Арнольд Беннет - Отголоски войны

— Значитъ, дверь комнаты капитана ближе къ черному ходу, чѣмъ къ лѣстницѣ, ведущей внизъ въ переднюю.

М-ръ Гильгэ подумалъ.

— Да. Она ближе въ черному ходу.

— Вы теперь, значитъ, соглашаетесь, что, въ концѣ концовъ, капитанъ могъ уйти, или его трупъ могли унести изъ дома въ теченіе вечера безъ вашего вѣдома?

— Да-а, — протянулъ м-ръ Гильгэ. — Но мои пансіонеры никогда не ходятъ по черному ходу.

— Конечно, — насмѣшливо сказалъ судья. — Но такъ какъ онъ, вѣроятно, не выскочилъ изъ окна…

— То, значитъ, сошелъ по черному ходу послѣ того, какъ прислуга ушла спать.

— Но зачѣмъ бы онъ это сдѣлалъ?

— Не могу себѣ представить. Никакой причины для этого не было. Онъ былъ человѣкъ безупречнаго поведенія.

— Такъ что болѣе вѣроятно, что его вынесли?

— Я не могу допустить, что въ моемъ домѣ могло быть совершено злодѣяніе!

— Сколько у васъ жильцовъ?

— Около шестидесяти.

— Вы заручаетесь удостовѣреніемъ ихъ порядочности?

— Я полагаюсь на мое собственное сужденіе.

Судья презрительно сжалъ губы; затѣмъ онъ быстро повернулся въ присяжнымъ.

— Хотите предложить какіе-нибудь вопросы?

Старшина присяжныхъ, готовъ былъ бы заплатить гинею за то, чтобы выдумать какой-нибудь хитрый вопросъ, которымъ бы онъ смутилъ свидѣтеля. Но ему ничего не приходило въ голову, и м-ръ Гильгэ вернулся на свое мѣсто въ залѣ, внутренно удивляясь, почему съ благодѣтелемъ человѣчества обращаются какъ съ человѣкомъ, заподозрѣднымъ въ преступленіи.

Судья сталъ снова смотрѣть на олеографію на стѣнѣ, и въ это время полицейскій ввелъ на свидѣтельское мѣсто стараго негра, одѣтаго въ широкій суконный пиджакъ, съ краснымъ галстукомъ на шеѣ. Онъ былъ видимо очень взволнованъ и на главахъ у него выступали слезы.

— Ваше имя? — началъ судья.

— Мое имя, судья? Мое имя Марсъ Коко, сэръ.

— Ну, а настоящее имя?

— Мое имя Марсъ Коко, сэръ. Меня звали Марсъ Коко еще когда я былъ поваромъ въ «Ледяномъ Домѣ».

— Въ «Ледяномъ Домѣ»?

— Да, сэръ. Въ Бродъ-Стритѣ. Въ Бриджтоунѣ, судья.

— Въ Бриджтоунѣ — въ Девоншайрѣ?

— Нѣтъ, сэръ, въ Барбадосѣ. «Ледяной Домъ» — большой ресторанъ, сэръ. Я былъ главнымъ поваромъ, сэръ. И всѣ негры называли меня Марсъ Коко за мой почтенный видъ, судья. Капитанъ Поликсфенъ взялъ меня оттуда.

— Вы знали капитана Поликсфена?

— Да, сэръ. Я былъ его другомъ, сэръ. Мы были большими пріятелями.

— И онъ взялъ васъ изъ «Ледяного Дома»?

— Да, сэръ. Онъ взялъ Марса Коко поваромъ на «Кобру».

— Какой линіи?

— Не знаю, сэръ.

— Это было давно?

— Давно ли, судья? Очень давно. Двадцать лѣтъ съ тѣхъ поръ прошло.

— И вы все время служили у капитана Поликсфена?

— Да, сэръ. Я служилъ на его дрянной «Кобрѣ» шестнадцать лѣтъ, судья, потому что я любилъ капитана.

— А потомъ оставили службу на «Кобрѣ»?

