Филип Честерфилд - Письма к сыну
Есть "Путешествие по Швейцарии", написанное епископом Бернетом, а лучшая книга об атой стране и ее тринадцати кантонах принадлежит м-ру Стэньену, который долго там жил. Но я склонен думать, что ни ту, ни другую книгу никто уже не будет читать, после того как ты напишешь обо всем, что видел в этой стране. Надеюсь, что один из первых экземпляров своей книги ты подаришь мне. Я, разумеется, шучу, но пусть я и далек от мысли, что ты сразу сделаешься писателем и рассказ о твоих путешествиях все будут читать, мне все же хочется, чтобы куда бы ты ни поехал, ты был так любознателен и пытлив, как если бы на самом деле собирался писать книгу.
Я вовсе не думаю, что тебе непременно надо стараться узнать, сколько где домов, выяснять количество жителей, вывесок и могильных плит в каждом городе, через который ты проезжаешь. Но все же надо, чтобы ты установил, насколько это окажется возможным, за то время, которое ты проведешь в том или ином городе, вольный ли это город, а если нет, то кем и каким образом он управляется, есть ли в этом городе какие-либо особые привилегии или обычаи, какие там развиты ремесла и какая торговля и прочие подробности, которые людям умным интересно бывает знать. И совсем не худо, если ты будешь заносить все эти сведения в свою записную книжку, -- такого рода записи послужат подспорьем для твоей памяти. Единственный способ все разузнать -- это вращаться в самом лучшем обществе, которое лучше всего может осведомить тебя о том, что тебя интересует.
Меня сейчас вызывают, поэтому спокойной ночи!
XXI
Лондон, 20 июля ст. ст. 1747 г.
Милый мой мальчик,
В письме твоей матери, вложенном в этот конверт, ты найдешь еще одно письмо -- от моей сестры, в котором она благодарит тебя за посланную ей примочку -- она очень ей помогает. Сестра не показала мне своего письма и только заверила меня, что шлет тебе добрые пожелания и дает разумные советы. А так как я знаю, что твой ответ она всем будет показывать, посылаю тебе образчик письма, какое мне хотелось, чтобы она от тебя получила. Надеюсь, ты не обидишься на меня за то, что я предлагаю тебе в этом деле свою помощь, я решаюсь сделать это потому, что, как мне кажется, у тебя нет еще достаточного навыка писать письма дамам.
Кстати, по поводу писания писем, -- лучшие образцы, которым тебе следовало бы подражать, это -- Цицерон, кардинал д'Осса, госпожа де Севинье и граф Бюсси-Рабютен. Письма Цицерона к Аттику и к близким друзьям -- это лучшие примеры писем дружеских и доверительных. Простота и ясность писем кардинала д'Осса -- пример того, как следует писать деловые письма: никакие изысканные обороты, никакие попытки острить не затемняют и не затрудняют смысла того, что он хочет сказать; все изложено ясно и четко, по-деловому. Что же касается писем веселых и развлекательных, то по enjouement20 и badinage21 ничто не может сравниться с письмами графа Бюсси и госпожи де Севинье. Они написаны таким живым языком, что кажутся скорее непринужденным разговором двух остроумных людей, нежели письмами; письма свои люди ведь привыкли тщательно продумывать, хотя, вообще-то говоря, этого не следовало бы делать. Я бы посоветовал тебе иметь эту книгу в своей походной библиотеке; она одновременно и развлечет тебя, и снабдит полезными сведениями.
Писать мне сейчас некогда, поэтому спокойной ночи!
XXII
Лондон, 30 июля ст. ст. 1747 г.
Милый мой мальчик,
Четыре раза уже приходила почта и -- ни одного письма, ни от тебя, ни от м-ра Харта. Я приписываю это тому, что ты очень часто переезжаешь в Швейцарии из одного места в другое. Надеюсь, что теперь ты уже обосновался где-нибудь более прочно.
В последних моих письмах -- к тебе и к м-ру Харту -- я писал, что ко дню Михаила архангела тебе надо быть в Лейпциге, где ты будешь жить в доме профессора Маско и находиться на пансионе в одном из ближайших домов вместе с еще несколькими молодыми людьми твоего круга. Профессор прочтет тебе лекции о De jure belli et pacis22 Гроция, "Институциях" Юстиниана и Jus publicum Imperil23, и я надеюсь, что ты не только прослушаешь их, но и внимательно вникнешь в суть дела и все запомнишь. Я полагаю также, что ты в совершенстве овладеешь немецким языком, что, если только ты захочешь, ты сможешь сделать за очень короткое время. Должен тебя предупредить, что в Лейпциге у меня будет добрая сотня шпионов, которые будут невидимо за тобою следить и доставят мне точные сведения обо всем, что ты будешь делать, и почти обо всем, что ты будешь говорить. Надеюсь, что, получив эти обстоятельные сведения, я смогу сказать о тебе то, что Веллей Петеркул говорит о Сципионе, что за всю жизнь он "nihil non laudandum aut dixit aut fecit, aut sensit"24.
