Дэвид Боукер - Что я думаю о женщинах
Телефон в нашей квартире зазвонил, когда я еще поднимался по лестнице. Боясь, что не успею ответить, поспешно открыл дверь, потом бросился в зал и снял трубку.
— Алло!
— Ой, кто это? — спросили высоким женским голосом.
— Гай, а вы кто?
— Я Джозефина.
Итак, я отправился к Джозефине. Жила она в Хаммерсмите в двухкомнатной квартире, которую снимала вместе с подругой. Туда я добрался к одиннадцати вечера. Джо сидела одна, потому что соседку пригласили в гости.
— Хорошо, что ты пришел! — сказала Джо, обняв меня за шею. — Ненавижу одиночество!
Я не стал ей говорить, что случилось с Джиной: расстраиваться совершенно не хотелось. Ариадна считает, что хорошему человеку даже шовинизм прощается. Мое поведение в ту ночь “хорошим” и с натяжкой нельзя назвать, но вам врать не буду. Я решил рассказать правду, даже если вы меня за нее возненавидите.
Мы пошли прямо в спальню. Чтобы нарушить неловкость, не понадобилось и выпивки, потому что никакой неловкости не было. Джо предложила станцевать, а я сказал, что танцы вполне можно опустить. Раздевшись, мы упали на скрипучую одноместную кровать. На наволочке полувыцветшие Чарльз с Дианой во времена, когда они любили друг друга или притворялись, что любили.
Я драл девушку спереди и сзади, порол и лизал, кончал ей во все дырки и на лицо, а Джозефина сидела на мне верхом и мазала соками… Когда мы обессилели, было пять утра, а матрас — насквозь мокрым.
Прости меня, Господи, это была лучшая ночь в моей жизни.
Утром, когда Джо еще спала, я принял душ, побрился и поехал в больницу. Хотелось посидеть с Джиной до того, как ее увезут в операционную. Но кровать оказалась пустой, а медсестра объяснила: более раннюю операцию отменили, и мою жену забрали на два часа раньше.
— Тогда я подожду.
— Бесполезно, — покачала головой медсестра, — она несколько часов будет без сознания. Зачем просто так сидеть? Приходите попозже.
Я вернулся домой и отключил телефон. Тишина. Хиппи с верхнего этажа куда-то ушел, а актеры снизу отдыхали и берегли горло перед тем, как заорать: “Да пошли они все в задницу!”
Крепко и безмятежно, словно праведник, я проспал пару часов. Когда проснулся, было четыре, и уже темнело. Я побрызгал лицо водой, вычистил зубы и приготовил сандвич, который съел по пути на остановку.
Трагедии ничего не предвещало: когда я брал билет, шофер злобно на меня не косился и не говорил: “Арчу-эй? Автобус туда не идет!” Никто из пассажиров от меня не шарахался и не крестился. В общем, самая непримечательная поездка.
У станции метро я купил букетик нарциссов, в киоске на Холлоуэй-роуд — несколько журналов и побежал по людной улице в больницу. Джинина палата овальной формы, кровати стояли у стен, словно цифры на часах, а в центре — огороженный стеклянной дверью кабинетик, в котором доктора и медсестры собирались пить кофе, болтать и отдыхать после операций.
Никем не замеченный, я вошел в палату, дважды ее обежал и только тогда увидел, как из кабинетика ко мне вприпрыжку направляется доктор Джереми и уже знакомая медсестра.
— Мистер Локарт! — позвал гинеколог. Вид у него взволнованный, под глазами темные круги. — Мистер Локарт!
— Где моя жена? Я ее не вижу!
— Я вам с самого утра звоню! Пожалуйста, пройдемте со мной.
— Зачем? Что случилось?
Сестра посмотрела на меня, но промолчала, Бескровные губы сжаты в тонкую полоску, будто она боялась того, что может сказать.
— Что случилось, где она? — спросил я, следуя за Джереми.
Доктор не ответил, завел меня в какой-то закуток, включил свет и закрыл за собой дверь.
Мне предложили сесть. Стул был только один, поэтому сам доктор опустился на стопку картонных коробок.
— Я очень сожалею, — проговорил он.
— О чем? — Гинеколог совсем сник, и я решил уточнить: — О чем вы сожалеете?
— Боюсь, случилось ужасное, — отозвался он, и я заметил, что у него трясутся колени.
— Ну, все ведь не так плохо?
— Да, мистер Локарт, боюсь, что плохо.
— Что? Она ведь не умерла? — спросил я полушутя. На глаза Джереми навернулись слезы.
— Мне очень жаль. Мы даже толком не знаем, в чем дело. Она умерла раньше, чем мы начали оперировать.
— Кто умер? Не Джина ведь? Он кивнул и заломил себе руки.
— У нее появились проблемы с дыханием, а потом она вообще перестала дышать. Я был с ней, мистер Локарт. Клянусь, мы сделали все возможное.
