Кнут Гамсун - А жизнь продолжается
Потом в торговле наступила маленькая заминка. Александеру надо было выйти проверить сеть, ведь он по-прежнему работал на консула. Однако он не желал забрасывать новое поприще, благодаря своему рвению и способностям он зарабатывал поденно немалые деньги, всякий раз, снаряжая его в путь, Август выдавал ему по пачке купюр. Два дня Александер выбирал сеть и трудился в коптильне, наконец ящики с лососиной были готовы к отгрузке, и он мог снова идти покупать овец.
Август был доволен, стадо его умножалось, цыган Александер перед ним каждый вечер отчитывался, все было без обмана. Лучшего и желать нельзя! Август снова выбился на большую дорогу, только на сей раз он не стеснялся в средствах. Деньги текли у него рекой, тысяча за тысячей, он не мог нарадоваться тому, как бойко идет торговля, и был готов отдать за овец все до последнего. Казалось, он покоя не находил, если не затевал коммерцию и спекуляции. Не начни он по чистой случайности покупать овец, ему подвернулось бы что-то другое. Получал он барыш — отлично, терпел убытки — не из-за чего тужить. Это называлось товарооборотом, в этом-то и заключалась настоящая жизнь, а вдалеке маячила мировая торговля, биржи и банки — вехи самого времени.
А теперь он еще попал и на страницы «Сегельфосского вестника», Давидсен про него написал. Давидсену поручили заведовать банком, что он добросовестно и исполнял, однако в первую очередь он был редактором своей маленькой благожелательной газеты. Он хвалебно отозвался об Августе как об отзывчивом и сведущем человеке, который по доброте душевной не жалеет средств для того, чтобы облегчить участь и людей, и животных. Вся периферия должна быть чрезвычайно признательна Августу за проявленную им инициативу обеспечить мелкому домашнему скоту доступ на обширные горные пастбища и т. д.
Август сделался заметной фигурой, с ним начали здороваться на улице, на него посматривали с уважением. По мере того как он привыкал к мысли о своем богатстве, у него исчезало пристрастие к броским нарядам, он сменил красные рубахи на белые и выкинул цветной пояс с никелированной пряжкой. А в остальном он нисколько не изменился, он всегда оставался верен самому себе.
Его старый знакомец по карточному столу, новокрещеный лавочник, зажуливший русскую Библию, гнулся перед ним теперь в три погибели. И попросил взаймы. Он вернет через три месяца, вернет с процентами.
— У меня нет свободных денег, — ответил Август. — У меня большие расходы.
И пошел дальше. Но тот увязался за ним: от злополучного крещения ему теперь никакого проку, покупатели перестали ходить в его лавочку, переметнулись к тем, кто не стал перекрещиваться.
— Вот видишь, — сказал Август, — такое крещение — самое что ни на есть ужасное святотатство.
Лавочник поддакнул и сказал, что дела у него сейчас — швах, жена, дети, налоги, счет за канаты, гвозди и зеленое мыло, ему не выпутаться. Август не испытывал к нему никакой симпатии, ведь этот субчик в первый же вечер хотел увести у него новехонькую карточную колоду. Конечно же, Август помог ему, выручил, но это было все равно, как если бы капитан швырнул от своих щедрот десятифунтовую банкноту матросу.
Зато Боллеману он помог с дорогой душой. Дорожный рабочий пришел к своему десятнику и рассказал, что адвокат Петтерсен, Чубук, попросту их обманывает. Как же это? Атак. Боллеман и его товарищи забетонировали пол в подвале и принялись за капитальную стену. Тут приходит Чубук и требует все переделать.
— Хозяин — барин, — сказал Август.
— Да, но он хочет, чтобы мы все разломали за те же деньги, — сказал Боллеман.
— Этому не бывать! — порешил Август.
Он пошел к Чубуку и попросил объяснения. Насколько он понял адвоката, каменщики работали без чертежей, получив лишь устные указания, и это не привело ни к чему хорошему.
— Вы не заключали с ними письменного договора? — спросил Август.
— Нет.
— Ну а разве вы не ходили туда каждый день, не смотрели, что делают каменщики?
— Ходил, а что толку? — ответил Чубук. — Моя жена придумала разгородить подвал на кладовую для съестных припасов, прачечную, кипятильню и еще бог знает что.
— Без этого в хозяйстве не обойтись!
— Не нужно мне никакого хозяйства! — заорал адвокат. — Это не жилье, а служебное помещение!
Август оторопел. Адвокат аж переменился в лице, глаза его сверкали из-под очков диким блеском.
— Я не понимаю, о чем вы, — произнес Август.