— Она оставила насъ. Она потонула въ Карлейльскомъ заливѣ.

— Кому она принадлежала?

— Господи Боже мой, сэръ! Не спрашивайте меня, кому она принадлежала, — я не знаю, сэръ.

— Что вы дѣлали послѣ того?

— Я остался въ Бриджтоунѣ и продавалъ сыръ и разныя лакомства на пароходахъ, сэръ.

— А капитанъ?

— Капитанъ вернулся на пароходѣ королевскаго флота.

— Это было пять лѣтъ тому назадъ? Когда же вы снова встрѣтились съ нимъ?

Негръ заговорилъ нѣсколько упавшимъ голосомъ:

— Мнѣ пришлось уѣхать изъ Барбадоса, судья. Непріятности вышли съ чернокожими. Я поступилъ поваромъ на пароходъ, который возвращался въ Соутгамптонъ. И тамъ, на пристани, я увидѣлъ капитана…

— Когда это было?

— Въ сентябрѣ. Я побѣжалъ за нимъ. Онъ очень обрадовался мнѣ и повезъ меня въ Лондонъ. Онъ сказалъ, что скоро опять поѣдетъ въ Барбадосъ и возьметъ меня съ собой, потому что ему нужна моя помощь.

— Для чего?

— Это тайна, судья. Развѣ я долженъ сказать?

— Конечно.

— Для того, чтобы разыскать кладъ, сэръ. Онъ хотѣлъ поѣхать за кладомъ, сэръ. За кладомъ, опущеннымъ на дно. Онъ сказалъ это мнѣ — и никому другому не говорилъ, судья.

Судья улыбнулся.

— Значитъ, капитанъ собирался въ Барбадосъ искать кладъ? А онъ разсказывалъ вамъ, что онъ дѣлалъ въ эти четыре года?

— Онъ былъ капитаномъ на другомъ суднѣ.

— На какомъ?

— Не знаю. Онъ плавалъ въ русскихъ водахъ, сэръ.

— Когда же вы должны были отправиться въ Барбадосъ?

— Очень скоро, соръ. Капитанъ только долженъ былъ сговориться съ судовладѣльцами. У нихъ о чемъ-то вышелъ споръ. О чемъ они спорили — не знаю. Я этихъ дѣлъ не понимаю. А потомъ онъ заболѣлъ, сэръ.

— Когда вы его видѣли въ послѣдній разъ?

— Во вторникъ, судья. Во вторникъ днемъ. Въ два часа, сэръ.

— Ему было тогда лучше?

— Да, сэръ. Гораздо лучше. Онъ былъ совсѣмъ веселый.

— Что онъ сказалъ вамъ, когда вы его видѣли въ послѣдній разъ?

— Онъ сказалъ: «Мы скоро поѣдемъ». Онъ сказалъ, что закажетъ каюты на слѣдующей недѣлѣ, сэръ.

— Вы не энаете, у капитана были друзья?

— У него былъ одинъ другъ — Коко, сэръ.

— А другихъ не было?

— Нѣтъ, сэръ.

— И никакихъ родныхъ?

Негръ не сразу отвѣтилъ.

— Да, сэръ, — сказалъ онъ наконецъ. — У него были родные.

— Кто же?

— У него былъ братъ, сэръ. Три недѣли тому назадъ я былъ съ нимъ у его брата въ «Обелискъ-Отелѣ», на Ватерло-Родѣ. Я все это разсказывалъ вчера господамъ полицейскимъ. Дѣло было такъ, сэръ: въ среду утромъ я зашелъ провѣдать капитана — и вдругъ вижу его мертвое тѣло. Я зарыдалъ, сэръ… Тогда полицейскій сталъ предлагать мнѣ дерзкіе вопросы; очень грубый онъ господинъ, этотъ полицейскій, сэръ.

— Хорошо, хорошо. Разскажите про брата. Вы говорите, что капитанъ былъ у него въ «Обелискъ-Отелѣ». Что же произошло между ними?

