Возраст зрелости - Жан-Поль Сартр
— Тебе жарко, — сказала она, лаская его затылок.
Она смотрела на него снизу вверх, откинув немного голову и просовывая кончик языка между зубов, взволнованная и счастливая, она была красива. Матье со сжавшимся сердцем вспомнил о безобразной худосочности Ивиш.
— Ты нынче весела, — сказал он. — Однако вчера по телефону мне показалось, что у тебя скверное настроение.
— Нет, просто я вела себя глупо. Но сегодня все прекрасно.
— Ты хорошо провела ночь?
— Спала как сурок.
Она снова его поцеловала, и он почувствовал на своих губах бархат ее губ, а потом их гладкую, горячую и быструю нагую изнанку, ее язык. Он мягко высвободился. Под халатом Марсель была голой, он видел ее красивую грудь и ощутил во рту сладковатый привкус. Она взяла его за руку и увлекла к кровати.
— Сядь рядом со мной.
Он сел. Марсель все еще держала его руку в своих, неловко и лихорадочно сжимала ее, и Матье казалось, что тепло этих рук поднимается вплоть до подмышек.
— Как у тебя жарко, — сказал он.
Марсель не ответила, она пожирала его глазами, приоткрыв рот, с видом смиренным и доверчивым. Матье исподволь пронес левую руку мимо живота и запустил ее в карман брюк, чтобы взять сигареты. Марсель перехватила взглядом его руку и негромко вскрикнула:
— Что у тебя с рукой?
— Порезался.
Марсель выпустила его правую руку и на лету схватила левую; она перевернула ее, как блин, и стала внимательно рассматривать ладонь.
— Но повязка ужасно грязная, может быть заражение! Там все черное; откуда такая грязь?
— Я упал.
Она снисходительно засмеялась.
— И порезался, и упал. Как вам нравится этот недотепа! Что же ты натворил? Постой-ка, я сменю повязку, эта не годится.
Она разбинтовала руку Матье и покачала головой.
— Ой, какая скверная рана, как это тебя угораздило? Ты был пьян?
— Вовсе нет. Это было вчера вечером в «Суматре».
— В «Суматре»?
Широкие бледные щеки, золотые кудри, завтра, завтра я подниму для вас волосы.
— Это затея Бориса, — ответил Матье. — Он купил нож и стал меня подначивать, что я не посмею всадить его себе в руку.
— А ты, естественно, тут же и всадил. Но ты абсолютно ненормальный, бедняга, эти детишки в конце концов превратят тебя в осла. Посмотрите-ка на эту бедную израненную лапу.
Ладонь Матье неподвижно лежала в ее горячих руках; рана была отвратительна, с почерневшей сочащейся коркой. Марсель медленно поднесла руку Матье к лицу, пристально посмотрела на нее, потом вдруг нагнулась и смиренно припала губами к ране. «Что с ней?» — подумал он. Он привлек Марсель к себе и поцеловал ее в ухо.
— Тебе хорошо со мной? — спросила Марсель.
— Конечно.
— По твоему виду этого не скажешь.
Матье, не ответив, улыбнулся ей. Марсель встала и пошла к шкафу за аптечкой. Она повернулась к нему спиной, стала на цыпочки и подняла руки, чтобы дотянуться до верхней полки; рукава скользнули вниз. Матье смотрел на обнаженные руки, которые он так часто ласкал, и прежние желания шевельнулись в его сердце. Марсель вернулась с неуклюжей проворностью.
— Давай лапу.
Она напитала спиртом маленькую губку и стала промывать рану. Он чувствовал на своем бедре тепло так хорошо знакомого ему тела.
— Лизни!
Марсель протянула ему кусочек пластыря. Он вытянул язык и послушно лизнул розовую ткань. Марсель приложила пластырь к ране, взяла прежнюю повязку и с веселым отвращением подержала ее кончиками пальцев.
— Что мне делать с этой гадостью? Когда ты уйдешь, выброшу ее в мусорный бак. Она быстро перевязала ему руку белоснежным бинтом.
— Значит, Борис тебя подначил? И ты резанул себе руку? Большой, а хуже ребенка! А он сделал то же?
— Нет, конечно.
Марсель засмеялась.
— Он тебя обставил!
Она зажала во рту английскую булавку, двумя руками разрывая бинт. Сжимая губами булавку, она сказала:
— А Ивиш там тоже была?
— Когда я порезался?
— Да.
— Нет, она танцевала с Лолой. Марсель заколола повязку булавкой. На стальной головке осталось немного помады.
— Все! Готово. Вы славно повеселились?
— Так себе.
— В «Суматре» хорошо? Знаешь, чего я хочу? Чтобы ты когда-нибудь меня туда сводил.
— Но это тебя утомит, — раздраженно возразил Матье.
— Ну, один-то раз… Устроим себе настоящий праздник, мы так давно с тобой нигде не бывали вместе.
«Не бывали вместе!» Матье с раздражением повторил про себя это супружеское выражение: Марсель вечно выбирала не те слова.
— Ты не против? — спросила она.
— Послушай, — сказал он, — с любом случае это будет не раньше осени: до того времени тебе следует основательно отдохнуть, и, потом, скоро ресторан, как всегда раз в году, закроется. Лола отправляется на гастроли по Северной Африке.
— Что ж, пойдем осенью. Обещаешь?
— Обещаю.
Марсель смущенно кашлянула.
— Я вижу, ты на меня немного сердишься, — проговорила она.
— Я?
— Да… Я позавчера вела себя некрасиво.
— Да нет же. С чего ты взяла?
— Да. Не спорь. Но я нервничала.
— Еще бы. И все из-за меня, бедняжка моя.
— Тебе не в чем себя упрекать, — доверчиво сказала она. — Ни прежде, ни теперь.
Матье не осмелился повернуться к ней, он очень хорошо представлял выражение ее лица, он не мог вынести этого необъяснимого и незаслуженного доверия. Наступило долгое молчание: она, конечно, ждала ласковых слов, слов прощения. Матье не выдержал:
— Посмотри.
Он вынул из кармана бумажник и бросил его на колени. Марсель вытянула шею и положила подбородок на плечо Матье.
— На что я должна посмотреть?
— На это.
Он извлек из бумажника ассигнации.
— Одна, две, три, четыре, пять, — пересчитал он, победно шелестя ими. Банкноты еще пахли Лолой. Матье помедлил, держа деньги на коленях, и, поскольку Марсель молчала, он повернулся к ней. Марсель подняла голову и, сощурившись, смотрела на деньги. Казалось, она ничего не понимала. Потом она медленно повторила:
— Пять тысяч франков..
Матье добродушно развел руками, намереваясь положить деньги на ночной столик.
— Да! — сказал он. — Пять тысяч франков. Нелегко было их раздобыть.
Марсель не ответила. Она покусывала нижнюю губу и недоуменно смотрела на деньги: она разом постарела. Но продолжала грустно и доверчиво глядеть на Матье. Затем заговорила:
— А я думала…
Матье быстро перебил ее.
— Теперь ты сможешь пойти к этому еврею. Кажется, он своего рода знаменитость. Сотни женщин в Вене прошли через его руки. И в основном великосветские женщины, богачки.
Глаза Марсель погасли.
— Тем лучше, — сказала она. — Тем лучше. Она взяла из аптечки английскую булавку и стала нервно сгибать ее и разгибать. Матье добавил:
