочь, ни сестра, ни хореограф. Её окружение отказывается брать на себя ответственность за свою жизнь потому, что есть на кого переложить её, эту ответственность! Выходит, она сама, своими же руками, создала себе толпу детей. «Не подавайте нищему, – вспомнилось откуда-то издалека, – научите его работать. Если он не хочет работать, пусть идёт в лес и выживает, как хочет. Не выживет, туда ему и дорога». Жестоко, по-волчьи. Зато справедливо. Помощь помощи рознь. Как подумала, так у неё будто бы камень… вывалился из живота, тяжелый, ужасно тяжелый камень, выпал и булькнул в воду, исчез. Её затошнило. Она села прямо там, где стояла, на землю, у озера, дыша. «Ты как?» – с участием спросил Виктор. Она показала жестом: хорошо. Посмотрела в воду. И ничего не увидела. Кроме блеска. Посмотрела на Виктора. И не увидела его. Воздух, на месте, где тот стоял, светился. Мимо по-прежнему ехали машины, гудели сигналы, шла нескончаемая работа, над сотнями проектов, тысячами задач. Встать оказалось легче, чем сесть. «Мне нужен паром, – решила Юна, – я отправляюсь на остров, и отправляюсь туда немедленно». Подумала, решила, встала и направилась. Город горел в лучах полуденного солнца.
Дома все полагались на нее, потому что она сама попыталась заменить им отца. Отца не стало, её не стало: либо они придумают, каждый, самостоятельно, как спастись, либо утонут. В "Плюще" на ней всё держалось потому, что она была сердцем этого проекта. Оставалось одно из двух. Смерть или пересадка. Больше нигде и ничто на ней не держалось. «Тимур – моя мечта, – поняла она, подходя к краю города, где река брала всю ширину, на которую была способна, – моя мечта, но не моя иллюзия». Понимать это было, как лететь. Он где-то там, дальше, вверх по реке. То, что к нему, не личностное. Выше. Ещё выше. Мосты с острова шли крест-накрест. С левого берега третьего сектора – прямо – на правый берег пятого. С правого берега третьего – на левый берег пятого. Четвёртый круг выглядел, как орешек, в скорлупке, с небольшими дверьми возле мостов. Сами мосты были узкими, для пешеходов. Не для транспорта. Пропуска не требовались. Эту часть города никто не контролировал, было незачем. Обитатели сами не хотели уходить: их пленяло озеро Иллюзий.
Глава VII. Уровень четвертый. Двенадцать часов
Дверь, скрытая в кожуре орешка, была заперта. Расколоть его сверху, насильно, невозможно, поняла Юна, либо изнутри, либо никак. Она постучала. Услышала: завозились, загремели замком. Отворила газель. То есть девушка, телом – девушка в белой греческой тунике, с мордой и рогами. «Добро пожаловать, – нежно пропела она, – в лабиринт Парадокса». Пространство за её спиной состояло из зеркал, подернутых темной дымкой. Длинные уши и ресницы, шерстяная кожа, привратница дышала спокойствием и радушием, но выглядела всё же жутковато. «Надо пароль, пин-код или что-то в этом роде?» – пробормотала Юна, памятуя о козле. «Ничего не надо, – замахала рукой с когтями (ребристыми и черными, как рога) газель. – Ты пришла, это самое главное». Шаг назад, у девушки, шаг вперед, у Юны. Дверь закрылась у неё за спиной.
Вокруг остались одни зеркала, повсюду. В них кривлялись отражения, толстые, худые, веселые, грустные, страшные, смешные. И, кроме отражений, никого. «Иди вперед…» – начала было та, что в тунике, но её перебили. С потолка начали прыгать какие-то существа, похожие на мышей, но не мыши. Запрыгали, заплясали в полутьме, многократно умножаемые стенами, потолком и даже полом. Юна попятилась, хоть и некуда было; попятилась рефлекторно. А существа всё плясали, хохоча, серые, как здешний воздух. «Кто они, черт возьми?» – вырвался крик. «Не бойся их, – ответила та, что с рогами. – Не бойся, хоть наш район и есть пространство страха. Он может быть пространством без страха. Смотря кто у власти. Не бойся их, они – местные стражи. Усилие, Совесть, Раздумье, она у нас главная затейница, Раскаяние, Надежда, Тщеславие, Надменность, Жадность, очень важная персона, Лицемерие, видишь, как старается тебе понравится, аж на задние лапки встаёт, Разговорчивость, вечно бубнит что-то себе под нос, Депрессия, от ненужности своей плачет, и самая загадочная из них, Любовь, – называла каждого, как воспитательница на перекличке, – они всё время бегают, никогда не сидят на месте. Успокоить их может одно: направить их на общее дело, то есть вверх, для служения королеве. Но королева… – скорбно покачала головой. – Сама знаешь, что с королевой. Иди вперед, не обращай на них внимания. Там ты встретишься со своим главным страхом. И своей главной мечтой». Развернулась, чтобы войти в одно из зеркал, раствориться. Юна, пусть и успела привыкнуть к метаморфозам, нормальным для этих краев, всё же вздрогнула. От неожиданности.
Переступая через мышей, двинулась вперед, по лабиринту. Они следом не пошли: уже это радовало. Завернула за угол. За углом, спиной к ней, лицом к зеркалу, стоял человек в черном плаще, под капюшоном, скрывающим лицо. Силуэт был один, но силуэтов было много, бесконечный ряд силуэтов, из ниоткуда в никуда. «Как думаешь, – прошептал силуэт, – как текут реки, Ида и Пингала?» Прошептал, чтобы остаться неузнанным.
