Дэвид Боукер - Что я думаю о женщинах
Разве такие вещи можно обсуждать? О них даже думать тяжело! Джина небось тоже меня сексуальным гигантом не считает… Но говорить с ней об этом не хочется. Уверен, на свете полно людей вроде нас, которые по-настоящему любят друг друга, а в постели скучают, потому что оба отвратительные любовники.
Хотите правду? Вот, пожалуйста!
Я любил Джину, но не хотел с ней спать. Хотел спать с Джозефиной, но не хотел с ней разговаривать. Любил Натали и хотел с ней спать, но не был уверен, что она мне нравится как человек.
Я весь день просидел взаперти, при мысли о возвращении Джины начинало мутить. Около пяти зазвонил телефон. Подняв трубку, я услышал писклявый лондонский голос.
— Позовите, пожалуйста, Гая Лок… Боже, свой почерк не могу прочитать!
— Джо, — позвал я, — это ты?
— Угу, я.
— Откуда у тебя этот номер?
— Джон дал. Ты чё, не хотел, чтобы я тебе звонила?
— Ну, все не так просто… Я ведь женат, помнишь?
— А-а… — разочарованно протянула она. — Значит, не хочешь встретиться?
— В смысле? Разве ты не встречаешься с Джоном?
— Угу. Тока Джон уехал домой к жене, и мне нечего делать.
— Джо, — вздохнул я, — сейчас не самое подходящее время… Я не могу разговаривать.
— А-а… — На этот раз в голосе звучала грусть. — Так мне больше не звонить?
— Ну, как хочешь…
Повисла долгая пауза, и я услышал, как она по-детски сопит в трубку.
— Я те не нравлюсь?
— Что ты, очень нравишься! Дело вовсе не в этом… Снова пауза, еще более долгая.
— Тогда в чем?
— Джо, позвони мне в другой раз, ладно?
— Когда?
— Не знаю! Главное, не сейчас.
Все ясно: девочка ждет продолжения разговора и трубку класть не собирается. Пришлось показать ей пример. Негромко выругавшись, я налил себе выпить, а телефон зазвонил снова. Господи, надеюсь, это Джина! Увы, опять Джозефина.
— Гай, это ты?
— Джо, чем ты занимаешься?
— Ничем, — подозрительно быстро отозвалась она. — А что? Какие у тебя планы?
— Слушай, Джо, я же просил позвонить в другой раз!
— Ага, — смутилась она, — вот я и звоню.
* * *К возвращению жены я приготовил длинную речь. Начиналась она с признания вины, плавно переходила к привычным заверениям, что мой поступок не вызван тем, что Джина недостаточно хороша как спутница жизни и любовница, и заканчивалась клятвенным обещанием больше никогда не сбиваться с пути истинного. Получилась трусливая ерунда, зато гораздо менее вредная, чем правда, — в смысле, для меня менее вредная.
Джина пришла, когда я смотрел “Улицу Коронации”. Заметив, что она еще бледнее, чем обычно, я почувствовал острый укол совести. Боже, да она, наверное, весь день из-за моей измены мучилась! Но когда супруга легла на диван и, обхватив живот руками, застонала, я понял, что ошибся: у нее снова начинаются месячные.
Болеутоляющие не помогали. Джинин живот раскалывался, и я вызвал врача. Миловидный, довольно молодой азиат явился часом позже и прежде всего одобрительно осмотрел нашу квартиру.
— Не представляете, в каких условиях приходится работать, — начал он. — Грязь, нищета, немытая посуда, испражнения на полу… Ужасно!
— Ладно-ладно, — отмахнулся я. — У моей жены страшные боли.
Потрогав ей лоб, он признал: температура высокая, но, помимо этого, ничего опасного не нашел.
— У людей с ослабленным организмом такое не редкость, — заявил доктор, направляясь к двери. — То, что для большинства — простое недомогание, для них — невыносимая боль.
— Нет, прошу вас! — преградил дорогу я. — Осмотрите се, пожалуйста!
Неохотно, но он все-таки соизволил вернуться в спальню, поднял Джинин свитер и несколько раз ткнул в бока и живот. Жена закричала от боли, а потом стала жалобно всхлипывать. Мы с доктором вышли в зал.
— Извините, вы оказались правы, а я ошибся. У вашей супруги большая опухоль в правом яичнике. Я немедленно выпишу направление, чтобы ее принял специалист.
— Что это может быть?
— М-м-м, сколько ей лет?
— Двадцать шесть.
— Ни разу не рожала? Я покачал головой.
— Видите ли, женское тело создано для размножения. Одна из основных причин, по которой западные женщины постоянно страдают гинекологическими заболеваниями, в том, что рожают слишком поздно.
Азиат — хороший парень, оскорблять его не хотелось, поэтому я просто спросил:
— Вы уверены?
