Владимир Сорокин - Первый субботник

– А почему бы и нет? – встал Савушкин. – Такой материал не стыдно и растянуть.

– Конечно. И читать будут с удовольствием.

Авотин нетерпеливо вздохнул:

– Послушайте! Вы понимаете, что такое институтская многотиражка? Это две полосы! Две! Если б у меня было четыре, я б конечно без всяких пустил ваш материал в пяти номерах. Но сейчас это невозможно. Невозможно. И вообще, давайте закругляться, сколько можно сидеть…

– Как – закругляться? А материал?

– Сокращать. Другого не дано.

– Это невозможно, Сергей.

– Возможно. Когда сократите – еще лучше будет.

– Ну, это глупости…

– Ладно, орлы, по домам. Сокращайте, приносите и поговорим тогда.

Студенты молчали.

Авотин встал и принялся складывать в портфель лежащие на столе бумаги. Савушкин поднялся и твердо проговорил:

– Знаешь, Сереж: если дело так выходит, мы посоветуемся с комитетом комсомола.

– Правильно, – кивнул головой Кершенбаум, – покажем Лосеву. Пусть решает.

– Это ваше право, – сухо проговорил Авотин. – Мое мнение я высказал. Лосеву я скажу то же самое. В конце концов вопрос о размере материалов утверждался на парткоме… А теперь – до свидания. Мне еще дома работать…

Студенты стали молча выходить.

– Гена, останься на минуту, – проговорил Авотин, застегивая портфель. – Тут из ДНД приходили насчет твоей статьи, я забыл совсем сказать тебе…

Коломиец подошел к дивану и снова сел.

Авотин застегнул портфель, потер подбородок, глядя в открытую дверь:

– Я вчера думал насчет этой катавасии со стройотрядом. Знаешь, у меня к тебе есть деловое предложение.

Улыбаясь, Коломиец кивнул.

– Закрой-ка дверь, – тихо проговорил Авотин.

Коломиец встал, подошел к двери и, прикрыв ее, повернул дважды круглую ручку замка.

Потом повернулся к Авотину и еще шире улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.

Авотин медленно выбрался из-за стола, приблизился к нему и, протянув руку, провел дрожащими пальцами по его гладко выбритой щеке. Коломиец тихо засмеялся, положил ладони на широкие плечи Авотина. Мгновенье они смотрели в глаза друг другу, потом лица их медленно сблизились.

Они долго целовались, привалившись к двери. Авотин гладил курчавую голову Коломийца, потом стал расстегивать ему ширинку. Коломиец отстранил его руку:

– Не надо щас…

– Ну а чего, давай здесь! – зашептал ему в ухо Авотин.

– Да ты что.

– Никто не увидит. В окно же не видно ничего…

– Нет.

Авотин пожал плечами:

– Чего ты боишься?

Коломиец улыбнулся:

– Ничего.

– Ну а чего ж ты? Ну давай, Ген.

– Да не буду я, – капризно пробормотал Коломиец и, прислонившись к двери, посмотрел в потолок.

Авотин гладил его щеку:

– Ну, поехали ко мне тогда?

– К тебе? – вяло повторил Коломиец.

– Ко мне.

– Тащиться далеко.

– Так возьмем мотор, пятнадцать минут езды. Поехали.

Коломиец потянулся:

– Не хочу.

– Почему, Ген?

– Не хочу. Да и вообще, знаешь… – он подошел к окну. – Я тебе ведь главного не сказал.

– Чего? – настороженно спросил Авотин.

Коломиец вздохнул и после долгой паузы произнес:

– Я вчера у мамочки опять нюхал.

Авотин побледнел.

Коломиец обернулся к нему и повторил, странно усмехаясь:

– Нюхал.

Авотин молчал. Коломиец присел на подоконник и тоже молчал.

– Гена… – произнес Авотин сдавленным голосом, – ты же обещал, ты же…

Коломиец смотрел в окно.

– Гена! Гена! – Авотин опустился на колени, подполз к Коломийцу и, ткнувшись лицом в его колени, заплакал.

– Ну, кончай, ну что ты… – вяло отстранил его Коломиец.

– Я… я… это… ты же обещал, – всхлипывал Авотин. – Ты… ты же обещал… гад! Гад!

– Ну, хватит, в самом деле…

– Гад! Гад! – рыдал Авотин, тряся головой. – Ты мучить меня хочешь, да? Мучить? Мне что… что мне… убить ее? Или пове… ситься? Гад!

– Ну что ты городишь… встань… встань сейчас же.

– Гад! Я убью ее! Сука рваная! Гадина! Убью!

– Замолчи! Встань, что ты как какой-то… встань…

– Сволочь какая! А ты! А ты сам-то! Ты же обещал! Ты же поклялся тогда… в Ялте! Ты же поклялся!

– Ну, хватит…

– Нет! Я что… что я кукла тебе? Да? Пешка? Как Перфильев? Ты… ты меня совсем за человека не считаешь? Я кто для тебя? Скажи, скажи! А ей? Ей-то? Сволочь какая! Какая тварь!