В Лейпциге ты встретишь множество достойных людей, и мне хочется. чтобы, закончив свои дневные занятия, ты проводил в их обществе вечера. Там есть нечто вроде двора, который держит вдовствующая герцогиня Курляндская; мне хочется, чтобы тебя туда ввели. В Лейпциг приезжает также два раза в год на ярмарку король польский со своим двором, и я напишу сэру Чарлзу Уильямсу, королевскому посланнику, чтобы он представил тебя и ввел в хорошее общество.
Должен только заметить, что вряд ли тебе будет смысл посещать хорошее общество, если ты не окажешься подстать ему и не усвоишь манеры. которые его отличают, если ты не будешь стараться нравиться людям и не покажешь себя юношей воспитанным, умеющим держаться с той непринужденностью, которая свойственна настоящему светскому человеку. Следя за своими манерами, не пренебрегай и наружностью: помни, что ты должен всегда быть очень опрятно и изящно одет и всегда обходителен, что надо стараться всячески избегать неприятных для окружающих поз и неловких жестов; есть ведь немало людей, у которых все это вошло в привычку, и они уже не могут себя переделать. Помнишь ли ты, что надо полоскать рот -- по утрам и каждый раз после еды? Это совершенно необходимо, для того чтобы надолго сохранить зубы и тем самым избавить себя от многих мучений. Мои зубы доставили мне немало страданий, и сейчас вот они выпадают только потому, что, когда я был в твоем возрасте. я недостаточно им уделял внимания. Хорошо ли ты одеваешься и не слишком ли хорошо? Достаточно ли следишь за тем, какой у тебя вид и манеры, когда появляешься где-нибудь, и не держишь ли ты себя при этом слишком развязно или слишком натянуто? Все это требует некоторых усилий и непроизвольного внимания; наши истинные достоинства приобретают тогда дополнительный блеск. Лорд Бэкон говорит, что приятная наружность -- это вечное рекомендательное письмо. Вне всякого сомнения. это приятный предвестник истинного достоинства, -- .она расчищает для него путь.
Не забудь, что я увижусь с тобою в Ганновере летом и буду ждать от тебя во всем совершенства. Если же я не обнаружу в тебе этого совершенства, или хотя бы чего-то очень близкого к нему, мы вряд ли с тобою поладим. Я буду расчленять тебя, разглядывать под микроскопом и поэтому сумею заметить каждое крохотное пятнышко, каждую пылинку. Мое дело -- предупредить тебя, а меры ты принимай сам. Твой.
XXIII
Лондон, 7 августа ст. ст. 1747 г.
Милый мой мальчик,
По моим подсчетам, письму этому трудно будет застать тебя в Лозанне, ко я все же рискнул послать его, ибо это -последнее письмо, которое я напишу тебе до тех пор, пока ты не обоснуешься в Лейпциге. С последней почтой я послал тебе рекомендацию к одному из самых влиятельных людей в Мюнхене; письмо это я вложил в конверт, адресованный м-ру Харту. Постарайся вручить его со всей возможной вежливостью. Лицо это, конечно, представит тебя семье курфюрста.' Надеюсь, что, проходя всю эту церемонию, ты выкажешь себя человеком почтительным, хорошо воспитанным и поведешь себя непринужденно.
Так как это первый в твоей жизни двор, справься, нет ли там каких-либо особых обычаев и церемоний, чтобы не попасть впросак. В Вене мужчины часто приседают перед императором, вместо того чтобы отвешивать ему поклоны; во Франции никто не отвешивает поклонов королю и не целует ему руку, но в Испании и в Англии поклоны отвешивают и руку целуют. Таким образом, у каждого двора есть те или иные особенности, и люди, едущие в страну, должны предварительно узнать их, чтобы избежать путаницы и неловкости.
Мне сейчас очень некогда, и я могу только пожелать тебе счастливого пути в Лейпциг. Желаю тебе также быть очень внимательным, как в дороге, так и по приезде туда. Прощай.
XXIV
Лондон, 21 сентября ст. ст. 1747 г.
Милый мой мальчик,
Получил с последней почтой твое письмо от 8 н. ст. и нисколько не удивляюсь тому, что тебя поразили и предрассудки папистов в Эйнзидлене, и все нелепости, которые они рассказывают о своей церкви. Помни только, что заблуждения и ошибки в отношении взглядов, как бы грубы они ни были, если они искренни, должны вызывать в нас жалость, и не следует ни наказывать за них, ни смеяться над ними. Человека с ослепшим умом надо пожалеть так же, как и того, у кого ослепли глаза: и если в том и другом случае кто-нибудь сбивается с пути, он не виновен и не смешон. Милосердие требует, чтобы мы направили его на путь истинный, и милосердие же запрещает нам наказывать или высмеивать того, кого постигла беда. Каждому человеку дан разум, который им руководит и должен руководить, и хотеть, чтобы каждый рассуждал так, как я, все равно что хотеть, чтобы каждый был моего роста и моего сложения. Каждый человек ищет правды, но одному только богу ведомо, кто эту правду нашел. Поэтому несправедливо преследовать, а равно и высмеивать, людей за те убеждения, которые сложились у них в соответствии с их разумом и не могли не сложиться иначе.
