Возраст зрелости - Жан-Поль Сартр
Даниель надменно улыбнулся.
— И ты, конечно, сделал из него котлету?
— Ого! Спросите сами, — оскорбился Ральф. — На нас смотрело человек десять. «Выйдем», — сказал я ему. Там был Бобби и еще один, длинный, которого я с вами видел, Корбен, он с бойни. Так вот, тот тип выходит. Ты что, говорит, хочешь проучить меня, отца семейства? И тут я ему врезал! Для начала в глаз, а потом локтем. Вот так! Прямо по сопатке! — Ральф вскочил, изображая эпизоды драки. Он вертелся, мелькали его маленькие крепкие ягодицы, обтянутые голубыми брюками. Даниель почувствовал, как его охватывает ярость, ему захотелось ударить Ральфа. — Потом я его припечатал, — продолжал Ральф. — Захват за ноги, и он на земле! Он и охнуть не успел, этот отец семейства.
Ральф замолчал, угрожающий и полный спеси, под защитой своей доблести. Он застыл, точно какое-то насекомое. «Я убью его», — подумал Даниель. Он не очень верил в эти россказни, и все-таки его унижало, что Ральф повалил на землю тридцатилетнего мужика. Он засмеялся.
— Корчишь из себя богатыря, — с трудом проговорил Даниель, — но в конце концов нарвешься на неприятности.
Ральф тоже засмеялся, и они приблизились друг к другу.
— Богатыря я из себя не корчу, но здоровяков не боюсь.
— Стало быть, ты никого не боишься? — сказал Даниель. — Совсем совсем никого?
Ральф был весь красный.
— Не всегда здоровяки самые сильные!
— А ты? Ну-ка, покажи, какой ты сильный, — подзадоривал Даниель, слегка толкая его.
Ральф на секунду застыл, открыв рот, затем глаза его сверкнули.
— С вами я схлестнуться согласен. Понарошку, конечно, — сказал он свистящим голосом. — Если по-честному, вам меня не одолеть.
Даниель схватил его за пояс.
— Сейчас посмотрим, мой маленький.
Ральф был гибкий и выносливый: молодые мышцы так и ходили под пальцами Даниеля. Они боролись молча, и Даниель начал тяжело дышать, ему смутно казалось, будто он толстый и усатый. Ральфу удалось его приподнять, но Даниель толкнул его двумя руками в лицо, и Ральф его отпустил. Они снова стояли друг против друга, улыбающиеся и полные ненависти.
— А, так вы по-настоящему хотите? — странным голосом сказал Ральф. — По-настоящему хотите бороться?
Внезапно он, наклонив голову, бросился на Даниеля. Тот ушел от удара и ухватил Ральфа за затылок. Он уже задыхался, а у Ральфа был совсем бодрый вид. Они снова схватились и закружились посреди комнаты. Во рту у Даниеля был острый и горький привкус: «Нужно с этим кончать, не то он меня одолеет». Он изо всех сил толкнул Ральфа, но тот устоял. Бешеная ярость охватила Даниеля, он подумал: «Я смешон». Он быстро нагнулся, ухватил Ральфа за ягодицы, приподнял его, швырнул на кровать и в том же броске упал на него. Ральф отбивался, пытаясь царапаться, но Даниель схватил его за запястья и прижал их к подушке. Они довольно долго оставались в таком положении; Даниель слишком устал и не мог встать. Ральф был пригвожден к кровати, беспомощный и раздавленный весом мужчины, солидного и зрелого. Даниель с наслаждением смотрел на парня: глаза Ральфа сверкали от ненависти, он был прекрасен.
— Ну, кто кого одолел? — отдышливо спросил Даниель. — Кто кого одолел, дружочек?
Ральф сразу же улыбнулся и через силу выдавил:
— Да вы силач, месье Лолик.
Даниель отпустил парнишку и встал на ноги. Он задыхался и был унижен. Сердце его яростно колотилось.
— Когда-то я был силачом. А теперь дыхания не хватает.
Ральф поднялся и поправил воротничок рубашки; он дышал ровно и попытался засмеяться, но избегал взгляда Даниеля.
— Дыхание — это пустяки, — сказал он. — Просто нужно потренироваться.
— Ты хорошо дерешься, — сказал Даниель, — но у нас разница в весе,
Оба смущенно хихикнули. Даниелю хотелось схватить Ральфа за горло и дать ему мощную оплеуху. Он надел пиджак; промокшая от пота рубашка прилипла к коже.
— Ну все, — сказал он, — я ухожу. Будь здоров.
— До свиданья, месье Лолик.
— Я кое-что для тебя припрятал, — сказал Даниель — Поищи хорошенько и найдешь.
Дверь закрылась. Даниель спустился по лестнице на ватных ногах. «Сначала вымыться, — подумал он, — прежде всего вымыться с головы до ног». Когда он выходил на улицу, в голову ему вдруг пришла мысль, от которой он застыл на месте: утром, перед тем как выйти, он побрился и оставил бритву на камине широко открытой.
Открывая дверь, Матье нажал на легкий, приглушенный звонок. «Утром я его не заметил, — подумал он, — наверно, его включают вечером, после девяти». Он искоса бросил взгляд сквозь стекло конторки и увидел тень: там кто-то был. Он не торопясь дошел до щита с ключами. Комната 21. Ключ висел на гвозде. Матье быстро взял его и положил в карман, затем сделал полуоборот и вернулся к лестнице. За его спиной открылась дверь. «Сейчас меня окликнут», — подумал он. Ему не было страшно: все было предусмотрено.
— Эй там! Куда идете? — раздался грубоватый голос. Матье обернулся и увидел худую высокую женщину в пенсне. Вид у нее был значительный и встревоженный. Матье улыбнулся ей.
— Куда идете? — повторила она. — Могли бы сначала спросить.
Боливар. Негра звали Боливар.
— Я иду на четвертый этаж, к месье Боливару, — спокойно ответил Матье.
— Ладно! Просто я видела, как вы возились у щита, — настороженно сказала женщина.
— Я смотрел, там ли его ключ.
— И что?
— Его нет. Значит, Боливар у себя, — сказал Матье. Женщина подошла к щиту. Один шанс из двух.
— Да, — сказала она с разочарованным облегчением. — Он у себя.
Матье, не ответив, стал подниматься по лестнице. На площадке четвертого этажа он на минуту остановился, потом вставил ключ в скважину номера 21 и открыл дверь.
Комната утопала в ночи. Красная ночь, пропахшая лихорадкой и духами. Матье закрыл дверь на ключ и подошел к кровати. Сначала он вытянул руки вперед, чтобы защитить себя от препятствий, но быстро привык к полумраку. Кровать была не убрана, на валике было две подушки, на них еще сохранились вмятины от тяжести двух голов. Матье стал на колени перед сундучком и открыл его; он почувствовал легкую тошноту. Ассигнации, которые он утром бросил, лежали на связке писем: Матье взял пять банкнот, он ничего не хотел красть для себя. «Что делать с ключом?» Он немного подумал и решил оставить его в замке сундучка. Вставая, он увидел справа в глубине комнаты дверь, которую утром не заметил. Он подошел к ней и открыл: это был туалет. Матье чиркнул спичкой и увидел в зеркале свое лицо, позолоченное пламенем. Он смотрел на себя,