Избранные произведения - Пауль Хейзе
— Все-то я чувствую, — со значением сказала она. — И отныне требую от тебя верности без снисхождения и всяких исключений: если я кого-нибудь однажды впущу к себе в сердце, то буду держать его, будто омар клешнями. Знаешь, если бы у меня был выбор: узнать, что ты когда-то любил кого-то сильнее, пусть даже сестру или мать, либо услышать о твоей смерти, я с большей охотой предпочла бы второе. Вот я какая. Заявляю тебе об этом честно и откровенно.
— Брр! — засмеялся Конрад и в шутку затрясся, словно от озноба. Вообще-то его немного удивила легкость, с которой Катри распоряжалась его жизнью. Он-то считал, что женщина, скорее, пожертвует собой, чем пожелает смерти любимого. Но то была лишь мимолетная печальная мысль.
А Катри добавила:
— Я бы даже Гансу никогда не простила, если бы он предпочел мне свою невесту. — Сочтя, что довод достаточно веский, она благосклонно улыбнулась.
Когда они подошли к террасе, музыканты заиграли знакомую песню, тут же подхваченную многоголосым раскатистым хором и как нельзя лучше выражавшую их собственные чувства: «Коль души храбрых мощью расцветают». Напевая, они взмахивали сцепленными руками, словно танцующие альпийские пастухи, при этом Конрад смотрел в лицо своей спутнице, а Катри глядела прямо перед собой, целиком отдавшись пению.
Их не беспокоило, что они на виду у всех, потому что знали: присутствующие благоволят к ним. Кроме того, идя навстречу красному солнечному диску, они были так ослеплены его сиянием, что никого не замечали.
Нечаянно столкнувшись с Анной, спешившей к брату с мундиром, они отскочили друг от друга, будто прелюбодеи.
Анна смотрела на них с невыразимым страданием, пока брат снимал порванную куртку. Но когда рукав мундира случайно коснулся земли, Катри тут же подхватила его, словно хотела помочь фрейлейн Ребер.
— Да, а кто сейчас, собственно говоря, ухаживает за моим братом — я или кто-то другой? — тусклым голосом спросила Анна и прикусила губы.
— Господин Ребер, выбирайте, кто должен вас обслуживать? — с веселым смехом Катри подхватила вопрос, будто речь шла о пустяковом, шутливом споре.
Но взгляды обеих женщин, встретившись, словно ядовитые кинжалы, выдали их ненависть друг к другу.
— Обе! — ответил Конрад, вымученно улыбаясь и думая, что нашел соломоново решение. Но когда он простодушно сунул левую руку в рукав кителя, Анна с оскорбленным видом уронила правый рукав и отошла, уступая место сопернице.
Она принесла также шарф и шляпу и машинально держала все это в руках. И то и другое с неслыханной дерзостью выхватила у нее из рук Катри, будто сама была здесь хозяйкой. Анна снесла все молча и покорно смотрела, как чужачка изо всех сил ухаживала за братом. Но вид у нее был печальный и униженный. Казалось, в своем отречении она была готова лишиться всего и кончить свой век лесной отшельницей. Наконец, когда Катри удалилась с уничтожающей миной победительницы, вся сияя гордостью невесты, подняв плечи в предвкушении скорого домашнего всевластия в «Павлинах», величественно закинув голову, будто ей приходилось тащить мантию со шлейфом, бледные губы Анны дрогнули в судорожной улыбке, прежде чем она смогла промолвить:
— А я? Значит, я теперь больше не нужна?
— У тебя есть твой доктор, — полушутя-полусерьезно утешил брат.
А так как Анна с укором смотрела ему в глаза, словно продрогший нищий, которому скупец вместо теплой одежды бросил жалкий медный грош, он нежно обнял ее и пожурил:
— Не будь глупышкой! — Вообще-то он собирался сказать ей что-то очень ласковое, чтобы согреть ее больную душу. Ему было жаль ее, как некогда умиравшую Иоганну, дочь школьного учителя, которая обвила его шею исхудавшими руками и прошептала: «Ты еще помнишь, Конрад, что было десять лет назад?» — Только Конрад не сумел найти нужных слов. Как он ни старался, ничего не мог придумать. Чтобы утешить сестру, он прижал ее к груди. Несколько минут Анна молчала, постепенно успокаиваясь, только все еще немного дрожала. Потом произнесла:
— Знаешь, я послала за матерью. Она скоро придет.
— Мать уже что-нибудь знает?
Анна молчала и старалась избежать его взгляда. Конрад посерьезнел и спросил:
— Тебе известно, что мать прежде впадала в меланхолию?
— Да, ну и что?
— Да ничего, просто вдруг подумалось.
Разговор не клеился.
— Мне надо забежать наверх в спальню, присмотреть за отцом, — засуетилась Анна. Потом вздохнула, подавляя в себе желание произнести слова, готовые невольно сорваться с языка, но не выдержала и призналась: — Я за него боюсь.
— Боишься? Почему?
Анна медлила с ответом.
— С ним что-то неладное. Он уже жалеет о своем решении, жалуется на тебя, обижается, после того как наобещал тебе. Ты будто бы припер его к стенке и приставил нож к горлу.
— Но это же неправда! — в запальчивости воскликнул Конрад и тут же постарался успокоить себя. — Скоро он сам убедится в том, что такое решение было самым лучшим для всех и для него самого.
— Ладно, будем надеяться, — поспешила заверить Анна и собралась уйти, но вдруг обернулась и бросилась на грудь брату: — Прости, что я сегодня то и дело плачусь тебе. Честное слово, не знаю, что со мной творится. Боюсь, что у нас никогда не будет по-хорошему.
— Но ведь все хорошо, глупышка!
Она покачала головой.
— О нет, нет! Не хорошо, все плохо, ужасно плохо, худо, как никогда, — и заплакала.
Пока Конрад безуспешно пытался понять, что ее так огорчило, внимание его привлек необычный шум, доносившийся из спальни. Разбитые невидимой рукой, одно за другим дождем осколков посыпались на землю оконные стекла. Из глубины комнаты раздавались какие-то звериные звуки — то жалобные, будто мычание теленка, то гневные, похожие на рев быка, который роет землю рогами.
— Что случилось? — поразился Конрад.
— Он тебя проклинает! — догадавшись, с болью в голосе воскликнула Анна.
Конрад побледнел и вздрогнул.
— Если он меня проклинает, — выдавил он ледяным голосом, — я его тоже прокляну. А потом посмотрим, не громче ли прозвучит справедливое проклятие замученного сына под сводами ада, чем несправедливое проклятие жестокого отца.
— Нет, нет! — умоляла Анна, судорожно вцепившись ему в плечо. — Нет, ты этого не сделаешь! Подумай, ведь он старый, больной человек и не ведает что творит! Одумайся! Ты должен помнить, что он, как бы то ни было, наш отец!
Его терзали противоречивые чувства.
— Ты права, — глухо произнес Конрад. — Я его все-таки не стану проклинать.
— Рассчитывай на меня, — благодарно ответила Анна. — Я его утихомирю. Конечно, я сумею его уговорить, — и со всех ног бросилась в дом.
Конрад отправился к пировавшим друзьям, которые, отдавшись веселью
