Дэвид Боукер - Что я думаю о женщинах
Тайна шестая
Джина знала.
Не потому, что ей приснилось, что я по-обезьяньи ухмыляюсь, пока паромщик направляет мою лодку в Ворота Предателей. Не потому, что почувствовала запах дешевых духов или тонкий бестелесный голос прошептал ей на ухо: “Джозефина”.
Она просто знала.
Домой я попал в пятом часу утра, опасаясь, что она не легла спать и ждет меня. Но Джина безмятежно посапывала, отвернувшись к стене. Я быстро разделся и лег рядом, чувствуя под ногтями приторно-сладкий запах Джозефины. Он преследовал меня в беспокойной полудреме, и, проснувшись в девять, я чувствовал себя так, будто провел ночь бегая по этажам заброшенного небоскреба.
Джина ждала в зале. Пока я, бледный и взъерошенный, переминался с ноги на ногу, на кухне закипел чайник, и она принесла тосты с джемом, моим любимым, вишневым.
— Ешь, чтобы не остыли, — сказала жена. Затем заварила чай, налила в кружку молока и вместе с заварочным чайником поставила на стол.
— Как Террорист? — спросила она. На первый взгляд, самый обычный вежливый вопрос.
— Ну, много пьет — мало думает, — вымучил улыбку я. — Все как обычно, ты же знаешь Террориста!
— Нет, не знаю, — отозвалась Джина. — Откуда? Мы никогда не встречались!
— А-а… — протянул я, испугавшись ее резкого тона. — Значит, не встречались…
Включив радио, я попытался вести себя как всегда. По утрам мое “как всегда” означает слушать музыку и молча завтракать. Но сегодня все явно шло не “как всегда”: карие глаза прожигали насквозь. Когда я доел тост и принялся за вторую чашку чая, Джина спросила:
— Ладно, кто она?
Я с опаской посмотрел на жену: вроде бы спокойна… Бледная и взъерошенная? Да, но ведь недавно проснулась… Только почему она так смотрит?
— Не понимаю, о ком ты.
— О женщине, с которой ты вчера был. Как ее зовут?
Я начал врать, что был с Террористом, однако от волнения захлебнулся на середине фразы. Джина, естественно, заметила, и ее лицо дрогнуло от боли.
А потом я неожиданно выложил правду. До сих пор не понимаю, что вдруг на меня нашло. Может, думал, что бояться нечего? Голос звучал как-то странно: будто и не мой вовсе.
— Ее зовут Джозефина. Она подружка Террориста… Джина кивнула с таким видом, будто знала это и раньше.
— Чем вы занимались?
— Я не хотел… мы просто напились… Далее не понимал, что делаю… Прости, прости меня, пожалуйста!
Жена потянулась ко мне, и я вздрогнул, ожидая пощечины. Оказалось, что она просто хочет смахнуть с подбородка крошки.
— Ты не помнишь, что делал, или не желаешь говорить?
Я вздохнул, почувствовав, как спина покрылась потом.
— Черт побери, Джина, я не буду отвечать! Да и зачем тебе? Это никогда больше не повторится, поэтому не надо, не мучь себя!
— Какая она? — спросила супруга после небольшой паузы.
— Говорю же, не надо…
— Да я не про койку!.. Как человек.
Так и подмывало сделать Джозефину мерзкой и отталкивающей, но, вспомнив глупое миловидное личико и безупречное тело, я не смог заставить себя соврать.
— Симпатичная. Простая, совершенно необразованная. Зато в ней нет ни капли злости. Она бы тебе понравилась.
Джина смерила меня взглядом, на этот раз совершенно открыто.
— Хорошо, что не соврал, я бы этого не вынесла.
В гулкой звенящей тишине я ждал следующего вопроса. Раз уже столько сказано, нужно продолжать. Совсем как в телевикторине “Быстрый и находчивый”, когда Магнус Магнуссон говорит: “Раз начали, нужно дойти до конца” — у нас с Джиной то же самое.
— А выглядит как?
— Джина, пожалуйста!
— Нет, я хочу знать, как она выглядит.
— Черт подери! — выругался я, хотя понимал, что вопрос вполне обоснованный. — Она блондинка, такие длинные светлые волосы. То, что нужно Террористу… — Вспомнив, что Джина с Ланкастером не знакома, пришлось добавить: — Видела бы ты его — и подружку бы легко представила. Она будто… помнишь, в “Свидании с незнакомкой” Силла просит парней описать идеальную женщину? Джозефина такая.
“Свидание с незнакомкой” — любимая Джинина программа.
— Светлые волосы, длинные ноги, тоненькая талия и большая грудь?
Получилась какая-то отвратительная структурная формула!
— Да, точно, — неохотно признал я.
