В тусклом стекле - Джозеф Шеридан Ле Фаню
Сен-Клер пожелал мне счастливого пути, явно предвкушая, как погуляет без хозяина на хозяйские денежки. Со свечою в руке я поспешил наверх. До назначенного часа оставалось всего пять минут. Право же, я никогда не был трусом, но должен признать, что в этот момент испытывал волнение, даже трепет, точно солдат перед боем. Да, но разве я согласился бы отступить? Ни за что!
Я заперся на задвижку и надел пальто, в каждый карман которого положил по пистолету; отомкнув скрытую в обшивке дверцу, я подхватил под мышку мой сундучок, задул свечу, затем подошел к двери комнаты, отпер задвижку, послушал, не идет ли кто, быстро вернулся к тайному ходу, вошел – и замок за мною защелкнулся; я оказался в кромешной тьме. Покамест все складывалось благополучно.
Глава XXII
Восторги встречи
Во мраке я спускался по винтовой лестнице, держа ключ наготове. Я нашарил ногою каменный пол, потом ощупью нашел дверь и в ней замочную скважину. На сей раз благодаря моей осторожности дверь открылась тише, чем накануне. В густых зарослях было почти так же темно, как на лестнице.
Заперев дверь, я стал медленно пробираться к цели; кусты постепенно редели и сменялись деревьями, идти стало легче; я старался держаться ближе к опушке.
Наконец впереди, ярдах в пятидесяти, меж мощными стволами призрачно забелели в темноте колонны греческого храма. Все шло без сучка без задоринки: я успешно ввел в заблуждение Сен-Клера и хозяина гостиницы, а ночь была так темна, что хотя бы даже обитатели «Летящего дракона», заподозрив неладное, принялись выглядывать меня из окон все разом, по одному на каждое окно, – даже тогда они не смогли бы удовлетворить свое любопытство.
Ступая по корням старых деревьев, добрался я до моего наблюдательного пункта, поставил в один из оконных проемов сундучок в кожаном чехле и, облокотившись на свои сокровища, взглянул на старый замок. Контуры его, едва различимые во тьме, сливались с небом. Света не было ни в одном окне. Мне оставалось ждать, но как долго?
Итак, я стоял, опершись на зачехленный сундучок, вперив взор в темнеющую громаду замка; как вдруг среди страстных и восторженных мечтаний случилась мне одна странная мысль; вы скажете, что она, пожалуй, могла бы осенить меня и раньше. Однако она пришла сейчас, и сразу почудилось, будто мрак сгустился пуще прежнего и из него повеяло холодом.
А что, если мне, как и остальным постояльцам, о которых выслушал я столько историй, суждено исчезнуть? Разве не сделал я сам все мыслимое и немыслимое, дабы скрыть свои действительные намерения и направить окружающих по ложному следу?
Эта леденящая мысль змеею вползла в мое сознание – и тут же уползла.
Во мне играла молодость, в жизни моей наступила самая прекрасная пора: время погони за счастьем, время бурных страстей, порывов и приключений! Вот пара двуствольных пистолетов – четыре жизни в моих руках! Да и откуда может грозить опасность? Граф? Что мне до него? Когда бы не моя возлюбленная, мне было бы решительно все равно, попадется ли сегодня на моей дороге этот трусливый старикан, дрожавший от страха перед задирой-полковником. Я пытался вообразить самое худшее; но, имея в союзницах отважную, умную и прекрасную графиню, мог ли я думать о неудачах? Нелепые, смешные фантазии!
Пока я так беседовал сам с собою, в окне зажегся условный свет. Розовый, couleur de rose[35] – цвет надежды, цвет зари счастливого дня.
Свет из трехарочного окна лился неяркий, но ясный и ровный; каменные колонны, разделявшие стекла, казались на розовом фоне еще чернее. Я тут же подхватил сундучок и быстро зашагал в сторону замка; губы мои шептали слова страстной любви. На пути мне не встретилось ничего, что могло бы помешать осуществлению задуманного: ни огней, ни голосов, ни звука шагов, ни лая собаки – никаких признаков жизни. Штора была опущена. Подойдя ближе, я обнаружил, что к высокому окну башни ведет лестница в несколько ступенек, а ячеистый ставень в средней части окна распахнут наподобие двери.
На тяжелую ткань легла изнутри чья-то тень, затем штору отдернули; уже поднимаясь по ступеням, я услышал нежный шепот:
– Ричард, ах, Ричард! Милый мой, приди! Приди же скорее! Как долго ждала я этой минуты!
О небо, она была прекрасна! Любовь моя достигла высшего накала. В порыве восторга я жаждал сразиться с настоящей опасностью, достойной этого восхитительного создания. После первого бурного приветствия она усадила меня на диван подле себя, и несколько минут мы беседовали. Она сообщила мне, что граф с похоронною процессией отбыл на Пер-Лашез и теперь они проехали, должно быть, не меньше мили; а вот и драгоценности – и она торопливо показала мне раскрытую шкатулку, где сверкало множество весьма крупных бриллиантов.
– А это что? – спросила она.
– Сундучок, в котором находятся тридцать тысяч фунтов, – отвечал я.
– Как? И все они здесь? – воскликнула она.
– До последнего су.
– Да стоило ли брать с собою столько денег, с моими-то бриллиантами? – Она дотронулась до шкатулки. – Для меня было бы особенным счастием, когда бы ты
