Бэзил и Джозефина - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
– Я так горжусь знакомством с тобой, Бэзил, – все говорят, что сегодня ты был великолепен.
Для него эта фраза была на вес золота, и он, стоя у стены, повторял ее про себя раз за разом, вычленяя отдельные слова и пытаясь в каждом найти потаенный смысл. Пусть бы его похвалило как можно больше народу, – глядишь, она изменила бы свое отношение. «Я так горжусь знакомством с тобой, Бэзил, – все говорят, что сегодня ты был великолепен».
У дверей началась суматоха, и кто-то воскликнул:
– Подумать только! Явились!
– Кто? – спросил другой.
– Принстонские первокурсники. Для них футбольный сезон закончился, и трое или четверо сорвали тренировку в Хофбрау.
В этот миг сквозь всеобщую сумятицу прорвался весьма своеобразный призрак молодого человека, подобно тому как бек прорывается сквозь заслон; едва не совершив наскок в упор на распорядителя танцев, он нетвердым шагом заковылял по паркету. На нем был смокинг, хотя воротничок отсутствовал; крахмальная рубашка давно лишилась запонок, а глаза и волосы намекали на помутнение рассудка. Он повертел головой, будто ослепленный огнями, а потом выхватил взглядом Минни Биббл, и лицо его озарилось безошибочно узнаваемым светом любви. Еще не начав движения в ее сторону, он принялся во всеуслышание, с южной растяжкой звать ее по имени сдавленным, жалостным голосом.
Бэзил бросился вперед, но другие отрезали ему путь, и Малыш Лемойн, яростно сопротивляясь, исчез в гардеробной среди круговерти ног и рук, из которых не все принадлежали ему. Стоя в проеме, Бэзил чувствовал, что к его отвращению примешивается искреннее сострадание, потому как Лемойн всякий раз, когда ему удавалось поднять голову из-под крана, отчаянно сетовал, что его любовь растоптана.
Когда Бэзил снова танцевал с Минни, он понял: она зла и напугана до такой степени, что уже готова просить его о помощи; она заставила его сесть.
– Ну не дурак ли он после этого? – бушевала она. – Так недолго загубить репутацию девушки. Хоть бы его посадили в тюрьму.
– Он не знал, что творит. У него была трудная игра, он еще не отошел, вот и все.
Но в глазах у нее стояли слезы.
– Ты намного умнее. – Ее тихий голос обволакивал его заколдованной рекой. – Ты способен понять, что… если двое больше не сходят с ума друг от друга, они должны проявить здравый смысл.
– Естественно, – сказал он и добавил с напускной небрежностью: – Разбежались так разбежались.
– Бэзил, ты такой хороший! Ты всегда меня понимаешь.
Тут она впервые за долгие месяцы задумалась именно о нем. Ему бы цены не было, говорила она про себя, если бы его мозги, способные кого угодно довести до белого каления, довольствовались «простым пониманием».
– Ах, Бэзил! – воскликнула она. – Неужели я настолько ужасна? Я никому не желаю плохого, но так уж получается.
Он хотел обнять ее и сказать, что она – самая романтичная душа в целом мире, но по глазам понял, что это без толку. Ведь для нее он был пустым местом – точно так же она могла бы излить душу какой-нибудь подружке. Ему вспомнилось, что советовала Джобена: «уйти с достоинством».
Пока он наблюдал за танцем Джобены, Минни проследила за его взглядом:
– Значит, ты пришел с девушкой? Она необыкновенно мила.
– Не так мила, как ты.
– Бэзил!
Он твердо решил не смотреть на нее, предполагая, что она слегка выгнула спину и сложила руки на коленях. Пока он держался изо всех сил, но тут произошло нечто невероятное: мир, который окружал, но не включал в себя Минни, вдруг немного посветлел. Вскоре к Бэзилу потянулись еще какие-то первокурсники, стали поздравлять с победой, и ему это нравилось: их слова, их восхищенные взгляды. На следующей неделе у него были все шансы выйти против Гарварда в первом составе.
– Бэзил!
У него в груди сердце совершило головокружительный скачок. Краем глаза он заметил ее выжидающий взгляд. Неужели она действительно раскаивается? Не воспользоваться ли случаем, чтобы повернуться к ней и сказать: «Минни, скажи этому идиоту, пусть утопится в речке, и возвращайся ко мне»? Он колебался, но мысль, которая спасла его днем, возникла вновь: на сегодня ошибок достаточно. Мольба сама собой медленно затухала у него в душе.
С видом собственника к ней подошел амбал Джубал, и сердце Бэзила, в розовом шелковом платье, запорхало в такт музыке по бальному залу. Окутанный туманом нерешительности, он ретировался на веранду. В воздухе мелькали прилетевшие до срока снежинки, а от звезд веяло холодом. Приглядевшись, он, как всегда, понял, что это его звезды – символы честолюбия, борьбы и славы. Меж ними плыл трубный глас ветра, поднимаясь до той целой ноты, которой всегда с нетерпением ждал Бэзил, а узкие шеренги облаков боевым порядком спешили к нему на смотр. Это зрелище сверкало небывалым великолепием, и только наметанный взгляд полководца заметил, что одной звезды уже нет.
Рассказы о Джозефине
Первая кровь
I
– Вспомни, как ты прибегала ко мне сама не своя, когда Джозефине было годика три! – воскликнула миссис Брэй. – Джордж тогда оказался не у дел и от злости шлепал малышку Джозефину.
– Я помню, – сказала мать Джозефины.
– И вот она, Джозефина.
Это и в самом деле была Джозефина. Она с улыбкой смотрела на миссис Брэй, и у той во взгляде мелькнула едва заметная колючесть. Джозефина улыбалась как ни в чем не бывало.
– Сколько же тебе лет, Джозефина?
– Шестнадцать.
– Вот как! Я бы дала больше.
При первой же возможности Джозефина спросила миссис Перри:
– Можно мне сегодня пойти с Лиллиан в кино, на дневной сеанс?
– Нет, дорогая, у тебя много уроков.
Она повернулась к миссис Брэй, показывая, что вопрос закрыт, но…
– Дура проклятая, – вполне различимо шепнула Джозефина.
Чтобы сгладить неловкость, миссис Брэй поспешила сменить тему, но миссис Перри, естественно, не могла оставить такой выпад без последствий.
– Как ты назвала маму, Джозефина?
– Не понимаю, почему я не могу пойти в кино с Лиллиан.
Мать больше не допытывалась:
– Потому что у тебя много уроков. Ты, что ни день, куда-то бегаешь – папе это надоело.
– С ума сойти! – бросила Джозефина и рьяно продолжила: – Бред какой-то! Папа рехнулся. Скоро начнет рвать на себе волосы и изображать Наполеона.
– Нет, в самом деле, – оживилась миссис Брэй, когда миссис Перри бросило в краску, – такое возможно. Что, если Джордж и вправду рехнулся: мой-то муж явно не
