Избранные произведения - Пауль Хейзе
Столь понятной, трогающей душу?
Собственных стихов поток ответный
С женских уст назад к нему несется.
Что он пел, тоской томимый смутной,
Все теперь приданым Девы стало,
Бережно схороненное в сердце —
Не пропал и самый малый образ.
Рад Певец признать детей любимых,
Называет всех он поименно,
И глаза его влажны от счастья.
Все они близки ему, как прежде,
Только подросли и возмужали,
Красота их обрела телесность,
Как в словесной форме — мысль поэта.
Так Певец знакомой внемлет песне,
Внемлет с нарастающим восторгом.
Сколько длится песня та — мгновенье?
Или не одно тысячелетье?
Если миг — он канул бы бесследно,
Сам себя он исчерпал бы сразу;
Если годы — то по истеченье
Многих лет неметь бы стали губы,
Слух Певца тогда бы притупился
И свою утратил напряженность.
Нет — преград не знающим потоком,
Все богатство образов являя,
Вечно молодая, льется песня,
Вновь и вновь Певицы голос юный
Счастьем опьяняет Стихотворца.
Наконец, умолк псалом священный,
На высокой ноте оборвавшись.
И, родившись заново, глубокий
Сделал вдох Певец и спел в ответ ей:
«Дивный образ, созданный Блаженством!
Кто ты, как зовут тебя? Скажи мне!
Ты — одно гигантское творенье,
И твое сознание едино?
Или разделен твой мир богатый,
И все части чувствуют особо?
То, что моему открылось взору,
Кажется убогим и невзрачным,
Лишь в тебе идея каждой вещи
В первозданном виде сохранилась».
Отвечала женщина с улыбкой
Теплой, как улыбка солнца в небе:
«Доблестный Певец с горы высокой!
Я с толпой несхожа многоликой,
В чувствах нераздельна и едина;
Образ твой — залог того единства,
Ведь от глаз и до глубин сердечных
Кровь мою твой лик по жилам гонит.
Имени пока никто не дал мне —
Сам его ты дай, учитель милый,
Чтобы век мне с ним не расставаться!»
И простер он руки ей навстречу,
Пристальным ее окинул взглядом,
Начал говорить и дал ей имя,
Возгласив торжественно и свято,
А в глазах светилась благодарность:
«Нареку тебя я Пробужденьем,
Пробужденьем к обновленной жизни:
Вот твое торжественное имя.
Дам тебе и ласковое имя —
Будешь зваться Суженой моею,
Таково твое второе имя».
И чета влюбленных пела, пела
Дивные псалмы попеременно.
Продолжалось то тысячелетья
Или было краткой вспышкой счастья?
Наконец, в единый слившись голос,
В унисон их песня зазвучала;
Стройное созвучие возникло —
Мир не знал пленительнее звуков!
Так снаружи выглядело это,
Но внутри, в телах двоих влюбленных
Мириады крошечных созданий
Разделяли счастье их союза,
О былых страданьях забывая.
В самый миг, когда разжались губы,
И в любви призналась Великанша,
Ослабел напор, утихла буря,
Произвол Упрямства прекратился.
И в согласье с ровным ритмом сердца,
Голосом ликующим влекомы,
На свободу вылетели звуки,
Полетели звуки в дом свой прежний,
В глубь души Пророка-Песнопевца.
Там ждала их радостная встреча,
Им дивились, восхищались ими:
«Посмотри, как сильно изменились!
Телом стали крепче и стройнее,
Всех своих они затмили братьев!»
В том сказался тяжкий боли опыт.
Шлаки ада им придали форму.
Но видны и в доме перемены:
На волнах души корабль-красавец
Раздувает парус горделиво,
У руля король, который правит
Всем великим славным королевством;
Здесь в почете мера и порядок —
Позабыто дикое соитье,
И невест никто не похищает:
Мысли долго сватаются к чувствам,
Таинство предшествует союзу.
Темные потоки ощущений,
Поднимаясь вверх со дна морского,
Короля приветный взор встречают —
И светлеют сумрачные лица.
На корабль к нему они восходят,
Где, вдоль борта на скамьи усевшись,
Слову утешения внимают —
И печаль гнетущая проходит.
Речь любви легко страданья лечит.
А потом, когда из уст Поэта
Зазвучал ответ Сивилле дивной,
Радостная двинулась колонна —
Сам король морской построил звуки.
Умудренных опытом поставил
Он вперед, а юношей — за ними,
Первые влекли вперед последних
В ад глубин сердечных Великанши;
О страданьях прежних повествуя,
Объясняли им его устройство.
Но теперь и ад не так ужасен:
Не пылали больше груды камня,
Не давили, путь не преграждали;
Прижимались ласково друг к другу,
Мощные тела дышали страстью,
Словно тело женщины прекрасной.
Началось свободное движенье
От Пророка к Деве и обратно,
Перемены принося благие:
Душу в сердце женщины вдохнуло
И в ее железную утробу,
А душа текучая Поэта
Укрепилась подлинною плотью.
Сгладится когда-нибудь несходство,
И чета влюбленных великанов
Расцветет душевно и телесно.
Пояс свой Певец тогда повяжет,
А Певица с трепетною дрожью
Стянет на ногах ремни сандалий.
И, единым взглядом обменявшись,
Предадутся страстному влеченью —
По крутым сбегут они тропинкам,
Продираясь сквозь кусты на ощупь,
И, руками ветки раздвигая,
Вырвутся из зарослей дремучих.
И когда в объятиях друг друга
В поцелуе сладостном сольются,
Празднуя союз свой вечно юный, —
Как об этом рассказать словами?
Как те будут чувствовать созданья,
Что разделят с ними эти чувства?
АНТИТЕМА
Нет, не станет мир бесплотным духом.
Если б вновь он стал бесплотным духом,
Были бы труды земные тщетны.
Но, возможно, твердых тел реальность
Через много тысяч лет, однажды
Прочное нам счастье уготовит —
Вот надежда наша и стремленье.
ЛЕЙТЕНАНТ КОНРАД
© Перевод Т. Клюевой
Под «изображением» я понимаю особую краткую форму прозаического повествования со своеобразной целью и специфическими стилевыми законами, которые служат средством для достижения этой цели. Целью же является как можно более искреннее сопереживание читателя с действием. Средства для ее достижения таковы: единство действующего лица, единство перспективы, постоянство временного поступательного развития — то есть те самые законы, по которым мы живем в действительности.
Иными словами: главный герой вводится автором в первом же предложении текста и до конца повествования находится в поле его зрения. В дальнейшем автор сообщает о том, что воспринимает герой, а потому все происходящее отражено в восприятии героя. Наконец, последовательность событий передается правдиво, как в реальной жизни, час за часом. Рассказчик не позволяет себе перескакивать через какой-нибудь отрезок времени, сочтя его неважным. Из этого последнего закона опять-таки следует необходимость изобразить развитие действия в течение всего лишь нескольких часов.
Конечно, далеко не всякий жизненный материал годится для «изображения». Если исключить фрагменты и постараться избежать ошибок, то можно прийти к выводу, что сюда относится лишь единственная разновидность сюжетов, а именно, насыщенные событиями и завершенные («драматические»). Да и среди них лишь такие, которые позволяют в непринужденной манере представить читателю все важные мотивы непосредственно перед развязкой. В данном случае автор подхватывает нить повествования по воле истины незадолго до развязки и ведет
