Кнут Гамсун - А жизнь продолжается
XXXIII
Консул Гордон Тидеманн, может, и говорил, что не прочь поохотиться вместе с лордом, но большого желания к этому у него не было. Если он когда и пощелкивал дичь, то лишь забавы ради, однако он знал, что охота приличествует джентльмену и является серьезным и благородным занятием. Лорд начал с того, что прилежно обрыскивал ближние леса, и представьте себе, Хендрик что ни день, то приносил подстреленных куропаток, когда больше, когда меньше, по две, по три, а то и четыре. По вечерам лорд развлекал консула рассказами о том, где эти самые куропатки сидели, сколько их было в стае, как вела себя собака. Но одну такую историю лорд рассказал за ужином, ее должны были слышать все, он до того увлекся, что забывал есть, это была история про старого петуха, по которому он ударил из обоих стволов и все равно промахнулся, потому что стоял против солнца и ему слепило глаза. О, тут была задета его охотничья честь! Но, слава Богу, он проследил за полетом птицы и наверняка завтра ее отыщет!
Фру Юлия слушала его с добродушным терпением, и как же она изумилась тому, что лорд способен выискать именно эту куропатку среди всех прочих. Зато фрекен Марна сохраняла полную невозмутимость. Когда лорд на нее поглядывал, проверяя, не захватил ли ее рассказ, она устремляла на него безучастный взгляд, словно у нее в одно ухо вошло, а в другое вышло. Консул же старательно вникал во все перипетии повествования и строил из себя знатока, у которого прямо руки чешутся; если бы он мог изменяться в лице и краснеть и бледнеть, то уж не преминул бы. Лорд без конца спрашивал: «А что бы ты сделал на моем месте?» — «Мм… — Консул мялся, не зная, что и сказать. — Это зависит… я даже и не знаю! А что бы сделала ты?» — спросил он, в свою очередь, фрекен Марну. Но лорду некогда было дожидаться ответа, он разгорячился, вошел в азарт: «У меня не было выбора, и я выстрелил! — вскричал он. — Хоть я и стоял ужас как далеко, а выстрелил!» — «Разумеется! — вставил консул. — Ничего другого тебе и не оставалось! А лишний выстрел никогда не повредит!»
Когда же лорд начал охотиться в горах, где ему предстояло покрывать за день немалые расстояния, автомобиль пришелся очень даже кстати. До охотничьего домика лорда довез Август. Дело было в среду. На обратном пути Август остановился посмотреть, как там его рабочие, сколько они уже успели и сколько еще осталось. Чтобы подбодрить их, он сообщил: после того как они положат угловые камни для аптекарева сарая, их ждет работа у консула — большая пристройка под банк.
— Вот здорово! — закричали они.
И приналегли, и пока он стоял и смотрел на них, вкалывали так, что только держись.
— Но это не раньше чем вы поставите ограду! — напомнил он им.
Ночью выпал мокрый снег, негусто, но все-таки, стало быть, не за горами и холода. Когда взошло солнце, снег растаял — но ведь выпал же.
— Через неделю закончите? — спросил Август.
— Да, — пообещали они.
Он вернулся в усадьбу. Консул дожидался автомобиля, чтобы ехать в контору. Консул был, по обыкновению, весьма деловит, но до невероятности вежлив:
— Мои дамы собираются на гагачий базар за пухом. Если у вас найдется время, Подручный, мне бы очень хотелось, чтобы вы помогли им организовать эту поездку. Судя по всему, они пригласили еще несколько человек гостей. Спросите у моей матери, она в курсе.
Август поехал вместе с ним и вылез у аптеки. Час был еще ранний, фру Хольм хлопотала на кухне, аптекарь с фармацевтом сидели и завтракали.
— Доброе утро, Август, подсаживайтесь-ка и заморите червячка. Ах, вы уже ели? Моя жена сейчас придет.
Заканчивая разговор, который они вели с фармацевтом, аптекарь сказал:
— Правильно, нам это не разрешается, но…
— Так она и денег с прислугой не передает, — сказал фармацевт.
— Это ничего.
— И на что ей столько хереса?
— Наверное, они слишком часто готовят черепаховый суп.
— Да, но чтоб по бутылке в день!..
Появилась фру Хольм.
— Ой, да это Подручный! — воскликнула она весело. — И сидит, маковой росинки в рот не берет! Ну хотя бы кофейку? Поездка, говоришь? Приглашено двадцать три человека. Это все Гордон, он у нас широкий.
Август стал задумчиво поглаживать подбородок:
— Понадобится большая лодка!
Аптекарь:
— В моей поместится пятеро.
