Возраст зрелости - Жан-Поль Сартр
— Я пьяна, — любезно хихикнула Ивиш.
— Мы сейчас вернемся, — пообещала Лола, — впрочем, скоро мой выход.
Лола ушла, Борис неохотно последовал за ней. Ивиш упала на стул.
— Я правда пьяна, — сказала она, — на меня накатило во время танца. Матье промолчал.
— Почему они ушли? — спросила Ивиш.
— Им надо объясниться. И потом Лола только что приняла наркотик. Знаете, после первого приема в голове лишь одна мысль — принять еще.
— Думаю, мне понравились бы наркотики, — мечтательно проговорила Ивиш.
— Естественно.
— Ну и что? — возмутилась она. — Если я обречена всю жизнь оставаться в Лаоне, нужно ведь чем-то увлекаться.
Матье замолчал.
— А-а, поняла! — сказала она. — Вы на меня злитесь, потому что я пьяна.
— Нет.
— Да. Вы меня осуждаете.
— С чего бы? К тому же вы не так уж и пьяны.
— Я чу-до-вищ-но пьяна, — с удовлетворением проскандировала Ивиш.
Люди начинали расходиться. Вероятно, было уже часа два ночи. В своей гримерной, грязной, обитой красным бархатом комнатенке со старым зеркалом в позолоченной раме, Лола угрожала и умоляла: «Борис! Борис! Борис! Ты меня сводишь с ума». А Борис опускал голову, боязливый и упрямый. Длинное черное платье, кружащееся среди красных стен, черное посверкиванье платья в зеркале, всплеск прекрасных белых рук, извивающихся со старомодной патетикой. А потом Лола внезапно зайдет за ширму и там, в самозабвении, запрокинув голову, как бы останавливая кровотечение из носа, вдохнет две щепотки белого порошка. Лоб Матье блестел от испарины, но он не смел его вытереть, ему было стыдно потеть в присутствии Ивиш; она без передышки танцевала, но оставалась бледной и сухой. Сегодня утром она сказала: «Мне противны эти влажные руки», — и он уже не знал, что делать со своими руками. Он чувствовал себя слабым и уставшим, у него не осталось ни одного желания, он ни о чем больше не думал. Время от времени он говорил себе, что скоро взойдет солнце, что нужно будет снова что-то предпринимать, звонить Марсель, Саре, прожить от начала до конца новый день, и это казалось ему невероятным. Он предпочел бы бесконечно оставаться за этим столом, под этим искусственным освещением, рядом с Ивиш.
— Я развлекаюсь, — пьяным голосом сказала Ивиш.
Матье посмотрел на нее: она была в состоянии радостного возбуждения, которое из-за любого пустяка могло обернуться яростью.
— Плевала я на экзамены, — сказала Ивиш, — если провалюсь, буду только рада. Сегодня вечером я хороню свою холостяцкую жизнь.
Она улыбнулась и восторженно сказала:
— Сверкает, как маленький бриллиант!
— Что сверкает, как маленький бриллиант?
— Это мгновенье. Оно круглое, оно подвешено в пустоте, как маленький бриллиант, я никогда не умру.
Она взяла нож Бориса за рукоятку, прижала лезвие к краю стола и забавлялась, сгибая его.
— Что с ней? — вдруг спросила она.
— С кем?
— С женщиной в черном рядом со мной. Она не перестает осуждать меня, с тех пор как пришла сюда.
Матье повернул голову: женщина в черном искоса смотрела на Ивиш.
— Ну что? — спросила Ивиш. — Разве не так?
— Думаю, что да.
Он увидел злую приплюснутую мордочку Ивиш, злопамятные и туманные глаза и подумал: «Лучше помолчу». Женщина в черном хорошо поняла, что они говорили о ней: она приняла величественный вид, ее муж проснулся и посмотрел на Ивиш, широко раскрыв глаза. «Как это неприятно», — подумал Матье. Он почувствовал себя утомленным и трусливым, он все бы отдал, только б не возникло скандала.
