Портрет леди - Генри Джеймс
– Вы поймете, как я рада вас видеть, когда узнаете, что я приехала сюда только ради того, чтобы познакомиться с вами! Обычно я сама не езжу к брату, а заставляю его навещать меня. Забраться на такую гору! Не знаю, что он в ней нашел. Правда, Озмонд, из-за тебя мои лошади когда-нибудь погибнут! Если они что-нибудь себе сломают, тебе придется купить мне новых. Если бы ты слышал сегодня, как они задыхаются! Я-то слышала, можешь поверить. Каково: сидишь в экипаже и слышишь, как храпят твои лошади! И сразу кажется, что вот-вот с ними что-то произойдет! А у меня всегда приличные лошади – в чем в чем, а в этом я себе не отказываю. Мой муж мало в чем разбирается, но в лошадях знает толк. Итальянцы обычно ничего не понимают в них, а у моего мужа хватает ума доверять всему английскому. Вот и лошади у меня тоже английские, поэтому очень жаль было бы загнать их. Должна сказать вам, – продолжала графиня, обращаясь прямо к Изабелле, – что Озмонд не часто приглашает меня – видимо, ему это не особенно нужно. Сегодняшний приезд – моя идея. Люблю встречаться с новыми людьми, а вы как раз что ни на есть новинка. Не садитесь сюда! Это кресло только с виду приличное. Здесь есть удобные кресла, но есть и такие, что просто кошмар.
Все эти замечания сопровождались разнообразными взглядами и ужимками, и, хотя в голосе графини звучала явная доброжелательность, он был сдобрен неприятными визгливыми нотками.
– Я не приглашаю тебя, дорогая? – спросил ее брат. – Да твои посещения для меня просто бесценны.
– Я нигде не вижу никакого кошмара, – заявила, оглядываясь, Изабелла. – Все здесь кажется мне прекрасным.
– У меня есть несколько прекрасных вещей, – скромно подтвердил мистер Озмонд. – А плохих нет вообще. Но того, что я хотел бы иметь, у меня, увы, нет.
Он был несколько скован, постоянно улыбался и поглядывал по сторонам; его манеры представляли собой странную смесь – они несли на себе печать одновременно и безразличия, и сопричастности к происходящему. Он словно давал понять окружающим, что ничто в мире не имеет особого значения. Изабелла быстро пришла к выводу, что простота не была главным достоинством этого семейства, совершеннейшая простота не являлась эмблемой его семейства. Даже маленькая монастырская воспитанница в аккуратном белом платьице, со смиренным лицом и скромно сложенными руками, словно в ожидании первого причастия, – даже эта миниатюрная дочка Озмонда имела вид несколько искусственный.
– Вам бы, несомненно, хотелось иметь некоторые вещи из Уффици и Питти. Это бы вас удовлетворило, – проговорила мадам Мерль.
– Бедняга Озмонд – вечно носится с какими-то старыми гобеленами и распятиями! – воскликнула графиня Джемини. Очевидно, она звала брата только по фамилии. Она произнесла это, ни к кому особо не обращаясь; потом она улыбнулась Изабелле и оглядела ее с головы до ног.
Брат не слушал ее – казалось, он задумался, что бы такое сказать Изабелле.
– Хотите чаю? Вы, наверное, устали, – придумал он, наконец.
– Нет, я совсем не устала. Что могло меня утомить?
Изабелла сочла необходимым держаться просто и сдержанно – что-то в атмосфере дома удерживало ее от того, чтобы попытаться выставить себя на первый план. Само место, обстановка, компания этих не совсем обычных людей явно заключали в себе нечто большее, чем казалось на первый взгляд. Она постарается понять – и не станет расточать изящные банальности, решила она. Бедняжка, видимо, не знала, что большинство женщин и расточает эти изящные банальности именно с целью отвлечь внимание и заняться пристальными наблюдениями. К тому же нужно признать, что самолюбие девушки было немного задето. Человек, про которого она слышала только восхищенные отзывы, который, очевидно, мог быть необыкновенно обходительным, пригласил ее, молодую леди, отнюдь не щедро расточающую свою благосклонность, к себе домой. Теперь, когда она пришла, он, несомненно, был обязан ее занять. Изабелла, как мы знаем, была весьма взыскательна, и то, как мистер Озмонд выполнял свои обязанности хозяина дома, оставляло желать лучшего, думала она. Ей казалось, что он говорит себе: «Какой я был дурак, что пригласил сюда этих женщин!»
– Вы до смерти устанете, если он примется показывать вам все свои безделушки и о каждой прочитает лекцию, – сказала графиня Джемини.
– Меня это не пугает. Пусть я устану – по крайней мере, узнаю что-то новое.
– Боюсь, не очень много. Но моя сестра панически боится учиться чему-нибудь, – проговорил мистер Озмонд.
– О да, признаюсь, это так. Я не хочу ничего больше знать. Я и так уже много знаю. Чем больше знаешь, тем ты несчастнее.
– Не стоит неуважительно говорить о пользе знаний при Пэнси, которая еще не закончила свое обучение, – с улыбкой вмешалась мадам Мерль.
– Пэнси ничто не может навредить, – сказал отец девушки. Она – цветок, взращенный под сенью обители.
– Ох эта святая обитель! – воскликнула графиня Джемини и рассмеялась. – Как же, рассказывайте… Там можно научиться всему. Я и сама – взращенный в ней цветок… Но я не притворяюсь добропорядочной, как монахини. Понимаете, о чем я говорю? – обратилась она к Изабелле.
Девушка не была уверена, что поняла, и сказала, что не особенно сильна в споре. Тогда графиня заявила, что сама не любит споры, но что это любимое занятие ее брата – он обожает дискутировать.
– По мне, – сказала она, – так каждому что-то может нравиться и не нравиться. Человеку не может нравиться все. Но не стоит никого ни в чем разубеждать – неизвестно, к чему это может привести. Есть добрые чувства, которые вызываются дурными причинами – и наоборот, есть очень дурные чувства, вызванные хорошими причинами. Вы понимаете меня? Я знаю, что мне нравится, а по какой причине, мне безразлично.
– Да, это важно – определить свои пристрастия, – улыбнулась Изабелла, подумав при этом, что ее знакомство с этим «порхающим созданием» вряд ли сулит