Август начал считать:
— Еще пятеро в моторке консула, это десять. Остается тринадцать. Можно бы взять шхуну, но не факт, что будет ветер.
Поразмыслив, они порешили на том, что возьмут рыбацкий баркас, в нем поместятся все гости и даже останется место. Август позаботится о гребцах, а сама поездка состоится на следующий день, в четверг, в четыре часа пополудни.
Август поднялся.
Аптекарь сказал ему:
— Я предлагаю свои услуги, вот вам уже и один гребец. Но только чтоб не крутиться на одном месте!
— Вот спасибо, — сказал Август. — Значит, нас уже двое.
Фру Хольм помотала головой:
— Подручный, тебе совершенно ни к чему грести самому!
Аптекарь засмеялся:
— Уж не знаю, по какой такой причине, но моя жена, Август, чрезвычайно к вам благоволит.
— По мне так лучше грести самому, чем тащиться за двумя гребцами в Северное селение, — сказал Август.
— Ты же можешь поехать туда на автомобиле!
Фру Хольм решительно встала и ушла звонить по телефону, словно старик был ее подопечным. Она отсутствовала всего ничего, а вернувшись, сообщила:
— Гордон просил передать, автомобиль стоит в гараже!
— Да, но… нет, ну как же я…
— Это приказ, — сказала она…
Август катит в Северное селение. Пусть они там на него посмотрят. Ясное дело, автомобиль не его, но может же быть такое, что они с консулом держат его пополам. А кроме того, он и сам собирается купить машину, возьмет и станет владельцем машины.
Не останавливаясь, он гордо проехал мимо жилища, в котором обитали вдова и детишки Сольмунна. Возле Беньяминова дома он дал три гудка, вылез, зажег сигару и принялся взад и вперед прогуливаться. Беньямин вышел на крыльцо по-простому, что-то дожевывая, видно, прямо от стола. Он собрался было уже протянуть Августу руку и поблагодарить за давешнее, но не решился.
Беньямин был все такой же, добродушный и добросовестный.
— Кто к нам приехал! — поприветствовал он Августа. — Помните, как мы строили вместе с вами дорогу, а сколько же всего с тех пор приключилось!
Август ничего не имел против Беньямина, он прекрасно с ним ладил, парень ему даже нравился.
— Так вот она, твоя мурья! — сказал он, оглядывая дом снизу доверху.
— Чего? — не понял Беньямин.
— У вас в горнице что, только одно окно? — спросил Август.
Беньямин поискал окно глазами и ответил:
— Надо быть, одно.
— Тогда вы не видали сплошь застекленных домов.
— Нет. А такие бывают?
— Да я сам в таком проживал. В нем светло, как у Бога на небесах, вот и смекай. Бывало, отмоешься в воскресенье добела и делаешься прямо невидимым.
— Не, мне такого не надо, — протянул Беньямин, вполне довольный тем, что у него есть, — нам хватает и одного окна. Чего же это я хотел сказать-то…
Наверняка он собирался завести разговор о том, что приключилось с тех пор, как они в последний раз виделись, поэтому Август сразу же его оборвал:
— Твой товарищ дома?
— Да вроде бы.
— Вы сможете с ним завтра прийти и перевезти наших гостей на гагачий базар?
В ответ — целая вереница вопросов: его ли это гости, сколько их, кто такие и что за гагачий базар, хотя существовал только один и принадлежал он консулу.
Август сообщил:
— Гостей человек тридцать — сорок, в том числе лорд из Англии. Так вы придете?
— Понадобится большая лодка, — сказал Беньямин.
— Да, самый большой баркас. На вас можно положиться?
— Ну а как же, раз мы обещались.
— Значит, самый большой баркас. Придете рано утром, скатите и отдраите. Мы рассчитываем отплыть после обеда, в четыре часа. Все понятно?
Беньямин невозмутимо улыбается:
— Да. Чего же тут не понять.
— Возьмете с собой полдник, а на месте мы вас накормим.
— Да уж, чего только за это время не произошло! — сказал Беньямин. — Корнелия лежит в земле и все такое!
— Да, — рассеянно обронил Август.
— Вы не пришли ее хоронить.
— Я? Нет.
— Я решил, пускай сердечко так у нее и останется. Только мне было все равно, я решил, не буду ее жалеть.
Август, тот думал все больше о житейском и, уходя, спросил:
— Ты не забыл про Михайлов день? Овец надо будет пригнать обратно…
Вечером прирысил Йорн Матильдесен и пожаловался, что кто-то стрелял в горах и распугал овец. Август начал его успокаивать:
