Хоупфул - Тарас Владимирович Шира
Последний раз все втроем они собирались год назад.
Когда напились, достали телефоны и стали считать, сколько денег они сэкономят за год, если не покупать сигареты. Посчитав, качали головами и шли курить.
Любая встреча с друзьями, которых долго не видел – это состязание. Пусть и негласное. Придвинув стулья к столу и открыв бутылку виски, начинается собеседование. «Чем сейчас занимаешься и кем работаешь» – безобидные с виду вопросы, но они сразу дают четкую расстановку «ху из ху».
Идет калибровка. По дружный хохот и чоканье бокалами все не перестают друг друга оценивать. Куртка Paul&Shark и твои новые туфли в прихожей тоже не остались незамеченными.
Социальный дарвинизм во всей красе. Доминирование с физиологического уровня перешло на эстетический. Теперь уже не надо онанировать перед сородичами и запрыгивать на самую красивую самку, чтобы доказать, что ты всех главней. Ну ладно, второе все же пока в силе.
Вновь собравшиеся подводят итоги месяца. Кто сколько выпил, кто с кем переспал и кто сколько заработал. Поскольку последним Женя похвастаться не мог, он делал акцент на первых двух.
Друзья многозначительно кивали и слушали, но когда он уходил в туалет, его не покидало ощущение, что оставшиеся в комнате обсуждают его. Доносящиеся взрывы хохота только укрепляли его уверенность.
Вот почему мало мужских компаний, где большая разница в возрасте или разный уровень дохода. Невозможно на одном языке говорить с человеком, который уже зарабатывает, пока ты учишься, и доделывает в квартире ремонт, когда ты живешь с родителями. Залог крепкой дружбы состоит в том, чтобы дела у твоего друга шли чуть хуже, чем у тебя.
Кто назовет это двуличностью – тот ровным счетом ничего не понимает в дружбе.
Когда двое из троих друзей потихоньку начинают претворять свои мечты в жизнь, поневоле начинаешь себя чувствовать младшим сыном из сказок – тем, который «вовсе был дурак».
Правда, если верить тем же русским сказкам, таким дуракам судьба всегда благоволит. Да и тем более сказка-то посвящена ему, дураку. Про двух других братьев, среднего и старшего, автор упоминал лишь в начале и впоследствии от них открестился. С ними и так все понятно. Среднестатистические успешные посредственности.
Да и к тому же «дурак» вовсе не медицинский диагноз и не задержка психического развития у юного наследника трона. И дурак он не потому, что своей арифметикой наводил ужас на придворных учителей и профессоров. Просто он был не таким, как все. Вопросы брака он решал поцелуями лягушек, а не приезжал с подарками в соседнее царство, как все нормальные люди.
Но пять же жизнь – не сказка. В оригиналах братьев Гримм в конце дровосеки не приходили и не разрезали волку живот. Бабушка там и осталась. Вернее, осталось то, что от нее осталось. Собственно, а куда ей было деться? Про то, что он ее проглотил не разжевывая – выдумка сердобольных до детской психики корректоров и редакторов.
А сестры Золушки, пытающиеся примерить потерянную туфлю, рубили себе пятки, чтобы она оказалась впору и принц предложил им руку и сердце. Этот кусок, кстати, зря вырезали – можно было оставить, как едкую метафору о желании во что бы то ни стало выйти замуж. Но речь не о сказках. В жизни бывает и пострашнее.
ГЛАВА 13
blind [blaɪnd] – прил. слепой, незрячий
frightened [fraɪtnd] – прил. испуганный, напуганный
relief [rɪli f] – сущ. облегчение, утешение
Пройдя пару кварталов и небольшую аллею, где часто, оккупировав одну-единственную лавочку, прохлаждались студенты местного колледжа, Женя подошел к стадиону.
Он всегда выделял стадион как главную достопримечательность города – вразрез с общей картиной серости, пыли и смога, стадион выглядел как оазис среди урбанистической пустыни. Своими ярко раскрашенными рядами для болельщиков, пестро-зеленой искусственной травой на футбольном поле и белоснежно-выкрашенными воротами – как будто их каждые выходные терли отбеливающей зубной пастой из рекламы. Он был просто создан, чтобы ежедневно проводить рекламные акции. Если бы рекламу Lays и Coca Cola, позвав Месси или Роналдо, снимали бы на этом футбольном поле, никто бы и не заметил подвоха.
Группа девчонок, заливисто смеясь и оживленно болтая, трусцой пробежала мимо Жени.
Одна из них, миниатюрная брюнетка, задержала на Жене взгляд и смущенно улыбнулась.
