Виллем Элсхот - Избранное
— Я думаю, она хотела узнать, о чем вам надо поговорить с господином Ван Ханзеном, — отважился я прошептать.
— Разумеется, мой друг, — тихо сказал Боорман, — но не мог же я ей ответить, что цель моего прихода — взять на крючок Ван Ханзена и сбыть ему груду экземпляров «Всемирного Обозрения» — иными словами, всучить ему бумагу в обмен на полновесные монеты или — частично — на несколько кроватей, потому что товары, годные к употреблению или продаже, я тоже принимаю в уплату, как вы знаете или, во всяком случае, должны были бы знать. Нет, друг мой, отвечать на такие вопросы нельзя. Посмотрите, вон идет еще один представитель Ван Ханзена, которого он послал осведомиться о цели нашего прихода.
Парнишка в рабочем халате, с молниеносной быстротой проскользнув между кроватями, и в самом деле — еще на расстоянии — спросил у Боормана, какова цель нашего визита.
Подождав, когда он подойдет ближе, мой патрон картинно зевнул, а затем, приподняв брови, осведомился, имеет ли он честь беседовать с господином Шарлем ван Ханзеном.
— Нет, сударь. Я только служащий господина ван Ханзена, но мой хозяин поручил мне спросить, в чем, собственно говоря, цель вашего прихода.
— Цель моего прихода, собственно говоря, состоит в том, чтобы побеседовать с господином Ван Ханзеном, мой юный друг, — добродушно ответил Боорман.
Тут я зажег сигару и протянул свой портсигар пареньку в халате.
— Курите?
На лице у парнишки появилось выражение, какое бывает у девушек, когда они вынуждены отказываться от чего-то очень приятного, однако он взял сигару, поблагодарил и все же робко спросил, «по какому вопросу, собственно говоря, хотел бы побеседовать с хозяином господин Боорман».
— Собственно говоря, о делах, мой юный друг, — сказал Боорман. — А теперь поторапливайтесь, потому что времени у меня в обрез.
Молоденький эмиссар удалился, понурясь, и, выразительно подмигнув продавщице, которая с самого начала пыталась узнать, зачем мы пришли, сказал: «деловой визит» и исчез в той же двери, откуда появился.
Я заметил, что четыре другие продавщицы тем временем собрались в кучку. Сдвинув головы и перешептываясь, они поглядывали на дверь, ведущую в контору, словно ожидали, что вот-вот что-то произойдет.
— Еще один шествует сюда, чтобы выведать цель нашего прихода, — предупредил меня Боорман, когда появился человек в летах, который осторожно закрыл за собой дверь, торопливо высморкался, словно для того, чтобы привести себя в состояние полной боевой готовности, и, откашливаясь на ходу, направился к нам.
— Постучите-ка по полу ногами, будто ваше терпение уже на исходе, — приказал Боорман, не глядя на меня.
Я тотчас же привел в движение свои ноги и стал отбивать ритм «Марсельезы».
— Господин Ван Ханзен? — спросил Боорман еще до того, как человек, предусмотрительно остановившийся в нескольких метрах от нас, успел раскрыть рот.
— Я бухгалтер, сударь, — раздался ответ. — Господин Ван Ханзен очень занят и хотел бы знать, с какой целью…
— Lo siento tanto más que hubiera celebrado mucho el aprovechar esta ocasión para activar nuestras relaciones[26], — прервал его мой патрон.
— Что говорит этот господин? — спросил бухгалтер, обращаясь ко мне.
— Скажите Ван Ханзену, что через час я уезжаю в Рейссел и что я в самом деле уже не могу больше ждать. Если он хочет со мной говорить, пусть скорее идет сюда.
На этом Боорман прекратил разговор. Поднявшись со своего стула, он неторопливо подошел к одной из витрин и повернулся к магазину спиной, я же — в полном одиночестве — остался на караульном посту.
В магазине воцарилась глубокая тишина. Продавщицы, несомненно знавшие, что запас эмиссаров уже исчерпан, перестали шептаться и, в последний раз взглянув на дверь, ведущую в контору, продефилировали между кроватями Людовика XV и чинно расселись на табуретках — каждая на отведенном для нее месте, — где им надлежало ожидать клиентов.
— Бьюсь об заклад, что на этот раз придет уже сам Ван Ханзен, — предсказал мой патрон, подойдя ко мне.
— А он не рассердится на нас за то, что мы проявляем такую настойчивость? — спросил я, опасаясь, как бы Ван Ханзен не вызвал полицию, чтобы выставить нас за дверь.
