Джейн Остин - Гордость и предубеждение
Так как мисс Бингли знала, что Элизабет нравится мистеру Дарси, она могла бы сообразить, что высказывания подобного рода едва ли откроют для нее кратчайший путь к его сердцу. Но рассерженные люди не всегда руководствуются здравым смыслом. И выражение досады на его лице было единственным следствием ее маневров. Тем не менее Дарси хранил молчание. Стремясь заставить его заговорить, она продолжала:
— Помнится, когда мы впервые встретились с ней в Хартфордшире, нас всех крайне удивило, что она прослыла красавицей. Мне особенно врезались в память слова, сказанные вами после того, как Беннеты обедали у нас в Незерфилде: «Это она-то красавица? Я бы скорее назвал ее мамашу душой общества!» Впоследствии, правда, ей кажется удалось снискать ваше расположение, и одно время вы будто бы находили ее хорошенькой.
— О, да, — выходя из себя, ответил Дарси. — Это было в самом начале нашего знакомства. Но прошло много месяцев с тех пор, как я стал видеть в ней одну из самых прелестных женщин, которых мне приходилось встречать.
С этими словами он вышел, предоставив мисс Бингли удовлетвориться вырванным признанием, которое ранило только ее одну.
На обратном пути миссис Гардинер и Элизабет обсудили все подробности визита, не коснувшись только того, что интересовало обеих на самом деле. Они обсудили внешность и поведение всех присутствовавших кроме человека, который больше всего привлекал их внимание, беседовали о его сестре, его друзьях, его доме, его угощении — обо всем, кроме него самого. А между тем Элизабет очень бы хотелось услышать мнение своей тетки о мистере Дарси, а та была бы крайне обрадована, если бы ее племянница решилась о нем заговорить.
Глава IV
Элизабет была сильно разочарована, не найдя по приезде в Лэмтон письма от Джейн. Это разочарование повторилось на второй и третий день их пребывания в этом городке. Но на утро четвертого дня ее огорчениям пришел конец, и доброе имя ее сестры было восстановлено. Для Элизабет одновременно пришли два письма, из которых одно имело штемпель, свидетельствовавший, что его послали по неверному адресу. Это не слишком ее удивило, так как почерк Джейн на конверте был чрезвычайно неразборчив.
Письма были получены как раз тогда, когда Гардинеры звали ее отправиться с ними на прогулку. Теперь они решили пойти вдвоем, предоставив ей возможность насладиться чтением в одиночестве. Прежде всего следовало прочесть заблудившееся письмо, отправленное еще пять дней тому назад. Начало его состояло из обычных сведений о визитах, небольших вечеринках и тому подобных новостях провинциальной жизни. Вторая половина, датированная следующим днем, касалась значительно более важного события и была написана с явной поспешностью. В ней заключалось следующее сообщение:
«Начало этого письма уже было написано, дорогая Лиззи, когда случилось неожиданное и очень серьезное происшествие. Но мне не хотелось бы тебя пугать, — пожалуйста, не волнуйся, — мы все здоровы. Новость, которую я должна тебе сообщить, касается бедной Лидии. Письмо с нарочным, прибывшим из Лондона от полковника Форстера вчера в полночь, когда все мы уже укладывались спать, известило нас, что Лидия уехала в Шотландию вместе с одним из офицеров — короче говоря, с Уикхемом! Представь себе наше изумление. Впрочем, для Китти эта новость не была столь неожиданной. Я очень, очень огорчена. Такой неблагоразумный брак для обоих! Но я надеюсь на лучшее — быть может, об этом молодом человеке судят неправильно. В его безрассудство и легкомыслие я готова поверить. Но этот его шаг (и нам следует этому радоваться!) совсем не порочит его сердца. По крайней мере, в его выборе нет расчета — ведь он же знает, что отец не сможет дать за ней ровно ничего. Бедная мама просто в отчаянии. Папа держится несколько лучше. Как хорошо мы сделали, скрыв от них то, что нам про него рассказывали! Мы и сами должны об этом теперь забыть. Предполагается, что они выехали в ночь на субботу около полуночи, но их отсутствие заметили только вчера в восемь часов утра. Нарочный был послан немедленно. Лиззи, дорогая, они должны были проехать всего в десяти милях от нашего дома! Судя по письму, мы надеемся, что полковник Форстер скоро будет здесь. Лидия оставила несколько строк его жене, сообщив ей об их намерении. Больше писать не могу — бедная мама не в состоянии долго оставаться одна. Боюсь, что тебе трудно будет во всем разобраться — я даже сама не знаю, что написала».