— Но почему? — Теперь мы с Джереми дрожали в унисон. — Обычная киста. Что случилось?
Похоже, доктор действительно не знает, у него это на лице написано.
— Мы сделали все, что могли, — повторил он.
— Где она? Хочу ее увидеть! — потребовал я.
— Да, конечно. — Джереми тут же вскочил на ноги.
— Но не сию секунду!
Гинеколог извинился и снова сел на коробки. Студентка-практикантка принесла две кружки горячего сладкого чая. Сначала я вообще ничего не чувствовал, потом с неожиданным приливом возбуждения осознал восхитительный трагизм ситуации: в тридцать вдовцом стал! Доктор пристально смотрел на меня усталыми, полными слез глазами. Он явно ждал моих слез, и я не стал его разочаровывать. Увы, получались лишь малодушные, эгоистичные всхлипывания, какие родственники жертв стихийного бедствия берегут для журналистов, зная: это последний шанс публично продемонстрировать свое горе.
Настоящие слезы пришли позднее.
Тайна седьмая
Я очень скучаю по жене.
Наверное, это на тайну не похоже, но мне хотелось с вами поделиться.
Тайна восьмая
Бен и Натали ждали меня на станции. Когда поезд подъехал к платформе, я высунулся из окна. Свояченица тут же меня увидела и показала Бену.
Мы обнялись. На Нат широкое темное пальто, которое я раньше не видел. Спереди оно стояло колоколом — таким огромным был живот. Бен возмутился, что поезд пришел на шесть минут позднее, и мы начали в три голоса поносить “Бритиш рейл”, словно больше нечего было обсуждать. Натали с Беном держались за руки, и меня это шокировало, ведь они терпеть друг друга не могут. Лица у обоих серые, а судя по взглядам, которые они на меня бросали, я выглядел еще хуже.
Мы сели в побитый, с третьих рук купленный “мерседес” Бена: брат за рулем, Натали и я сзади.
— Ее привезут завтра, — сказал я.
— Да, парень, мы знаем. — Голос Бена звучал сдавленно. — Я все улажу.
Чувствовалось, что брат со свояченицей думают, как поделикатнее заговорить о похоронах, и я решил спросить сам:
— С похоронным бюро не связывались?
— Еще во вторник, — сказала Натали. Так, а сегодня уже четверг.
— И место на кладбище заказано?
Повисла неловкая пауза. Свояченица сжала мои руки.
— Ну, мы можем постараться… Если ты, конечно, хочешь, Гай. Но вообще-то на кладбище сейчас больше не хоронят.
— Свободных мест не осталось, — серьезно добавил Бен.
— На кладбище не осталось свободных мест? — насмешливо повторил я, вгоняя его в краску.
— Ладно-ладно, ты понял, о чем я, — оскорбился брат.
— Бен прав, — вмешалась Нат. — Мест для захоронения почти нет.
— Это экологически как там его… — не договорил Бен.
— Неприемлемо? — предположил я.
— Угу, — кивнул он. — Именно. Пришлось согласиться. Сил спорить не было.
— Слушай, парень, мы тут думали, где ты будешь жить? — тщательно подбирая слова, поинтересовался брат.
Зачем он спрашивает? По-моему, очевидно: мое место рядом с Натали!
Однако, не дав мне ответить, свояченица взяла инициативу в свои руки:
— Двери моего дома для тебя всегда открыты. Просто мы не знали, захочешь ли ты… — Натали осеклась на середине фразы.
Я набрал в грудь побольше воздуха, но на этот раз меня опередил Бен:
— Или пока поживи у нас. Хотя могу предложить только диван, черт побери, мы будем тебе рады. Правда рады… Ругань к языку так и липнет, черт побери!
— Спасибо, Бен! Но зачем теснить вас, если у Натали дом пустует!
Оба с радостью согласились, похоже, именно такого ответа и ждали. По дороге на Шепли-драйв мы заехали к родителям. Папа с мамой выглядели такими старыми и уставшими… Вообще-то не только выглядели… вы понимаете, о чем я.
Все держались довольно сдержанно. Боже, даже перед лицом смерти мы остаемся англичанами до мозга костей! Папа встал, чтобы меня обнять, и в его глазах мелькнули слезы. Он тут же их спрятал, чтобы его не считали слабаком.
В тот вечер я вернулся в дом на Шепли-драйв и переночевал в комнате, которую когда-то делил с Джиной. Кровать, простыни и даже сама темнота дышали ее присутствием. При мысли о том, как страшно и одиноко было Джине в больнице, пока я развлекался с Джо, стало жутко, и из груди вырвались хриплые рыдания.
За окном скорбно выл ледяной ветер, и я молился, чтобы Джина вернулась ко мне в постель погреться. Увы, моя жена ушла навсегда, и я всю ночь дрожал от холода.
