Кнут Гамсун - Женщины у колодца
— Как? Ты, пожалуй, думаешь, что я остальное пропил? — сказал он обиженным тоном. — Я оставил только немного, на случай дальней поездки.
— Какой это дальней поездки? — спросила она.
— Но если я поеду дальше на лодке, то ведь нужно же мне иметь деньги, чтобы закупить себе немного провизии?
— Да, как раз теперь подходящая погода для дальней поездки! — заметила насмешливо мать.
— Буря стихает. Ветер повернулся. А вообще, я не хочу с тобой спорить, — прибавил он.
Ведь должен же он сдерживать себя! На что же у него существует ум?
— Ах, вот как! — сердито ответила она.
— Да, не хочу. Потому что, как бы я ни поступал, всё ты будешь недовольна.
«Чёрт меня побери!» — думал Оливер, уходя. Он чувствовал себя ещё более обиженным во всей этой истории с дверями.
IV
Наконец-то наступила хорошая погода! Казалось даже, что она установилась надолго. Оливер пошёл к Иёргену.
— Слушай, — сказал он рыбаку. — Будь так добр и поменяйся со мной лодкой на завтра.
— Это зачем?
— Я хочу поехать дальше в море, но не могу решиться на это в моей собственной лодке... Ага, ты употребляешь-таки трубку? Какова она?
— Хороша, — ответил Иёрген.
— Да? Ты должен ею пользоваться. Ведь она теперь принадлежит тебе.
Лидия хотела угостить Оливера кофе. Но у него были теперь деньги и он мог доставить себе удовольствие отказаться от угощения.
— Я уже напился перед уходом из дома, — сказал он. — Ну что ж, Иёрген, согласен ты оказать мне услугу?
Иёргену было неловко отказать ему и он сказал:
— Я вынужден согласиться. Но ты должен очень осторожно обращаться с лодкой.
И вот Оливер отправился в своё дальнее путешествие.
О том, что произошло после этого, старожилы в городе вспоминают и по сегодняшний день. Это было вовсе не какое-нибудь ничтожное событие. Оливер не утонул и не случилось с ним новой беды. Ну, нет! Он вернулся домой, вместе с судном, потерпевшим аварию в море, и потребовал выдачи премии за спасение корабля. Правда, он не мог запрятать эту премию только себе в карман. Когда он увидал там, в море, корабль, перед шхерами, прибиваемый к ним волнами, то должен был грести к ближайшему берегу, чтобы призвать на помощь других рыбаков. Корабль казался вымершим и экипажа на нём не было. Но хотя к Оливеру пришли на помощь другие люди, во всяком случае он первый увидал этот корабль. Притом же он, как опытный моряк, мог взять в свои руки руководство кораблём. Он тотчас же пустил в ход помпы, убрал обрывки парусов и висящие верёвки и отдавал своим товарищам все нужные приказания во время буксирования корабля. Сам он стоял на руле. Теперь уже никто не мог заметить, что он был калека!
Ах, если б он мог доставить на берег с этим судном груз кофе, но, к сожалению, этого не было. Судно было нагружено кирпичом, который служил для него как бы балластом. Это было датское судно. Быть может, оно несло этот груз кирпичей в ближайший город на берегу, но сильная буря угнала его в открытое море. Правда, этот старый ящик не многого стоил, но всё же это была находка для Оливера, подарок судьбы. Корабль был повреждён, он был самого неказистого вида, просто старый, вонючий ящик! Спасательной лодки тоже не было. Но всё же это не был никуда негодный обломок судна. По всей вероятности, судно находилось во время долго свирепствовавшей бури в открытом море и было покинуто своим экипажем вследствие недостатка провианта, так как почти ничего съедобного на корабле не нашлось.
Да, можно было наблюдать в тот день редкое зрелище! Весь городок высыпал на берег бухты, блестевшей, как зеркало, Что же это такое? Из фиорда приближается нечто вроде морской процессии. Впереди лодка, ведущая на буксире корабль, а позади корабля, тоже на буксире, другая лодка! Толпа постепенно заполнила всю набережную. Иёрген тоже явился и узнал свою лодку. Но корабль был ему совершенно незнаком, однако, он узнал стоящего там на палубе Оливера.
Да, Оливер стоял у борта, твёрдо и уверенно, точно он не был калекой! Он не скупился на сильные выражения, отдавая приказания двум рыбакам, которых он призвал на помощь для спасения судна. Затем он послал одного из них на берег, к консулу. Иёрген крикнул ему с берега, скромно спрашивая, что это за корабль он привёл, но ответа не получил. Оливер был слишком занят в эту минуту. Олаус с выгона, постоянно вертевшийся на пристани, неумытый и растрёпанный, громко проговорил:
— Он украл это судно!