Женя улыбнулся в ответ, но она уже успела отвести глаза, и теперь Женя видел лишь удаляющиеся спины девчонок с подпрыгивающими хвостиками волос. В нос ударил приятный, еле слышимый запах духов.
С улыбкой на лице Женя проводил их взглядом – наверное, безграничная любовь к своей жене, 10 совместно нажитых детей, да что там – риск смерти не остановит в мужчине желание оценивающе посмотреть на женскую попу.
Женя прищурился – только сейчас он обратил внимание на то, что последние полчаса он все время щурился, чтобы что-то разглядеть, хотя раньше никогда не жаловался на зрение.
Женя сначала быстро, а потом медленно и с усилиями поморгал.
Разминка для глаз немного сняла напряжение, но бегущие на другом конце стадиона люди все равно казались расплывчатыми, как будто окруженные мутными ореолами.
– Привет! – сзади прозвучал звонкий Сашин голос.
– Привет, – Женя обернулся и раскрыл руки для объятий.
Саше очень шел спортивный стиль – даже больше делового. Персиковая спортивная кофта с капюшоном, серые леггинсы, обнажающие щиколотку, и маленькие белые нью бэлэнсы. Женю они почему-то умиляли – рядом с его кроссовками 43 размера они выглядели так, будто их только что взяли с полки детского магазина.
Если кто-то решил бы переиздать старую сказу на новый лад, то современная Золушка потеряла бы не туфельку, а эти самые нью бэлэнсы. Где-нибудь в тренажерном зале, у беговой дорожки. И ушла под дружный и провожающий ее пятую точку взгляд принцев.
Саша упала в Женины объятия, уткнувшись лицом в плечо.
– Я так расстроился вчера, – негромко сказал ей на ухо Женя, проводя рукой по Сашиным волосам. – Все хорошо будет.
– Я тоже надеюсь.
– Побежали?
– Давай. – Саша подняла голову. Ее глаза успели чуть-чуть покраснеть.
Кучка старшеклассников, оживленно крича, пинали мяч. Судя по доносящимся возмущенным крикам и редкому матерку, сегодня был не лучший день для вратаря – раскрасневшегося не то от усталости, не то от стыда молодого паренька.
– Как ты, не устала? – спросил Женя, когда они завернули на седьмой по счету круг.
– Нет, я же часто бегаю. Я вообще хотела каждое утро начинать с пробежки, но не получается, – сказала Саша, убрав за ухо выпавшую на лоб прядь волос.
– А знаешь, Саш, я вот боюсь людей, которые с утра бегают, – улыбнулся Женя
– Почему?
– Понимаешь, если человек готов пожертвовать завтраком, постелью и чашкой кофе с утренними новостями – я уже даже и не знаю, чего от него ждать можно. Такие на все способны.
– Здоровыми быть способны, – ответила Саша. – Вот у меня мама раньше каждое утро… – начала Саша, но осеклась.
– Нет, ну тут не только в здоровье дело, – поторопился сменить тему Женя. – Тут вообще в целом сила воли тренируется. А с силой воли хорошей можно… ну там, уже и карьеру строить, и саморазвитием заниматься.
– Ну да…
– Мама, оказывается, давно знала, – тихо сказала Саша. – Она мне не хотела рассказывать.
Женя молчал. Он и не знал, что сказать.
Начинало вечереть. Девчонки, добежав последний круг, направлялись к воротам стадиона. Боковым зрением Женя обратил внимание, что с приходом Саши, помимо миниатюрной брюнетки, на него стали посматривать и две ее подружки, что подтверждало Женину теорию о том, что занятные «самцы» привлекают к себе больше внимания, чем гордо расхаживающие, с иголочки одетые и оставляющие за собой шлейфовое облако парфюма одинокие парни. Но почему-то сейчас он уже едва их различал – прищурившись, он различал только их бегущие силуэты.
– А сколько времени? – спросила Саша. – У меня часы в сумке остались.
Женя повернул голову, посмотрел на ярко горящие электронные часы, венчающие стену соседнего крытого стадиона.
Сначала он подумал, что они неисправны – все цифры сливались в одно большое светящееся красное пятно.
Женя остановился. В недоумении он обвел глазами стадион – свет фонарей теперь выглядел как большой желтый ореол, яркий посередине и тускнеющий в окружности.
С тревогой Женя посмотрел на нескольких бегущих трусцой человек: пересчитать их он мог, а вот определить пол уже не представлялось возможным – все они превратились в смазанные движущиеся тени.
Женя почувствовал страх, поднимающийся из груди и отдающий покалыванием в мочках ушей