Коломиец обнял голову Авотина руками и закрыл ему ладонью рот. Некоторое время они молчали, только глухо всхлипывал Авотин. Наконец, Авотин встал с колен, достал платок, вытер лицо и сухо проговорил:

– Да… ну, в общем, это, конечно, твое дело. Ты ведь у нас эгоист. О себе только и думаешь. А я вот о тебе подумал.

Он подошел к письменному столу, выдвинул средний ящик и достал сверток, перевязанный розовой ленточкой:

– Вот. Подарок тебе.

Он подошел к Коломийцу и бросил сверток на подоконник:

– За все хорошее.

Коломиец взял сверток, положил себе на колени и развязал ленточку. Потом он развернул бумагу и бросил на пол. В руках его осталась продолговатая пластмассовая коробка.

Коломиец открыл ее.

В коробку была втиснута грубо отрубленная часть мужского лица. Края рассеченной ссохшейся кожи были покрыты запекшейся кровью, единственная небритая щека ввалилась между посиневшей лоснящейся скулой и вывороченной челюстью; из-под разрубленных губ торчали прокуренные зубы, два из которых были золотыми; белесый глаз, выдавленный из почерневшей глазницы, лежал в углу коробки.

В изумлении уставясь на содержимое коробки, Коломиец приподнялся с подоконника.

Авотин сдержанно улыбался.

Вдруг Коломиец швырнул коробку на пол и бросился на шею Авотину:

– Сережка!

Авотин ответно обнял его. Коломиец восторженно целовал лицо Авотина:

– Сережка… Сережка…

Успокоившись, он покачал головой:

– Сережа!

Лицо его сияло восхищением.

– А ты говоришь – желе! – усмехнулся Авотин.

– Сережка! – Коломиец снова поцеловал его.

– А ты мне другие подарки подносишь, говнюк, – улыбался довольный Авотин. – Ну, что, едем?

Коломиец радостно кивнул.

– Ко мне? – тряхнул его за плечи Авотин.

Коломиец кивнул.

– Петечку берем?

Коломиец кивнул.

– А по вате будем? Потом?

Коломиец кивнул, озорно подмигнул Авотину и прошептал:

– А все-таки нюхнуть у маменьки по-тайному, ох, как сладко, Сереженька.

Авотин сжал кулак и поднес его к красивому лицу Коломийца. Коломиец поцеловал волосатый кулак и засмеялся.

Проездом

– Ну, а в целом, товарищи, ваш район в этом году работает хорошо, – Георгий Иванович улыбнулся, слегка откинулся назад, – это мне и поручено передать вам.

Сидящие за длинным столом ответно заулыбались, стали переглядываться.

Качнув головой, Георгий Иванович развел руками:

– Когда хорошо, товарищи, тогда, действительно, хорошо, а когда плохо, что ж и обижаться. В прошлом году и с посевной опоздали, и комбинат ваш с планом подвел, а со спортивным комплексом, помните, проколы были? А? Помните?

Сидящий слева Степанов закивал:

– Да, Георгий Иванович, был грех, конечно, сами виноваты.

– Вот, сами, вы же руководящий орган, а тут думали, что строители без вас обойдутся и сроки выдержат. Но ведь они же только исполнители, чего им торопиться. А комбинат ваш, он же на весь Союз известен, а пластик нам ого-го как нужен, а в прошлом году 78%… Ну что это? Разве это деловой разговор? Пантелеев приехал ко мне, 78%, ну что скажешь? Неужели – спасибо вам, товарищ Пантелеев, за хорошую организацию районной промышленности, а?

Собравшиеся заулыбались, Георгий Иванович отхлебнул из стакана остывший чай, облизал губы.

– А в этом, просто любо-дорого. Секретарь ваш новый, жаль, что нет его сейчас, приехал весной еще, Пантелеев, тот к осени, в лучшем случае, приезжал, а Горохов – весной. И по-деловому доложил, понимаешь, и причины все, и все, действительно, по-деловому, все рассказал. Строителям цемент из другого района возили. Ну, куда это годится? Пантелеев шесть лет не мог сунуться в Кировский район. Стоит под боком, всего 160 км каких-то, завод сухой штукатурки, а рядом цементный. Ну, куда это годится?

– Да мы, Георгий Иванович, туда в общем-то ездили, – наклонился вперед Воробьев, – но нам тогда сразу отказ дали. Они с Бурковским заводом были связаны, со стройкой, а сейчас развязались – и свободны, поэтому получилось.

– Если бы сверху не нажали, и сейчас бы ничего не дали, – перебил его Девятов, – цемент всем нужен.

– Георгий Иванович, конечно, Пантелеев был виноват, надо было тогда нажать, может, резерв какой был.

– Конечно был, не может быть, чтобы не было, был, был обязательно, – Георгий Иванович допил чай. – В общем, товарищи, давайте гадать не будем, а впредь надо быть профессиональнее. Сами не додумались – трясите замов, советуйтесь с хозяйственниками, с рабочими. И давайте впредь держать марку, как в этом году: как начали, так и держать. Согласны?