— Да, да, конечно! Я попрошу, чтобы вашу жену приняли без очереди. Так сказать, в первых рядах.
Потом он задавал дурацкие вопросы о том, чем я занимаюсь, и, услышав слово “журналист”, страшно обрадовался.
— А ваша жена — музыкант? Не представляете, как я рад познакомиться с по-настоящему культурными людьми!
Сомневаюсь, что, прочитав хоть одну мою статью, азиат счел бы меня культурным и образованным! Оставив визитку на случай, если я когда-нибудь захочу написать статью о культурном азиатском докторе, он ушел.
К полуночи боль немного утихла. Все выходные Джина была слабой и апатичной, что, к счастью, означало: о моем моральном падении не вспоминали, и я получил шанс пораболепствовать и покаяться. В среду ее вызвали на обследование в Уиттингтонский госпиталь в Арчуэе. Женщина-гинеколог пригласила нас в кабинет и для начала обвинила Джину в том, что она попала на прием без очереди, зато когда наконец дошло до осмотра, глупая женщина тут же сменила тон.
— Боже мой! — залепетала она. — Да у вас тут опухоль!
В тот вечер мою худенькую Джину с темными бровями и родинкой над верхней губой положили в отделение экстренной помощи Северной Королевской больницы на Холлоуэй-роуд. Высокий усталый стажер по имени Джереми в моем присутствии произвел еще один осмотр. Подняв Джине рубашку, он прижал ладонь к животу.
— Господи, вы знаете, что у вас тут опухоль?
Затем ни с того ни с сего он решил проверить ей молочные железы и ощупывал их до тех пор, пока темно-коричневые соски не стали твердыми, как горошинки. Джереми лапал мою жену с таким невинным любопытством, — что я ожидал услышать что-то вроде: “Господи, вы знаете, что у вас тут две опухоли?”
От души порезвившись, доктор заявил, что завтра после обеда Джину прооперируют. По словам Джерем и, это сущий пустяк.
— Волноваться не о чем: разрежем вас и посмотрим, что внутри. Похоже на кисту в яичнике… Удалим ее и наложим швы. Так что не надо бояться, договорились?
Джереми заполнил карту, для начала спросив, на что у Джины аллергия. Она продиктовала ему длинный список продуктов.
— Нет-нет, я имел в виду лекарства: пенициллин и так далее.
Моя жена покачала головой.
— А в роду какие заболевания были? — Доктор стал перечислять различные недуга и болезни. Она только успевала отвечать “Нет, нет, нет”, а Джереми ставил крестики в соответствующих окошках.
Я видел: гинеколог Джине понравился — мягкий, обходительный, аккуратный, совсем как Клифф Ричард! Но Клифф Ричард не стал бы мять ей грудь. Ну, разве только если бы Господь приказал! И тем не менее Джереми расстроил ее, сказав, что после операции придется прокапать физраствор. От волнения Джинины щеки стали пунцовыми, и гинеколог из сострадания тоже зарделся.
— Это же только небольшой прокол на запястье, ничего страшного! — успокаивал доктор.
Когда он ушел, Джина судорожно схватила меня за руку.
— О Боже, не позволяй им меня резать! — попросила она и разрыдалась. Прижав Джину к себе, я уверял, что люблю ее, всегда любил и никогда не буду огорчать…
И это была чистая правда.
Домой я вернулся около половины десятого вечера. На душе сразу стало пусто и одиноко. Джина просила ничего не рассказывать Натали, не желая, чтобы она, беременная и счастливая, навещала ее в больнице. Поэтому вместо свояченицы я позвонил родителям, а потом Бену. Не зная, что сказать, брат передал трубку Рейчел, и та пообещала прислать цветы и карточку.
Положив трубку, я пожалел, что не могу позвонить Натали, и представил, как она одна-одинешенька живет в огромном пустом доме на Шепли-драйв. Решив ослушаться жену, набрал чеширский номер, но подключился чертов автоответчик. Дождавшись звукового сигнала, я сказал: “Привет, Нат, это Гай. Красавица, перезвони мне, ладно?”
Отсоединившись, я тут же понял, что сглупил, оставив на пленке автоответчика слово “красавица”. Натали может прослушать сообщение несколько раз и точно поймет, какой я беспардонный грубиян. Впрочем, если свояченица мне когда-нибудь это предъявит, неожиданную бестактность можно будет свалить на сильные переживания, мол, от горя разум помутился.
Решив погулять, я прошел до конца Маунт-вью-рауд, откуда открывался неплохой вид на город и собор Святого Павла. Сегодня обзору мешал оранжевый смог, клубы которого заволокли горизонт. Я не мог разглядеть собор, поэтому просто стоял и любовался выхлопными газами, а через некоторое время вернулся домой.