Джейн Остин - Гордость и предубеждение
Пока полк стоял в Хартфордшире, Элизабет никогда не замечала, чтобы Лидия проявляла к Уикхему особую склонность. Но она отлично знала, что сестре достаточно самого небольшого поощрения, чтобы броситься на шею кому угодно. Ее избранниками бывали то один, то другой офицер, по мере того, как оказанное ей каждым из них внимание поднимало его в ее глазах. Привязанности ее непрерывно менялись, но сердце никогда не оставалось свободным. И эта девчонка пользовалась доверием и была лишена необходимого присмотра! О, как болезненно отзывалась теперь эта мысль в ее душе!
Она жаждала скорее вернуться домой, чтобы самой все слышать и видеть, во всем принимать участие и разделить с Джейн все заботы, обрушившиеся теперь в их расстроенном доме на нее одну, так как мистер Беннет отсутствовал, а мать была неспособна вести хозяйство и сама нуждалась в постоянном уходе. Уверенная, что для Лидии ничего уже больше нельзя сделать, она все же придавала огромное значение вмешательству мистера Гардинера. Поэтому до тех пор, пока он не вошел в комнату, она жестоко страдала от нетерпения. Мистер и миссис Гардинер поспешно вернулись, встревоженные сообщением слуги о внезапной болезни племянницы. Заверив их в том, что она чувствует себя вполне здоровой, Элизабет тотчас же сообщила им причину поднятой ею тревоги, прочитав оба письма вслух и с особым волнением подчеркнув приписку в конце второго письма. Хотя Лидия никогда не была любимицей Гардинеров, их не могло не опечалить полученное известие. Событие наносило ущерб не только ей одной, но решительно всей семье. Поэтому после первых возгласов удивления и негодования, мистер Гардинер выразил полную готовность оказать посильную помощь. И хотя Элизабет и не ожидала от него другого ответа, она все же поблагодарила его со слезами на глазах. Охваченные единым порывом, они тотчас же условились обо всем, что касалось путешествия. Отъезд должен был состояться как можно скорее.
— Но что же нам делать с Пемберли! — воскликнула миссис Гардинер. — Джон сказал нам, что мистер Дарси был здесь, когда ты послала его за нами. Это правда?
— Да. И я предупредила его, что мы не в состоянии к ним приехать. Об этом можно не беспокоиться.
— Можно не беспокоиться? — повторила миссис Гардинер, когда Элизабет убежала собирать вещи к себе в комнату. — Неужели отношения между ними позволили ей все ему рассказать? Как бы мне хотелось узнать правду!
Но желание это было несбыточным. Оно в лучшем случае могло занять ее ум на протяжении часа поспешных сборов и суматохи с отъездом. Если бы Элизабет была ничем не занята, она из-за полученного потрясения несомненно оказалась бы не способной ни к какому усилию. Но ей, так же, как и ее тетке, нужно было еще покончить с множеством всяких дел и в том числе написать друзьям в Лэмтоне, сообщив им выдуманную причину внезапного отъезда. Тем не менее уже через час все было готово. Мистер Гардинер тем временем заплатил по счету в гостинице, и они могли отправляться. После всех огорчений, пережитых в это утро, и даже через более короткий промежуток времени, чем она могла заранее предположить, Элизабет, наконец, сидела в экипаже, мчавшемся по дороге в Лонгборн.
Глава V
— Я все хорошо снова обдумал, — обратился к Элизабет мистер Гардинер, когда они выехали из городка, — и, рассудив как следует, пожалуй, готов согласиться с Джейн. Мне кажется совершенно неправдоподобным, чтобы офицер мог позволить себе столь гнусный поступок в отношении девушки, отнюдь не беззащитной и одинокой, гостившей к тому же в семье его полкового командира. Поэтому я склонен надеяться на лучшее. Не мог же Уикхем полагать, что за нее не вступятся ее друзья? И мог ли он надеяться остаться в полку после того, как нанес такое оскорбление полковнику Форстеру? Соблазн был явно несоразмерен с риском.
— Вам в самом деле так кажется? — с проблеском надежды спросила Элизабет.
— Честное слово, — сказала миссис Гардинер, — я тоже начинаю склоняться к такому мнению. Слишком это противоречило бы порядочности, чувству чести и его собственной выгоде, чтобы считать Уикхема виновным в подобном поступке. Я не могу о нем думать так ужасно. И неужели, Лиззи, он настолько упал в твоих глазах, что сама ты считаешь его на это способным?
— Что касается пренебрежения собственной выгодой — пожалуй, нет. Но всем другим он, по-моему, вполне может пренебречь. Хотелось бы, конечно, чтобы вы были правы! Но, увы, я не смею на это надеяться. В противном случае как объяснить то, что они не поехали в Шотландию?
— Прежде всего, — ответил мистер Гардинер, — еще не доказано, что они туда не поехали.
