Бэзил и Джозефина - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Капитан Дайсер к поезду не пришел. И цветов не прислал. Лиллиан, которая любила Джозефину как частичку самой себя, рыдала в вагонном купе. Джозефина ее утешала:
– Поверь, дорогуша, мне это безразлично. У меня шансов не было, я ведь школьница, как и ты. Все нормально.
А сама долго не смыкала глаз, когда Лиллиан уже видела десятый сон.
III
Восемнадцать – это был такой многообещающий рубеж: «Когда мне исполнится восемнадцать, я смогу…», «До восемнадцати лет ни одна девушка…», «В восемнадцать лет начинаешь совершенно по-иному смотреть на вещи». Последнее, во всяком случае, оказалось правдой. Джозефина смотрела на рождественские приглашения как на просроченные счета. Скорее по привычке, не вдаваясь в подробности, она пересчитала их: двадцать восемь балов, девятнадцать ужинов вкупе с походами в театр, пятнадцать чаепитий и приемов, дюжина обедов, несколько разномастных предложений, от раннего завтрака в клубе «Веселье по-йельски» до катания на санках в Лейк-Форесте, в общей сложности семьдесят восемь штук, а если добавить сюда небольшой танцевальный вечер, который готовила она сама, – семьдесят девять. Семьдесят девять обещаний веселья, семьдесят девять предложений совместного досуга. Набравшись терпения, она сидела, выбирала, взвешивала и в сомнительных случаях советовалась с матерью.
– Что-то ты бледненькая, вид усталый, – заметила мать.
– Я чахну. Меня бросили.
– Это скоро пройдет. Мне ли не знать мою Джозефину. Сегодня на вечере в Женской молодежной лиге ты познакомишься с блестящими молодыми людьми.
– Нет, мама, это не поможет. Единственный выход – замужество. Привыкну любить одного человека, заведу с ним детей, буду лизать ему пятки…
– Джозефина!
– У меня две подруги вышли замуж по любви; обе говорят, что им приходится лизать мужьям пятки и сдавать белье в прачечную. Но я смогу через это пройти, и чем скорее, тем лучше.
– Каждую девушку временами посещают такие мысли, – бодро сказала ей мать. – У меня до замужества было трое или четверо поклонников, и, честно признаться, все они нравились мне одинаково. У каждого были свои достоинства, и я так долго терзалась, что уже хотела махнуть рукой; проще было бы решить дело считалкой: эне-бене-рики-таки… Как-то раз, когда на меня напала хандра, за мной заехал твой отец и повез меня кататься на автомобиле. С того дня у меня не возникало никаких сомнений. Любовь – это совсем не то, что описывают в книжках.
– Это именно то самое и есть, – мрачно возразила Джозефина. – По крайней мере, для меня.
Впервые она поймала себя на том, что на людях ей спокойнее, чем наедине с молодым человеком. Он еще не успевал договорить фразу, а ей уже становилось скучно; сколько же таких фраз она выслушала за три года? Ей рекомендовали интересных молодых людей, которых представляли по всем правилам, а после она доводила их до ручки своими ленивыми ответами и блуждающим взглядом. Старинные поклонники благосклонно наблюдали за этой переменой и потирали руки. Когда каникулы подошли к концу, Джозефина испытала облегчение. Сразу после Нового года она возвращалась сквозь серую мглу после званого обеда и думала: как хорошо, что теперь она для разнообразия будет совершенно свободна до ужина. Скинув в прихожей боты, она с изумлением обнаружила на столе нечто такое, что показалось ей плодом ее собственного воображения. Это была новехонькая визитная карточка: «М-р ЭДВАРД ДАЙСЕР».
Вселенная тотчас ожила, завертелась с головокружительной скоростью и остановилась в совершенно другой вселенной. Прихожая, где он, по всей видимости, стоял, начала пульсировать как живая; Джозефина представила себе его прямую фигуру в дверном проеме и решила, что он, вероятно, держал в руке шляпу и трость. За стенами дома город Чикаго, озаренный его присутствием, заплясал от знакомой радости. Она услышала, как в нижней гостиной зазвонил телефон, и, даже не сняв шубу, бросилась туда.
– Алло!
– Будьте добры мисс Джозефину.
– Алло! Алло!
– А… это Эдвард Дайсер.
– Я видела вашу карточку.
– Вероятно, я с вами немного разминулся.
Что значили эти слова, если у каждого слова выросли крылья и перехватило дыхание?
– Я здесь всего на один день. К сожалению, мне придется сегодня ужинать в компании тех людей, у кого я остановился.
– А вы могли бы заехать прямо сейчас?
– Как скажете.
– Так приезжайте немедленно.
Она бросилась наверх, чтобы переодеться, и впервые за долгое время запела:
Башмачки,
Серенькие каблучки,
Вчера стояли тут,
Но меня… попутал шут…
В нарядном платье она выскочила на лестничную площадку, и тотчас же в дверь позвонили.
– Не беспокойтесь, – крикнула она горничной, – я сама открою!
На пороге стояли мистер и миссис Диллон. Это были старые знакомые их семьи, но в этот приезд она их еще не видела.
– Джозефина! Мы договорились встретиться с Констанс и надеялись хоть одним глазком посмотреть на тебя; но ты, как видно, забегалась.
Совершенно убитая, Джозефина проводила их в библиотеку.
– В котором часу вы встречаетесь с моей сестрой? – спросила она, когда обрела голос.
– Где-то через полчасика, если она не задержится.
Она старалась держаться предельно вежливо, чтобы заранее искупить неизбежную будущую невежливость. Через пять минут звонок задребезжал снова; на крыльце стояла романтическая фигура, отчетливо и резко выделявшаяся на фоне блеклого неба; а по ступеням уже поднимались Тревис де Коппет и Эд Бимент.
– Останьтесь, – порывисто шепнула она. – Эти люди скоро уйдут.
– У меня в запасе два часа, – ответил он. – Конечно, я подожду, если скажете.
Ей хотелось броситься ему на шею, но она сдержала и себя, и свои руки. Гости были представлены друг другу, после чего Джозефина распорядилась подать чай. Молодые люди начали расспрашивать Эдварда Дайсера о войне; он отвечал вежливо, но торопливо.
Через полчаса он спросил Джозефину:
– Не скажете, который час? Мне бы не опоздать на поезд.
Присутствующие могли бы заметить, что у него на запястье поблескивают часы, но намека никто не понял: этот человек притягивал их к себе, как чудо природы, которое они, пользуясь случаем, намеревались изучить вдоль и поперек. А если бы гости поняли состояние Джозефины, ее непременно сочли бы эгоисткой, не желающей делиться предметом общего интереса.
Положение не изменилось даже с приходом ее замужней сестры Констанс; Дайсер в очередной раз попал в силки человеческого любопытства. Когда часы в прихожей пробили шесть, он бросил отчаянный взгляд на Джозефину. С запозданием оценив ситуацию, гости отступились. Констанс увела Диллонов наверх, в гостиную, а парнишки отправились по домам.
Тишина; только сверху доносились приглушенные
