Владимир Одноралов - Субботник

Одноралов Владимир Иванович

Субботник

Владимир Иванович ОДНОРАЛОВ

Субботник

Если в дверь к Александру Клавдиевичу звонили, то это означало, что пришел неизвестно кто, но если раздавался глухой стук в нижнюю часть двери - значит, пришел Субботник.

Субботником прозывался его внук Андрейка, но не за то, что приходил он к деду по субботам, а за страшную, хотя и понятную в его возрасте энергию.

В прошлый приход, например, он успел нарисовать на бабушкиных выкройках танковый и воздушный бой, куда-то задевать дедовы очки, рассыпать в кухонном буфете банку с мукой, потому что ему померещились там мыши, и обстрелять с балкона неизвестного кота семенными помидорами деда. Все это - в двадцать минут.

Понятно, что жить с Субботником было интересно, но хлопотно, и родители с удовольствием отправляли его на выходные к старикам.

- А-а, наш Субботник пришел, - расплылся улыбкой дед, услышав знакомый стук.

Сегодня Субботник вошел в квартиру боком и тихо. Вскинув голову, он глянул на деда и прошел в комнату, которая по выходным предоставлялась ему. Там он остановился, как бы не зная, чем заняться, а наблюдательный дед заметил, что ухо у него напряженно торчит в сторону двери...

"Ага-а!" - сказал про себя дед и был прав.

За дверью кто-то по-мышиному завозился, зашикал, и наконец раздался звонок.

Дед раскрыл дверь и увидел сначала соседа по площадке.

- Тут к вам пришли, - почтительно сказал сосед. - Тимуровцы, наверное.

У его ног стояло трое ребятишек: две девочки и мальчик. Они, как и Андрейка, были в форме с октябрятскими звездочками, и дед догадался, что они одноклассники внука и шли за ним следом.

- Андрей Лысов тут сейчас живет? - спросила самая смелая девочка белесая, с невидимыми бровями толстушка.

- Сейчас тут живет, - признался дед.

- Мы пришли высказать ему осуждение, - продолжила девочка.

- Что, что? - переспросил дед и наморщил лоб.

- Осуждение, - не так уверенно повторила она. - Он из нашей звездочки. Нам учительница поручила высказать ему осуждение и чтобы родители на него подействовали.

- Он ведет себя плохо, - виновато, видно очень стыдясь за Субботника, сказал мальчик.

- А-а! Ага! Ну, понятно, - сказал дед, хотя и мало что понял. - Тогда его, что ли, сюда нужно?

Он ввел насильно переставляющего ноги внука в переднюю, крепко взял его за плечи и повернул его лицом к октябрятам. Субботник же повел носом вправо и вверх и как можно отвернул голову в сторону, что вовсе не означало виноватой покорности, а только решимость претерпеть все, для него уготованное.

- Ага! - снова смекнул дед. - Не так-то здесь все просто...

Дед и внук стояли рядом и на сто процентов были родней: круглолицые, голубоглазые и такие сивые, что у деда не видна была седина. Наверное, поэтому часть Субботниковой вины само собой переходила на него. По крайней мере, толстушка отчитывала их обоих.

- Лысов, ты плохо себя ведешь. Вчера ты с мальчишками так носился по двору, что сшиб с ног уборщицу тетю Аню. Потом ты мучил пчелу: привязывал ее ниткой и заставлял летать.

- И ничего не мучил, - встрял в осуждение Субботник. - Я опыт делал: чья это пчела - дикая или домашняя?..

- Помолчи, - оборвал его дед. Он чувствовал, что все это мелковато для Субботника и главные его вины - впереди.

Девочка строго посмотрела на Лысовых.

- А еще он неправильно рега... реар... - Она сбилась, покраснела, а мальчик еще более виновато подсказал:

- ...реагировал на замечания командира звездочки.

- У нас в дневнике все записано, - оправившись от смущения, сказала толстушка, взяла у второй, молчаливой девочки тетрадку и передала ее Александру Клавдиевичу.

Тетрадь была озаглавлена "Дневник командира звездочки. Пятая неделя".

Он внимательно изучил все, что произошло на пятой неделе, и вынужден был признать, что с Субботником связано большинство происшествий.

- "...на замечание командира звездочки не дергать Аллу Иванову за волосы бил командира звездочки по голове", - грустно прочитал дед. - Так вот как ты неправильно реагировал?

Александр Клавдиевич наморщился и сильно потер переносицу, словно собирался чихнуть, и спросил:

- А кто же у вас командир звездочки? И чем он его бил-то?

- Я, - тоненьким голоском ответила молчаливая девочка. - Он не больно бил. Тетрадкой. Только все равно... А Алка эта вообще не из нашей звездочки, - неожиданно горячо заключила она.

- А еще, когда Иванова заплакала, он обозвал ее мокрой цаплей, а извиняться не стал, - совсем потеряв голос от ощущения вины, прошептал мальчик.

* * *

Когда октябрята ушли, дед обратился к внуку:

- Ну вот что, троечник противный, послоняйся по квартире, и чтобы молчком, а я подумаю, что с тобой, поросенком осужденным, делать. И считай, что тебе повезло - бабки дома нет!

Дед ушел в туалет курить и думать, а Субботник слонялся по квартире и прислушивался, все больше впадая в смятение, - дед в туалете фыркал и всхлипывал, словно подавился дымом.

Субботник очень нелегко пережил осуждение. Обычные шалости, записанные на бумаге, представлялись не подлежащими прощению проступками, и неизвестно еще, что там придумает дед, который, похоже, плачет над его бедовой головушкой... Э-эх!

- Так зачем же ты эту Аллу за косу дергал? - вкрадчиво спросил дед.

- Низачем, - буркнул Субботник.

- Тогда почему?

- Нипочему.

- А я вот знаю и зачем, и почему!

- Почему? - осипшим голосом прохрипел внук.

- Да потому, что она тебе нравится и на тебя, противного троечника, внимания не обращает. Так, что ли?

Субботник вспотел. Дед попал в самую середку. Он очень хотел дружить с Алкой и, сломленный дедовой проницательностью, заговорил:

- Мы же раньше с ней дружили! В первом классе. А теперь она все Толик да Толик. Я раньше ее дерну - она меня книжкой хлоп! И обоим смешно. А сейчас чуть-чуть тронешь - как плакса плачет... У нас скоро день класса будет. Ну, как утренник, только после уроков. Я ее спрашиваю: "Ты в каком платье придешь?" А она: "В немазаном сухом, в каком Толик скажет!" И такая ехидная, как ехидна.

Дед слушал его внимательно и чему-то улыбался.

- Цапля, ехидна... Ты кончай этот зоопарк, - сказал он и продолжил: В общем, так, осужденный. Извиняться тебе перед ней придется, и так, чтобы это отложилось в садовой твоей голове надолго. Знаешь, где она живет?

Субботник кивнул.

- Значит, мы сейчас идем к ней, ты извиняешься и даришь ей цветы.

Субботник повел было носом вправо и вверх, но дед точно так же повел носом и повторил веско:

- Цветы. А иначе миру между нами не бывать.

Миром с дедом Субботник дорожил даже больше, чем миром с родителями, и поэтому понял, что не миновать ему ни извинения, ни цветов.

- У меня же на цветы денег нет, - глупо возразил он.

- Ничего, я тебе займу, - успокоил его дед.

* * *

В горячей Субботниковой голове плохо запечатлелось, как в насквозь стеклянном магазине они купили пахнущие горелой листвой и снегом астры. Как брели по яркому осеннему парку прямо к Алкиному дому.

Перед выходом из парка, когда до Алкиного дома осталось только перейти дорогу, дед остановился.

- Давай-ка посидим, ты приготовься малость, осужденный.

Они сели на скамейку, дед закурил.

- Небось никогда девчонкам цветы не дарил?

- Конечно, не дарил! Спрашиваешь еще, - возмущенно ответил Субботник и отвернулся.

- Я вот тоже не дарил и, представь, жалею.

Дед на секунду сощурился, словно от пучка света, и скроил непонятную какую-то улыбку.

"Жалеет, - подумал про него Субботник. - А сам рожи строит".

Он даже отвернулся от деда.

- Ты хоть посмотри на цветы-то. Чего даришь, рассмотри хорошенько!

- Чего смотреть? На болонков похожи, - прежним убитым тоном сказал внук.

- Ну конечно! И близко не попал. Болонка - собака глупая. Не искупают - будет ходить грязная, как половая щетка, да и трусливы они. А эти - чистые, гордые, как изо льда! И ведь смелые, до самого снега на клумбах стоят.

Субботник взглянул на цветы и подумал: "И правда, какие чистые... ледянистые..."

Случайно он перевел взгляд на лучи солнца в дыму и будто уловил какое-то родство между ними и этими гордыми цветами. Но какое - ни сказать, ни додумать он не сумел.

Вся встреча с Алкой Ивановой пронеслась в смятенной душе Субботника, словно вихрь. Но запомнил он этот вихрь хорошо. Уже перед самой дверью он рванулся было, чтобы котенком прыснуть вниз, остудить пылающие, как горячие оладьи, уши. Но дед кратко сказал: "Не трусь" - и поставил его рядом с собой.

А потом, еле-еле промямлив извинения, Субботник сунул в руки потрясенной Алки астры и пробормотал:

- Это тебе... эти ледянистые...

Алка ничего ему не ответила, осторожно взяла цветы, словно они впрямь были изо льда и могли разбиться, и только ойкнула. А когда ойкнула, то астры вдруг отразились в ее глупых и милых от удивления девчоночьих глазах.

* * *