— Да, но их пересадка с почтовой кареты на извозчика кажется весьма подозрительной. К тому же они не оставили никаких следов на барнетской дороге.
— Ну что ж, будем считать, что они в Лондоне. Помимо других причин, они могли заехать туда хотя бы ради того, чтобы избавиться от преследования. У них, должно быть, не слишком много денег. Поэтому разве они не могли подумать о возможности более дешевого, хотя и не столь эффектного венчания в городе?
— Но тогда зачем же такая скрытность? Почему они боятся, что их найдут? Для чего тайное венчание? Нет, нет, мне в это не верится. Его ближайший приятель, судя по письму Джейн, убежден, что он даже не собирался на ней жениться. Уикхем не женится на бесприданнице. Он не может себе позволить такой роскоши. И что мог он найти в Лидии? Чем она прельстила его, кроме молодости, здоровья и веселого нрава, чтобы он пожертвовал ради нее возможностью поправить с помощью женитьбы свои дела? Мне трудно судить, насколько его должна была сдерживать боязнь опозорить военный мундир, ибо я не знаю, к каким это приводит последствиям. Но что касается вашего второго довода, то он не кажется мне убедительным. У Лидии нет братьев, которые могли бы за нее заступиться. А поведение мистера Беннета, его равнодушие и невнимание к делам семьи вполне позволяло Уикхему считать, что с его стороны следует ожидать наименьшего вмешательства, какое только возможно в подобном случае.
— Но разве, по-твоему, Лидия могла забыть все, кроме своего увлечения, и согласиться жить вместе с ним, даже не став его законной женой?
— Можно подозревать, — и это ужаснее всего, — ответила Элизабет с глазами, полными слез, — что взгляды сестры на мораль и на добродетель отличаются от общепринятых. Мне трудно выразить свою мысль. Может быть я к ней несправедлива. Но она еще очень молода. Ее никогда не учили думать о серьезных вещах. А за последние полгода, — нет, уже целый год, — она не занята ничем, кроме суеты и развлечений. Ей разрешалось тратить время праздным и легкомысленным образом и усваивать любые вздорные идеи, какие только она могла где-нибудь подхватить. С тех пор, как ***ширский полк расположился в Меритоне, ее голова полна только любовью, флиртом и офицерами. Рассуждая на эти темы, она делала все возможное, чтобы развить в себе наибольшую, — как бы это получше выразиться, — возбудимость чувств, которые у нее вовсе не являются вялыми от природы. А зная умение Уикхема очаровывать своей внешностью и обращением, мы все хорошо понимаем, как легко может он вскружить женщине голову.
— Да, но ведь Джейн, — заметила ее тетка, — не считает Уикхема настолько плохим человеком, чтобы он был способен соблазнить Лидию.
— О ком Джейн когда-нибудь думала плохо? И найдется ли человек, как бы скверно он себя ни зарекомендовал, которого она сочла бы способным соблазнить женщину, не получив доказательств его преступления? Но Джейн знает не хуже меня, что представляет собой Уикхем на самом деле. Нам обеим известно, что он — человек развращенный. Что у него нет ни чести, ни совести. Что его лживость и неискренность не уступают его вкрадчивости.
— И все это тебе на самом деле известно? — воскликнула миссис Гардинер с вновь пробудившимся любопытством по поводу ее осведомленности.
— Да, я в этом совершенно уверена, — покраснев, сказала Элизабет. — Я уже как-то рассказывала вам о том, как низко он поступил по отношению к мистеру Дарси. И вы сами слышали в Лонгборне, что он рассказывал о человеке, проявившем по отношению к нему столько снисходительности и терпимости. Но до меня дошли еще и другие сведения, которых я не вправе… нет, о которых пока что не стоит рассказывать. Клевета, возводимая им на семейство Дарси, не имеет предела. Из того, что он рассказывал мне о мисс Дарси, я представляла ее себе гордой, замкнутой и неприятной особой. А ему было известно, что она вовсе не такая. Он должен был знать, что она — именно та приветливая и непосредственная девушка, какой мы увидели ее при нашей встрече.
— Но неужели все это ускользнуло от Лидии? Могла ли она совсем не знать того, что Джейн и тебе известно во всех подробностях?
— Увы, да! Именно это и терзает меня сильнее всего. До моего визита в Кент, где я близко познакомилась с мистером Дарси и его родственником, полковником Фицуильямом, я и сама ничего не знала. А домой я вернулась, когда ***ширский полк должен вскоре был покинуть Меритон. Мы не сочли нужным опровергнуть перед его уходом сложившееся в наших краях хорошее мнение об Уикхеме. А потому ни я, ни Джейн, которая услышала обо всем от меня, ничего не рассказали. Даже когда было решено, что Лидия поедет с миссис Форстер, я не подумала о необходимости раскрыть ей глаза. Мне никогда не приходило в голову, что он способен ее обмануть. А того, что произошло, можете мне поверить, я даже и вообразить не могла.