— Эта женщина меня презирает, потому что она благопристойная, — пробормотала Ивиш, обращаясь к ножу. — Я не благопристойна, я развлекаюсь, напиваюсь, я провалю экзамены. Ненавижу благопристойность! — вдруг выкрикнула она.
— Замолчите, Ивиш, прошу вас.
Ивиш смерила его ледяным взглядом.
— Кажется, вы останавливаете меня? — сказала она. — Правильно, вы тоже благопристойный. Потерпите: когда я проведу десять лет в Лаоне с матерью и отцом, то буду благопристойней вас.
Она развалилась на стуле, упрямо прижимая лезвие ножа к столу и тупо пытаясь согнуть его. Наступило тяжелое молчание, потом женщина в черном повернулась к мужу.
— Не понимаю, как можно вести себя так, как эта девушка.
— М-да! — хмыкнул тот, опасливо покосившись на широкие плечи Матье.
— Это не совсем ее вина, — продолжала женщина, — виноваты те, кто ее привел сюда.
«Начинается, — подумал Матье, — вот и скандал». Ивиш, безусловно, все это слышала, но ничего не сказала, внезапно она присмирела. Слишком присмирела: она как будто что-то замышляла; когда она подняла голову, вид у нее был одержимо-бесшабашный.
— Что такое? — встревожился Матье.
— Ничего. Я… я совершу еще одну неблагопристойность, чтобы несколько развлечь мадам. Хочу посмотреть, как она переносит вид крови.
Соседка Ивиш издала легкий вскрик и заморгала. Матье поспешно посмотрел на руки Ивиш. Она держала нож в правой руке и старательно резала ладонь левой. Кожа раскрошись от большого пальца до основания мизинца{33}, начала сочиться кровь.
— Ивиш! — закричал Матье. — Что вы делаете?!
Ивиш неопределенно усмехнулась.
— Думаете, она отведет глаза? — спросила она.
Матье протянул руку, и Ивиш без сопротивления отдала ему нож. Матье был в отчаянии, он смотрел на худые пальцы Ивиш, уже окровавленные, и думал о том, как ей больно.
— Вы с ума сошли! — сказал он. — Я отведу вас в туалет, там вас перевяжут.
— Меня перевяжут! — Ивиш зло рассмеялась. — Вы соображаете, что говорите?
Матье встал.
— Пошли, Ивиш. Прошу вас, пошли скорее.
— Очень приятное ощущение, — не вставая, сказала Ивиш. — Мне казалось, что моя рука была куском масла.
Она подняла левую руку к носу и критически рассматривала ее. Кровь текла повсюду и была похожа на муравьиные вереницы.
— Это моя кровь, — сказала Ивиш. — Мне нравится смотреть на свою кровь.
— Хватит! — возмутился Матье.
Он схватил Ивиш за плечи, но она резко высвободилась, большая капля крови упала на скатерть. Ивиш смотрела на Матье сверкающими от ненависти глазами.
— И вы смеете меня опять трогать? — спросила она и с оскорбительным смехом добавила: — Я должна была предвидеть, что для вас это слишком. Вас шокирует, что можно забавляться, пуская себе кровь.
Матье почувствовал, что бледнеет от бешенства. Он сел, положил на стол левую руку и нежно сказал:
— Чрезмерным? Нет, Ивиш, по-моему, это прелестно. Видимо, это такая игра для благородных девиц?
Он резким ударом вонзил нож в ладонь и почти ничего не почувствовал. Когда он отпустил нож, тот остался в его плоти, совершенно прямой, с рукояткой вверху.
— Ай! Ай! — с отвращением вскричала Ивиш. — Выньте его! Выньте!
— Видите, — сквозь зубы сказал Матье, — это доступно всем.
Он почувствовал себя расслабленным и отяжелевшим и немного боялся