Джина зацокала языком, будто я ее страшно разочаровал.
— Боже, Гай! Разве тебе нужна такая женщина?
— Нет, вовсе нет! Они с Террористом напились и заставили меня присоединиться!
— Каким образом заставили?
— Ладно, не заставляли, просто я был пьян.
— Настолько, что не отдавал отчет своим действиям? — Да.
Жена скептически наклонила голову.
— Нет… — признался я.
— Тогда тебе лучше с ними не встречаться, — мягко сказала она.
Неужели удастся отделаться малой кровью?
— Конечно! — с неподходящим для ситуации пылом заявил я. — Все понятно!
— Гай, я серьезно!
— Я тоже! Все понятно, никаких проблем!
— Ладно. — Она встала и начала убирать со стола. — Мне пора.
— Ты куда? — всполошился я. — Куда собралась? Джина заглянула мне прямо в глаза. Утро выдалось погожим, и я разглядел в ее темной челке седину, которую раньше не замечал.
— А что, тебе интересно?
— Боже, Джина, конечно, интересно!
— Сегодня пятница, я иду в Святой Спаситель. К чаю вернусь, тогда и поговорим как следует.
— Подожди! — заторопился я. — Как ты узнала? Скажи только, как ты узнала!
— Трудно объяснить, — пожала плечами она.
— Попробуй!..
— Когда я проснулась, ты еще спал. Я взглянула на тебя и… Ты казался совсем другим человеком.
— Каким “другим”?
— Совершенно чужим. С таким я бы никогда не стала знакомиться.
— Что еще?
— Ничего, это все.
— Просто взглянула на меня — и узнала? Не верю!
— Я тоже тебе не верю! — Джина повернулась, чтобы достать из корзины чистое кухонное полотенце.
Меня осенила страшная догадка.
— Ты расскажешь Натали?
Этого Джина вынести уже не смогла и разом потеряла все хладнокровие, а когда повернулась, карие глаза метали молнии.
— С какой радости, Гай? — Мое имя прозвучало так же отвратительно, как “остроконечная кондилома”. — Натали-то тут при чем?
Вытащив из корзины для глажения целую охапку белья, Джина швырнула его на пол и бросилась вон из квартиры. Тут я и понял: она давно осведомлена о моих чувствах к Натали, а значит, мы трое не будем жить под одной крышей ни через неделю, ни через месяц, никогда.
У меня был целый день на то, чтобы обдумать случившееся. Оказывается, я забыл, какая Джина на самом деле. Из-за того что с ней постоянно что-то происходило, я стал считать ее психически неуравновешенной, не осознавая, что она, возможно, просто нормально реагирует на ненормальную ситуацию. (Да и кто я такой, чтобы рассуждать о душевном здравии? Разве нормально всю жизнь врать, прикидываясь другим человеком?)
На самом деле моя жена обладала на редкость живым умом и проницательностью. Да, как многие умные люди, она была ранимой, но ведь это еще не делает ее дурой. Мы с Натали после смерти Роуз считали Джину чем-то вроде глупой куклы, которая нуждается в заботе и Покровительстве. А Джина видела нас обоих насквозь и, перепуганная сложившейся в доме обстановкой, сбежала в Лондон, словно героиня слезливого романа.
Мы с Натали самые настоящие эгоисты, мы подавляли Джину, которая желала жить своей собственной жизнью. Жизнью, в которой мне очень хотелось участвовать. Я по-прежнему ее любил, хотя и не представлял, как будут складываться наши отношения, если мы не будем честны друг с другом.
Тем не менее правда убила бы Джину. Не хочу цитировать члена нашего клуба Воана, но порой тайное действительно не должно становиться явным. Например, как сказать Джине, что я мечтаю заниматься любовью с ее сестрой и каждый день просыпаться в объятиях Натали? Что хорошего это принесет в семейную жизнь? Или как признаться, что наши сексуальные отношения не удовлетворяли меня с самого начала?
Вопрос-то очень топкий: например, Джозефина была моей лучшей за целую жизнь партнершей. В ней все было идеально: от гладкой без единого изъяна кожи до протяжных стонов и оргазма, который она искусно изобразила. Нам было совершенно не о чем говорить, зато в постели тотчас возникло понимание.
С Джиной у нас были общие идеалы. Джо вообще не знала, что такое идеал, зато знала, как брать в рот. А вот Джине брать в рот не нравилось, по крайней мере у меня. Еще очень расстраивала ее привычка доставать носовой платок через две секунды после того, как я кончу. Секс для Джины всегда был слишком грязным, а грязь и липкие, влажные простыни она ненавидела. После секса мы вели долгие, потрясающе интересные беседы, а сам процесс был, мягко говоря, посредственным.