— Не спрашивайте меня, судья. Я не знаю. Я только слышалъ, что капитанъ очень сердито говорилъ съ своимъ братомъ.

— А послѣ того вы видѣли его брата?

— Нѣтъ, сэръ.

— Были у капитана еще другіе родные?

— Да, сэръ. У капитана была дочь. Но капитанъ уже давно сказалъ мнѣ, что не хочетъ ничего о ней знать. Это потому, что она пошла на сцену. Вѣтреная дѣвчонка, сэръ. Капитанъ былъ очень сердитъ, когда я разъ шелъ съ нимъ по Кингсуэ и онъ показалъ мнѣ ея портретъ на афишѣ.

— А! Какъ ея имя?

— Какъ она названа была на портретѣ?

— Да.

— Джиральда, сэръ.

Когда онъ произнесъ имя знаменитой актрисы, въ публикѣ произошло замѣтное волненіе;- только судья, полицейскій и м-ръ Варко, присутствіе котораго Филиппъ замѣтилъ только въ эту минуту, сохранили невозмутимое выраженіе лица. За часъ до того у стола репортеровъ сидѣлъ только одинъ молодой человѣкъ — теперь тамъ сидѣло уже три репортера. Наступило молчаніе и слышно было только шипѣніе газа.

— Можете вы объяснить чѣмъ-нибудь убійство капитана? — спросилъ судья, понизивъ голосъ.

— Нѣтъ, судья, не могу, — слезливо проговорилъ негръ.

Судья посмотрѣлъ на присяжныхъ.

— Что вы знаете еще о кладѣ? — спросилъ старшина присяжныхъ.

— Не спрашивайте меня! Не спрашивайте Коко! — молилъ негръ. — Капитанъ мнѣ ничего не говорилъ.

Старшина придумалъ наконецъ важный вопросъ.

— Что вы дѣлали во вторникъ ночью? — спросилъ онъ.

— Вы не обязаны отвѣтить на этотъ вопросъ, если не желаете, — быстро сказалъ судья.

— Я могу отвѣтить, судья, — сказалъ Коко, отирая глаза. — Я спалъ, какъ сплю каждую ночь. Я далъ мой адресъ полицейскому, сэръ.

М-ръ Варко подошелъ на цыпочкахъ къ судьѣ и прошепталъ ему что-то на ухо.

— Засѣданіе прерывается. Продолженіе завтра, въ половинѣ одиннадцатаго, — сказалъ судья, взглянувъ на часы.

VI

Филиппъ почувствовалъ, въ своему собственному удивленію, что слѣдствіе его сильно взволновало. Образъ убитаго капитана все время стоялъ у него передъ глазами. Неожиданно раскрытое имя Джиральды тоже произвело на него сильное впечатлѣніе. Онъ думалъ о томъ, какъ гончія собаки правосудія, пока еще ничего не открывшія, набросятся на открывшіеся слѣды и въ концѣ концовъ выловятъ своимъ острымъ чутьемъ убійцу шести милліоновъ людей и предадутъ его неминуемой его судьбѣ. Немыслимо, чтобы убійца могъ ускользнуть. Онъ вѣдь существуетъ въ эту минуту. Гдѣ-нибудь, по всей вѣроятности въ самомъ Лондонѣ, онъ живетъ, дышитъ и ѣстъ и будетъ стараться заснуть ночью.

Филиппъ почти обѣщалъ сэру Антони пообѣдать съ никъ, но ему хотѣлось остаться одному. Онъ скромно пообѣдалъ на Юстонъ-Родѣ, и прошло много часовъ, прежде чѣмъ онъ рѣшился вернуться въ Угловый Домъ. Болѣзнь м-ссъ Оппотэри не позволила ей освободить ея комнату, и первую ночь послѣ убійства капитана Филиппъ провелъ въ квартирѣ сэра Антони. А теперь освободилась именно комната капитана. Полиція окончила осмотръ, и м-ръ Гильгэ предложилъ ее — съ извиненіями — Филиппу. Послѣ нѣкотораго колебанія, Филиппъ согласился взять ее.