Адвокат напористо:
— Чего тут не понимать, я же строю банк. Да. Банковскую контору. Мне всего-то и нужно, что небольшое несгораемое подвальное помещение для хранения денег. На что мне кипятильня?
Август сбит с толку:
— Ну раз так!..
— Вот именно. На что мне кладовая со съестными припасами? Мазать маслом ассигнации? Пусть подают в суд, а я от своего не отступлюсь.
Август был больше не в состоянии выслушивать эти бредни, он поднялся и направился к двери. Но адвокат задержал его:
— Я читал, что о вас пишут в газете. У вас огромные средства и светлая голова. Послушайте-ка меня: я возвожу на своем пустыре здание целиком из серого гранита и принимаю деньги на его содержание. Это будет самый солидный из частных банков на севере Скандинавии, не пройдет и нескольких месяцев, как он вытеснит Сегельфосский сберегательный банк. Даже башня и та будет из серого гранита. Поразмыслите-ка об этом и при случае вкладывайте в мой банк хотя бы тысяч по десять!
Август был заметно польщен.
— Так и быть.
— Сделайте это, поддержите мое начинание! Мы можем заключить с вами письменный договор. Присядьте-ка на минуту! — сказал адвокат и стал искать на конторке соответствующие бланки.
Но Август пока что не хотел себя связывать, ему хватало и овцеводческой фермы.
— Я подумаю, — сказал он. — Другое дело, если вы заключите договор с вашими каменщиками.
— С каменщиками! — фыркнул адвокат. — Они будут делать то, что я им скажу.
Этот человек явно свихнулся.
Август посоветовал Боллеману и его товарищам погодить и не выходить на работу.
— А это вам, ребята, на первое время!
— Господи Иисусе! Вот это да!
— Ведь чего только мы с вами вместе не пережили, — растроганно произнес Август. — Пока я в Сегельфоссе, нужда вам не угрожает.
Он завернул в банк снять со счета деньги. Дела его шли великолепно и бесподобно, овцеводческое хозяйство разрасталось у всех на глазах. Вот только Давидсен в банке… миляга Давидсен позволил себе намекнуть… закинул словечко… даже и не словечко, просто у него был этакий тон. Консул бы такого себе не позволил.
Все началось с того, что Август снисходительно пошутил:
— Вам, может быть, кажется, что я беру слишком много?
Другой бы на месте Давидсена громко расхохотался и заверил, что денег у Августа еще непочатый угол, черпать да не вычерпать, Вандербильт и тот умер, не успев поистратить свои миллионы. Но нет, на лице у Давидсена появилось озабоченное и даже грустное выражение, и он ответил:
— Это же ваши деньги!
Консул никогда бы так не сказал. Август почувствовал себя задетым и спросил:
— Консул здесь больше не бывает?
— К сожалению, нет, — ответил Давидсен, — теперь я один. Но долго я здесь не останусь, слишком большая ответственность. Как только я совершу первую же ошибку, уйду.
Август:
— Надеюсь, вы не совершили никакой ошибки, выдав мне эти несколько тысяч?
— Нет-нет! — ответил Давидсен. Но на всякий случай еще раз проверил и сказал: — Нет, все правильно.
Консул никогда бы не стал перепроверять.
— Я, собственно, хотел поговорить с консулом, — сказал Август.
И пошел к консулу.
Речь шла о каменщиках, которых адвокат Петтерсен хотел заставить бесплатно на себя работать. Что бы господин консул им посоветовал? Как им поступить? Не взыщите за беспокойство!
Подумав с минуту-другую, консул сказал:
— Я в этом не очень-то разбираюсь, а вернее, не разбираюсь вовсе. Но я полагаю, тут мог бы помочь судья. Похоже, у адвоката Петтерсена с головой не совсем в порядке. Он несколько раз обращался ко мне с письменной просьбой: хотел откупить у меня все до единой долговые расписки, но я ему не ответил. Тогда он на днях заявился сюда в контору и принес с собой стул.
Август не позволил себе рассмеяться в присутствии консула, он сказал, Возвращаясь к вопросу о каменщиках:
— Адвокат забрал себе в голову, что строит на пустыре не виллу, а банк, теперь рабочие должны разломать готовый подвал, но платить им он за это не собирается.
Консул посмотрел на часы:
— Я еще успею застать судью. Поедете со мною?
Август порадовался тому, что строго одет; сидя в автомобиле рядом с Гордоном Тидеманном, он и сам мог сойти за консула: черная шляпа, белый воротничок, пиджак на шелковой подкладке, из нагрудного кармана выглядывает кончик белого носового платка. Недоставало лишь желтых перчаток.