Не оставляя времени для размышлений и едва отдавая себе отчет в своих чувствах Элизабет, закончив это письмо, сразу схватила второе, и, распечатав его с крайним нетерпением, прочла следующие строки (письмо было написано на другой день после предыдущего):
«К этому моменту, дорогая сестра, ты уже должна была получить мое написанное наспех вчерашнее сообщение. Хотелось бы, чтобы новое письмо оказалось более вразумительным. Но, хотя сейчас я уже не столь стеснена во времени, в моей голове такой сумбур, что я не могу быть уверена, все ли в нем будет понятно. Лиззи, миленькая, я даже не знаю, как мне об этом тебе написать, но у меня для тебя плохие вести, и я должна сообщить их тебе как можно скорее. Как бы ни был неразумен брак между мистером Уикхемом и нашей бедной Лидией, мы теперь больше всего хотели бы убедиться в том, что они в самом деле обвенчались. Ибо имеется слишком много оснований опасаться, что они вовсе не уехали в Шотландию. Вчера к нам прибыл полковник Форстер, который покинул Брайтон накануне, через несколько часов после отъезда нарочного. Из короткого письма Лидии к миссис Ф., казалось бы, следовало, что они отправились в Гретна-Грин.{66} Однако мистер Денни выразил кому-то свое убеждение, что У. совсем туда не собирался и вообще не думал жениться на Лидии. Это передали полковнику Ф., который, тут же подняв тревогу, помчался из Б. с тем, чтобы разузнать, каким путем они ехали. Он легко проследил их путь до Клэпхема,{67} но дальше след потерялся, так как, прибыв туда, они сошли с почтовой кареты, везшей их от Эпсома,{68} и наняли извозчика. Дальше известно только, что они продолжали свой путь по лондонской дороге. Просто не знаю, что и подумать. Наведя всевозможные справки по эту сторону Лондона, полковник Ф. прибыл в Хартфордшир, настойчиво продолжая поиски у каждого шлагбаума и в гостиницах Барнета и Хэтфилда,{69} но так ничего и не добился, — беглецов, которых он разыскивал, никто не видел. Глубоко опечаленный, он прибыл в Лонгборн и поделился с нами своими опасениями. Это делает честь его сердцу. Мне так искренно жаль его и миссис Ф., но их решительно не в чем упрекнуть. Мы все, дорогая Лиззи, в очень большом расстройстве. Мама и папа боятся самого худшего, но я не могу подумать об У. так плохо. У них могло быть множество причин для того, чтобы предпочесть тайное венчание в Лондоне первоначальному плану. И даже если допустить, что подобный замысел в отношении девушки из порядочной семьи мог возникнуть у молодого человека, то можно ли думать, чтобы она сама потеряла голову в такой степени? — Просто невероятно! К моему огорчению, полковник Ф. не очень расположен верить в то, что они обвенчались. Когда я поделилась с ним своими надеждами, он покачал головой и высказал сомнение в том, что У. является человеком, на которого можно положиться. Бедная мама теперь в самом деле больна и не выходит из комнаты. Ей стало бы легче, если бы она взяла себя в руки, но этого трудно ожидать. Что касается папы, то мне еще не приходилось видеть его таким удрученным. На бедную Китти сердятся за то, что она скрывала привязанность Лидии. Но поскольку ей сообщили об этом доверительно, могла ли она поступить по-другому? Я искренне рада, дорогая Лиззи, что тебе не пришлось присутствовать при этих ужасных сценах. Но сейчас, когда первое потрясение уже прошло, должна ли я признаться в том, насколько я жажду твоего возвращения? Однако, я не настолько эгоистична, чтобы настаивать, если это окажется затруднительным. Adieu. Я снова взялась за перо, чтобы обратиться с просьбой, от которой двумя строками выше обещала воздержаться. Но обстоятельства таковы, что я вынуждена умолять вас всех приехать как можно скорее. Я настолько хорошо знаю наших дорогих дядю и тетю, чтобы не бояться сказать им об этом, хотя к дяде у меня есть и особая просьба. Папа сию минуту уезжает с полковником Форстером в Лондон, с тем, чтобы попытаться там найти Лидию. Каким образом он собирается это сделать, мне решительно неизвестно. Но его угнетенное душевное состояние не позволит ему предпринять какие-либо действия лучшим и наиболее осторожным образом, а полковник Форстер обязан завтра вечером вернуться в Брайтон. В таком крайнем положении дядины совет и помощь могли бы оказаться спасительными. Он сразу поймет мои переживания, и я полагаюсь на его отзывчивость».