— Вполне возможно, — согласился Боорман. — Некоторые клиенты впадают в ярость, но это не имеет ровно никакого значения. Если он станет кобениться, мы уйдем и вернемся как-нибудь в другой раз, когда он будет в более счастливом расположении духа. И все же ему придется выйти к нам — ведь с его клерками бесполезно разговаривать.
На этот раз ждать пришлось недолго — не успел бухгалтер скрыться из виду, как мы услышали стук дверей и громкий, сердитый голос. Затем показался человечек без пиджака, державший руки в карманах брюк.
— Это он, — тихо сказал Боорман. — Только сам хозяин может позволить себе снять пиджак и даже штаны. Все остальные должны молча обливаться потом.
— Где он, черт возьми? — заорал Ван Ханзен на девушку, которая первой заговорила с нами. Прежде чем она успела что-либо ответить, Ван Ханзен заметил нас и с ворчанием подошел к нам.
— Имею ли я честь… — снова начал Боорман, точно так же, как он обращался к другим.
— Да, — оборвал его Ван Ханзен на полуслове.
— Очень приятно познакомиться, — сказал Боорман.
— Давайте, бога ради, покороче! — предупредил Людовик XV. Было видно, что он раздражен до предела.
— Разрешите мне представить вам моего секретаря? — И Боорман церемонным жестом указал на меня, а я сразу же поднялся и встал рядом с ним.
В благоговейной тишине я услышал, как вдали скрипнула дверь, и, взглянув через плечо Ван Ханзена, увидел, что посыльный осторожно высунул голову из-за двери. Убедившись, что его патрон стоит к нему спиной, он зажег сигару, выпустил облако дыма, густое, словно от паровозной трубы, подмигнул мне и снова убрал голову.
Когда Боорман столь назойливо представил меня, Ван Ханзен бросил взгляд, полный ненависти, на мой новый костюм.
В глазах его вспыхнула ярость, но он овладел собой и, оглядев великолепные ряды кроватей, порылся в своих карманах и снова спросил, что, собственно говоря, Боорману нужно.
— Господин Ван Ханзен, — сказал мой патрон конфиденциальным тоном, — вам, несомненно, известно, что министерство промышленности глубоко встревожено нарастающим кризисом в производстве мебели. Медленно, но верно деревянные кровати классических образцов вытесняются железными кроватями, что особенно прискорбно, потому что деревянные изготовляются в нашей собственной стране, тогда как железные импортируются из Англии. А эта страна не только правит морями, но и навязывает нам железный хлам, который покрывается ржавчиной и вызывает ревматизм, не говоря уже о том, что он лишен какого бы то ни было стиля, достоинства и вкуса. У англичан здесь есть банда сообщников, таких, как «Стоффелс, Дюпюи и компания» — личностей, не останавливающихся ни перед чем и способных на все.
— «Стоффелс, Дюпюи и компания» — очень хорошие люди. Они безупречны в делах и заслуживают полного доверия, — прервал его Ван Ханзен.
— Безусловно, — согласился Боорман, — они очень хорошие люди, я это прекрасно знаю.
— Вы же, кажется, назвали их личностями, — резко возразил мебельный фабрикант.
— Это светлые личности, сударь, — невозмутимо подтвердил мой патрон. — Иными словами, выдающиеся личности.
— Которые способны на все, — ухмыльнулся Ван Ханзен.
— На все самое лучшее, — поправил его Боорман. — Но все эти фирмы, торгующие железными кроватями, уверяют, что их товар прочнее деревянного и к тому же дешевле и чище! — саркастически добавил он.
— Они правы, — сказал Ван Ханзен, — это вполне соответствует истине.
— О да! — подтвердил Боорман. — Разумеется, это соответствует истине. Именно поэтому нам приходится так трудно. К счастью, деревянная кровать красивее, изящнее и изготовлена с большим вкусом, чем какая-нибудь железная койка.
— Кому что нравится, — отозвался Ван Ханзен, качая головой. — Сам я сплю на железной кровати, и деревянная мне совершенно ни к чему!
— Поразительно! — сказал мой патрон. — Это тем более поразительно, что сами вы изготовляете такие шедевры!
И он показал палкой на стоявшие вокруг нас кровати в стиле Людовика XV.
От мрачности Ван Ханзена не осталось и следа. Он весело расхохотался.
— Эти шедевры, господин директор… — он на мгновение запнулся, чтобы взглянуть на визитную карточку, — …Музея Отечественных и Импортных Изделий, — добродушно продолжал он. — Шедевры, говорите вы? Боже упаси! Это хлам, сударь, обыкновенная фабричная работа. Такие делают тысячами. Все автоматически. На малинских фабриках в машину запускают дерево, а выходят из нее кровати. Это и Людовик Одиннадцатый и любой другой Людовик, какого вы пожелаете! Работа идет там, как на знаменитых чикагских бойнях.
