Виллем Элсхот - Избранное

А все происходит от тщеславия, де Маттос. Каждый хочет быть номером первым или по крайней мере слыть таковым. Как правило, люди предпочитают слыть первыми, чем действительно ими быть. Иисус Христос, который рассуждал обо всем на свете так, словно все ему было заведомо известно, ничего не мог с этим поделать. И поскольку люди в своем большинстве одержимы дьяволом, хитроумные торгаши строят на этом все свои расчеты. Каждый из них разбивает в подходящем месте свою палатку, вывешивает пеструю, как радуга, вывеску и запускает на всю мощь граммофон рекламы. Все сверкает, радует глаз, все лучше, чем у других. Временами кто-то из этих бестий начинает идти ко дну, но два-три удара хвостом — и чудовище снова всплывает на поверхность, если только оно еще в состоянии бить хвостом. И вот из этих-то пронырливых торгашей я должен выжимать деньги. Я обхожу одного за другим — гигант-редактор гигантского журнала. Некоторые из них настолько углублены в свои цифры и проекты, что даже не слушают меня. Изредка попадается человек, который, раскусив мой журнал, приходит в ярость. У иных туго с деньгами. Но вы всегда найдете таких, которые попадутся на удочку, если, конечно, хорошенько поищете. Они продают свой товар. Почему бы нам не продавать наш? Вы прямо с ходу начинаете их обрабатывать, не слушая того, что они вам говорят. Ведь нам нужны их заказы, а не их душевные тайны. Удается нам их уговорить — прекрасно. Не удается — тут уж ничего не поделаешь. А от душевных излияний никакого толку нет, и поэтому лучше делать вид, будто не понимаешь, о чем они толкуют. В самом деле, нелепо спорить о деньгах, когда у одного человека они есть, а другой хочет их заполучить — ведь каждый по-своему прав. Нищие хорошо понимают это. Они просят милостыню, и, если вы начинаете расспрашивать их о жене и детях, они опять же просят милостыню. Им безразлично, сочувствуете вы или нет. Они просят до тех пор, пока не получат от вас деньги, или пока не поймут, что вы им не подадите. А затем тотчас же цепляются к следующему прохожему. Для такого нищего гораздо лучше, если вы сразу же решительно скажете «нет», чем если вы станете проливать слезы у него на груди. Вы должны радоваться любой удаче, потому что в коммерческих сделках мелочей не бывает. Сделка есть сделка, и она всегда означает победу одной из сторон. А размеры суммы определяет чистый случай. Как далеко прыгнет клиент, зависит от разбега. Но поначалу всегда предлагайте крупную сделку, и пусть уж люди сами прикидывают свои возможности. Только ни в коем случае не показывайте, что вы сами считаете эту сделку крупной, потому что тогда вас станут презирать. Если же вы небрежным тоном назовете солидную сумму, словно речь идет о пустячке, то клиент во что бы то ни стало постарается ее переплюнуть, совершенно позабыв о деньгах, хотя ему придется извлечь их из своего собственного кармана. Только не выказывайте никакой радости, когда клиент схватится за ручку, чтобы подписать бланк заказа, ведь перед вами тертый калач. Притворитесь, что вы даже обеспокоены этим — некоторые люди поторопятся сделать заказ, в надежде что, выполняя его, вы протянете ноги. Старайтесь сами верить в то, что вы говорите, — только тогда ваши доводы будут звучать убедительно. А вы должны во что бы то ни стало убеждать и толкать людей на поступки, которые час спустя заставят их содрогнуться. Однажды я разжег священный огонь в груди одного директора банка и сам этого не заметил, потому что на его тупом лице ничего нельзя было прочитать. И вдруг его прорвало. Он вскочил, стукнул кулаком по столу и заказал миллион экземпляров с описанием его банка. Каждая бельгийская семья должна получить по экземпляру, заявил он. Он был похож на крестоносца, узревшего Иерусалим. И когда я заколебался, потому что боялся принять такой огромный заказ со своей жалкой типографией, он вдруг опомнился и велел выставить меня за дверь. Главное — не падайте духом, если даже неделю за неделей вас будут преследовать неудачи. На бога не надейтесь, де Маттос. Будьте вежливы с клиентами, потому что они ваши враги — не забывайте об этом. Они выпустят из рук только то, что вам удастся у них вырвать, и если вы не ляжете костьми, то ничего и не получите.

Во второй половине дня Боорман принес и сунул мне под мышку черную кожаную папку, после чего, в пальто и шапке, я снова должен был позировать ему на середине директорского кабинета.

— Я уже начинаю привыкать к вам, де Маттос, — заверил он меня успокаивающим тоном.