Оливер был страшно возмущён, потому что консул не сам приехал, а прислал своего сына, молодого Шельдрупа.
— Где же твой отец? — спросил его Оливер.
— Мой отец? А это что за судно? — отвечал Шельдруп.
— Пойди и приведи сюда своего отца! — возразил Оливер. — Ты можешь положиться на то, что он сделает всё, что нужно, составит протокол и наложит печати на всё, что здесь находится.
— Я спрашиваю, что это за судно?
Оливер крикнул двум маленьким мальчикам на набережной, чтобы они пошли за консулом, и когда это было сделано, то он обратился к Шельдрупу и сказал:
— Это датское судно, иностранное поскольку я могу судить на основании его осмотра.
Наконец появился консул, К.А. Ионсен, и толпа на набережной тотчас же почтительно расступилась, чтобы пропустить его. Он сначала колебался, идти ли ему, так как он ведь был не такой человек, которого может позвать каждый, кто угодно! Но он обладал большой сообразительностью. Ему достаточно было задать два или три вопроса, чтобы сразу всё понять.
— Я привёл редкого гостя! — сказал ему Оливер. Консул обвёл глазами судно, которое, разумеется, не могло произвести на него большого впечатления. Ведь это не был пароход, это не была его «Фиа»! Он велел сыну принести письменные принадлежности, записал все показания и составил протокол. Это продолжалось целый час. Но толпа, на набережной, ждала терпеливо. Полгорода собралось там. Была Петра, был и адвокат Фредериксен. Он спросил:
— Кто же этот герой, который спас судно?
Молодой Шельдруп позволил себе шутливо ответить ему:
— Это Оливер... Говорю на случай, если вам вздумается произнести по этому поводу речь.
Юноша подшучивал и над Петрой. В самом деле, этот молокосос начал уже слишком много позволять себе и вёл себя, как взрослый мужчина!
— В моих глазах это настоящий поступок моряка! — заявил Фредериксен.
Да, конечно, это был поступок моряка! Об Оливере написали в газетах и многие заговорили о нём. Сам Оливер не придавал этому акту большого значения, но «сухопутным крысам» ему пришлось объяснять всякую мелочь. Однако он не возгордился, не подражал знатным лицам города, не напускал на себя важности и не делал себя смешным. Но, разумеется, он чувствовал большое внутреннее удовлетворение. Он тотчас же потребовал для себя новый костюм, вполне им заслуженный теперь. Шёлк и бархат были не по его вкусу, но синий морской костюм, конечно, был для него вполне подходящим и никто не мог оспаривать этого.
— Как это произошло? — отвечал он спрашивающим. — Да совершенно так, как если бы ты во время прогулки неожиданно увидел золотое кольцо и поднял его!
И все смеялись над его шуткой. Вовсе это было не так уже просто совершить подобный морской подвиг! Это все понимали. Он был точно король, который снисходил к своему народу и благосклонно разговаривал с ним. Он вовсе не относился свысока к другим, к тем, кто сидел дома, в то время как он спасал судно.
Но уже через несколько дней он начал помышлять о том, как бы извлечь больше выгоды из этого случая. Рыбаку Иёргену он сказал:
— Знаешь ли, я ведь хотел добыть для себя плавучие дрова, но кто-то точно толкал меня, заставляя грести всё дальше и дальше в море. Точно это было мне предназначено!
Иёрген задумчиво кивнул головой при этих словах:
— Да, в природе многое скрыто! — проговорил он.
— Ах, я вовсе не хочу ничего преувеличивать, — сказал Оливер. — Я никогда не мечтал о потерпевшем аварию судне, там в море. Но когда я сидел в своей лодке и грёб, то как будто кто-то подталкивал меня. Дальше! Дальше! Ты, ведь, знаешь, что я много объездил морей. Я с четырнадцати лет странствовал. Я видел земной шар и по другую сторону. И, видишь ли, я как будто уже не принадлежал к этому городку. А вот теперь я должен здесь жить и умереть. Такова воля Божья. Тут уже ничего не поделаешь!
Просто удивительно, каким беспечным стал теперь Оливер! Случайное счастье, которое повезло ему, постепенно изменило его взгляды. Раздражительность у него исчезла, он стал приветливее, терпеливее. Нет, он не взял себя в руки, не стал прилежнее, трудолюбивее! Он разгуливал в своём новом костюме и хотя пустая штанина болталась на его деревянной ноге, но он больше не проклинал своего несчастья.
— Купи для меня лишь то, что сама хочешь, — говорил он своей матери и был очень уступчив.
