Хоупфул - Тарас Владимирович Шира
Одно время вся семья делала ставку на Женин успех в хоккее. Когда папа обматывал конец Жениной детской клюшки синей изолентой, прямо как свою, взрослую, Женю буквально переполняло чувство гордости и собственной значимости. Он видел себя то вратарем, то нападающим, но в итоге – обязательно собирающим лавры и овации в конце матча. А когда папа еще и сказал, что хоккеисты – это слабость девочек, в отличие от неженок-футболистов, то Женя уже не ложился спать без клюшки. Образно говоря, конечно – но вот шайбу под подушку он действительно клал.
Но также быстро он к хоккею и охладел – пара-тройка поражений своей команды на городских соревнованиях, и от юношеского запала не осталось и следа. Клюшка была помещена в чулан (в семье все же питали иллюзии о чувстве детского соперничества, которое в конечном итоге должно было перебороть горечь поражений). Но клюшка так и осталась там, похороненная за коробками, старой одеждой и вышедшей из строя бытовой техникой. Все, что осталось от хоккея – пара историй об удачных шайбах и несколько выбитых передних молочных зубов. На этом, правда, сходства с Овечкиным и принадлежность к хоккею заканчивались.
Освободившуюся от хоккея нишу родители тут же попытались заполнить, пытаясь всюду пристроить Женю по принципу «где выстрелит».
Не выстреливало нигде. Бабушку это не останавливало, и она упорно продолжала поиски, а как известно, только бабушка может найти в городе кружки по чему угодно: так, Женя узнал, что в их городе был кружок по астрономии, а также детские курсы по изучению латиноамериканской культуры и древнегреческого эпоса.
Иногда Женя чувствовал себя шаром для боулинга, который послали сбить все кегли, а он, вопреки правильно заданной траектории, все норовит взять влево или вправо – и как результат, исправно попадает за борт.
Сказанное как-то мамой «Да оставь ты ребенка, пусть сам решит и выберет, когда созреет» было, наверное, очень лояльным, но весьма непрактичным решением: как и у любого среднестатистического ровесника-второклассника, в Женин выбор ближайшие несколько лет входили шатания с пацанами по дворам и игра в плейстейшн. С чем он успешно и справлялся.
Последним рывком перед окончательной капитуляцией бабушка отправила его в литературный клуб – там он, на радость старушке, продержался чуть дольше запланированного времени.
В целом найти работу мечты для Жени всегда было сравнимо с игрой в «однорукого бандита». Того самого, который в казино стоит. Шансы на победу аналогичные, а точнее, минимальные. Часто ли на вашей работе вам выпадает три совпадения – хороший коллектив, высокая зарплата с возможностью карьерного роста и творческая свобода?
Если да, то можно вас поздравить – под электронное улюлюканье автомата забирайте свой выигрыш – счастливую жизнь.
Сам же Женя считал, что в этом самом казино из всех возможных вариантов ему не выпал ни один – себя он видел незадачливым игроком, дернувшим ручку игрового автомата и сломавшим ее – и вот ты непонимающе стучишь костяшкой указательного пальца по зависшему экрану, а к тебе, растерянному, уже направляются насупленные вышибалы.
Работником офиса Женя себя тоже не видел – вообще, он презирал все, что связано с офисной работой.
От обыденной и среднеоплачиваемой офисной работы всех уже давно отучают драматические фильмы про высший менеджмент, в котором широкие от кокаина зрачки и покрасневшие глаза главных героев – такая же неотъемлемая часть корпоративного этикета, как расстегнутая нижняя пуговица пиджака и манжеты рубашки, выступающие из рукавов на 1,5—2 см. Кто бы мог подумать, что в XXI веке кинематограф сможет романтизировать офисную жизнь.
Какая разница, что герой в конце раскаивается и дискредитирует систему. («Да с жиру взбесился и херню исполнил. Че ему на жопе не сиделось ровно? – самый наивный, но точный комментарий, который он как-то услышал на выходе из кинозала. Мужичок в поношенном свитере делился возмущением со своей женой. – Мне бы его деньги, я бы…» – на этих словах они исчезли в шумной толчее.) Да, какая разница, что герой в конце раскаивается и дискредитирует систему, если до этого он ездит на шикарных тачках и всегда просыпается чуть раньше своей очередной подруги, пока она еще в постели – все для того, чтобы обычный зритель успел по достоинству оценить размах жизни обычного менеджера высшего звена. Женя, кстати, был полностью солидарен с тем мужиком из зрительного зала – действительно, что плохого в том, чтобы сидеть на жопе и плыть по течению, особенно если течение это теплое и проходит мимо острова Бали?