Выписав еще несколько адресов, Боорман повел меня в город. Сначала мы должны были нанести визит Жану Ламборелю, а затем, если останется время, наскоро прощупать туристское бюро «Ориент».

Завернув за угол, я столкнулся лицом к лицу с Ферхахеном. Ты ведь помнишь Ферхахена из «Лиги молодых либералов», не правда ли? Этого злого насмешника, который уверял, что собственными руками вздернет последнего бельгийского пастора. Его-то я и встретил на улице. Всего лишь несколько недель назад я играл с ним в биллиард. Его неожиданное появление поразило меня, как гром, и я застыл на месте, да и бежать все равно было некуда. Так вот, он извинился, поздоровался со мной так, словно я — бургомистр, и исчез в толпе.

— Смотрите, здесь живет Шарль ван Ханзен, «антикварная и современная мебель. Специализация: спальни в стиле Людовика Пятнадцатого». Давайте заглянем к нему, может, удастся взять его на крючок, — сказал Боорман, и мы вошли в дом.

Это был просторный магазин с большим выбором кроватей, посреди которых сидели в ожидании покупателей с полдюжины продавщиц. Одна из них встала и подошла к нам, улыбаясь, как мадонна.

— Что вам угодно?

Боорман сказал, что ему надо поговорить с господином Ван Ханзеном, и вручил продавщице свою визитную карточку, на которой было напечатано: «К. А. Ф. Д. Боорман», а под фамилией — «Генеральный Директор Музея Отечественных и Импортных Изделий». Затем, пододвинув мне стул, он сам уселся на другой, закинув ногу на ногу, и принялся разглядывать кровать в стиле Людовика XV.

Продавщица явно не знала, что ей делать с красивой визитной карточкой. Направившись было к двери, она нерешительно вернулась назад и стала вертеться вокруг нас, как мышь вокруг мышеловки. Наконец она остановилась и осведомилась робким голоском о цели нашего прихода. Боорман снял шляпу и стал обмахиваться ею, как веером. Засунув руку в карман брюк, он продолжал молчать, словно продавщица обращалась к кому-нибудь другому.

— Смею ли я спросить о цели вашего прихода? — во второй раз отважилась девушка.

На лице моего патрона появилось выражение усталости и изумления. Затем, словно собрав последние силы, он снова взглянул на продавщицу.

— Цель моего прихода состоит в том, чтобы поговорить с господином Ван Ханзеном, сударыня.

И, отведя глаза, Боорман снова уставился в потолок, отстукивая на своей шляпе маршевый ритм.

Продавщица опять отошла от нас с визитной карточкой в руках, по дороге посоветовалась с дамой постарше, по всей вероятности располагавшей более солидным опытом, и наконец исчезла в двери, которая, несомненно, вела в конторские помещения.

Пока я еще был далек от понимания того, что впоследствии, после долгих лет практики, стал ощущать с поистине зловещей четкостью. Все же и теперь я чувствовал, что в магазине сгущается атмосфера, как в тот раз в «Галери энтернасьональ», когда я заявил, что буду расплачиваться за новый костюм не деньгами, а визитной карточкой.

— Я думаю, она хотела узнать, о чем вам надо поговорить с господином Ван Ханзеном, — отважился я прошептать.

— Разумеется, мой друг, — тихо сказал Боорман, — но не мог же я ей ответить, что цель моего прихода — взять на крючок Ван Ханзена и сбыть ему груду экземпляров «Всемирного Обозрения» — иными словами, всучить ему бумагу в обмен на полновесные монеты или — частично — на несколько кроватей, потому что товары, годные к употреблению или продаже, я тоже принимаю в уплату, как вы знаете или, во всяком случае, должны были бы знать. Нет, друг мой, отвечать на такие вопросы нельзя. Посмотрите, вон идет еще один представитель Ван Ханзена, которого он послал осведомиться о цели нашего прихода.

Парнишка в рабочем халате, с молниеносной быстротой проскользнув между кроватями, и в самом деле — еще на расстоянии — спросил у Боормана, какова цель нашего визита.

Подождав, когда он подойдет ближе, мой патрон картинно зевнул, а затем, приподняв брови, осведомился, имеет ли он честь беседовать с господином Шарлем ван Ханзеном.

— Нет, сударь. Я только служащий господина ван Ханзена, но мой хозяин поручил мне спросить, в чем, собственно говоря, цель вашего прихода.

— Цель моего прихода, собственно говоря, состоит в том, чтобы побеседовать с господином Ван Ханзеном, мой юный друг, — добродушно ответил Боорман.