Чтобы было не так горько и обидно, после премьеры надо сливать в сеть полную восьмичасовую версию фильма, где перед вечерними покатушками на BMW главный герой мается в офисе, пьет остывший кофе и листает новости в интернете.
Перед глазами сразу появлялся пример – его давнишний школьный друг, который сразу после универа устроился в какую-то не то юридическую, не то финансовую фирму. С 9 до 6 он перебирал бумажки и смотрел в гудящий на экране майкрософт ворд. Женя не общался с ним уже пару лет, но что он отчетливо помнил, так это то, что на посиделках тот постоянно тер глаза и часто моргал. Офисные работники даже как-то моргают по-другому – у них это напоминает скорее нервный тик. Так он ему и запомнился – с начавшими появляться в 23 года залысинами и вечно трущим глаза. А когда он носил кепку, то от отбрасываемой козырьком тени круги под глазами превращались в самые настоящие мешки – Женя не раз иронизировал, предлагая ему сложить в эти самые мешки покупки из магазина. При всем этом этот самый бывший друг постоянно ездил на концерты своей любимой рок-группы, почти все песни которой, по иронии судьбы, были посвящены теме борьбы с системой и потребительски-обывательским образом жизни. Было смешно смотреть на него, на ломаном английском поющего припев, в котором солист призывал жить свободно и бросить обыденность.
Песня заканчивалась, а утром он шел на работу – обратно в эту самую обыденность.
Позже через знакомых Женя узнал, что его друг вроде неплохо продвинулся по карьерной лестнице и был рекомендован на трудоустройство в какую-то большую и именитую организацию.
Успех некогда лучшего друга вызвал в Жене зависть и некую досаду. Это напрочь перечеркивало существующее в их отношениях негласное Женино лидерство, признаваемое ими обоими еще со школы. Вот уже действительно, хуже собственной неудачи может быть только удача друга. Это вызывало в Жене зависть и некую досаду – такие чувства часто возникают, когда кто-то, находясь в одних с тобой условиях, или еще того хуже, менее выгодных, чем твои, добивается большего. Выглядит это примерно так: невинно пожимая плечами, этот самый друг поднимается на новую социальную ступеньку или даже этаж, оставляя тебя одного внизу с завистливо задранной головой. И вот ты начинаешь рефлексировать, дергать за все свои ниточки наклонностей и призваний, искать и вскрывать коммерческие жилки – в общем, всеми силами стараешься вызвать тот самый лифт, который так стремительно увез твоего товарища. И который, несомненно, скоро вернется и увезет тебя. Но лифт все не едет, хотя ты уже истыкал кнопку и даже попинал двери. То ли застрял, то ли вообще сломался. А может, его грузоподъемность была рассчитана на одного человека, которым и оказался твой друг. По всей вероятности, теперь уже бывший.
И товарищ этот относиться может к тебе так же хорошо, как и раньше, искренне и без назидания – а вот ты относиться к нему как раньше уже не будешь.
Это неплохо бьет по твоему самолюбию, даже если ты в этом себе не признаешься. Кого-то это может подстегнуть и замотивировать, кого-то – начать плеваться желчью.
«Сидеть ты можешь на самом дорогом кожаном кресле, а вот геморрой у тебя появится самый что ни на есть человеческий и обычный», – выбрав вариант с желчью, думал про себя Женя.
Второй Женин друг был полной противоположностью первому – взбалмошный холерик, язык без костей. В итоге стал вести тренинги и семинары. Вроде бы ему была даже неважна тема – люди и так его слушали. Он мог убедить кого угодно. Этакий Гитлер-пацифист, только вместо чистоты крови и превосходства арийской расы он проповедовал тонкости взаимоотношений полов и операции с криптовалютами. По этим ребятам с микрофонами из интернета всегда трудно понять, сколько они зарабатывают. Вот по директору завода – понятно. А по стоящему в футболке оратору –
