Кнут Гамсун - Бенони (пер. Ганзен)
— Не споешь ли что-нибудь? — спросилъ онъ черезъ плечо.
— Спѣть? Гм… Я какъ будто разучился, — отвѣтилъ Свенъ. — Столько теперь всего…
Когда же они въ глубинѣ лѣса открыли корзинку съ напитками, да хлебнули хорошенько, Свенъ Дозорный какъ-то странно размякъ, и языкъ у него сталъ заплетаться, — словно онъ выпилъ крѣпкаго натощакъ.
— Оно въ сущности-то я не закусывалъ сегодня, стыдно сказать, — признался онъ.
Достали сумку съ рождественскими яствами, хлѣбъ.
— Почему жъ ты не закусывалъ?
— Да самъ виноватъ. Но тутъ столько всего… — отвѣтилъ Свенъ.
И далъ понять, что они съ Элленъ маленько повздорили поутру, такъ что ему потомъ и кусокъ въ ротъ не шелъ.
Они все ѣхали да ѣхали. Свенъ Дозорный опять заговорилъ:- Будь у меня мой алмазъ, да удалось бы мнѣ какъ-нибудь выклянчить у васъ въ лавкѣ ящикъ стеколъ, я бы опять пошелъ бродить.
Бенони круто повернулся къ нему:- Теперь? Когда ты будешь шкиперомъ?
Свенъ покачалъ головой.
— Къ тому же ты теперь человѣкъ семейный, отецъ и все такое.
— Да, — отвѣтилъ Свенъ, — такъ-то такъ, но…
Добрѣйшій Свенъ Дозорный пробылъ женатымъ человѣкомъ уже съ полгода и больше не распѣвалъ про сорозскихъ дѣвушекъ, не приплясывалъ на ходу. Ничего такого больше ему въ голову не приходило. Эти полгода тянулись словно вѣчность. Онъ, положимъ, добился своего, но зато прощай это живое нетерпѣніе, это напряженное ожиданіе; теперь день прошелъ и — слава Богу! Каждое утро онъ просыпался, чтобы начать все то же самое сначала; нечего было ждать; двѣсти разъ подъ рядъ повторялось то же самое: онъ вставалъ, Элленъ вставала, брали тѣ же платья и надѣвали ихъ на себя сегодня, какъ вчера… Элленъ выглядывала изъ окошка — спущены ли шторы у Макка въ комнатѣ, какъ полагается, и каждый разъ тѣми же надоѣвшими до тошноты словами сообщала, какова погода; говорила же она это, вѣрно, только за тѣмъ, чтобы скрыть — куда неслись ея взгляды. Мужъ и жена уже неохотно сторонились другъ передъ другомъ въ тѣсной каморкѣ; каждый ждалъ, чтобы другой убрался поскорѣе. И расходились они въ разныя стороны, не сказавъ другъ другу ни слова. Двѣсти разъ. А впереди ждутъ еще, пожалуй, тысячи разъ.
— Ты на себя не похожъ больше, — сказалъ Бенони. — Весной, когда вернешься съ Лофотенъ, у тебя будетъ новое просторное помѣщеніе.
— Не заслужилъ я, не заслужилъ.
— А ребенокъ растетъ?
— Да, растетъ. Глаза у него каріе, но онъ славный мальчишка, мнѣ нравится.
— Ты берешь его на руки?
— Нѣтъ.
— Не берешь?
— Я хотѣлъ, да…
— Тебѣ бы слѣдовало брать его иногда, — посовѣтовалъ Бенони.
— Вы говорите?
— Да, говорю. Потому что насчетъ этихъ карихъ глазъ… теперь ужъ ихъ не передѣлаешь.
И вотъ они выѣхали изъ лѣсу и завернули къ пасторской усадьбѣ, взрывая пушистый свѣжевыпавшій снѣгъ.
Баринъ въ шубѣ, самъ Гартвигсенъ! Работникъ или даже двое бросились подержать лошадь. — Пожалуйте! Пожалуйте въ домъ! — Нѣтъ, спасибо!
У Бенони засосало подъ ложечкой отъ старыхъ воспоминаній: вотъ тутъ, въ этомъ самомъ домѣ его когда-то заставили подписать извѣстное жестокосердое заявленіе, а потомъ это самое заявленіе было прочитано ленеманомъ на церковномъ холмѣ въ собственномъ приходѣ Бенони. А съ тѣхъ поръ Роза побывала его невѣстой и порвала съ нимъ, вышла замужъ за другого, за кистерскаго Николая… Охъ!
Бенони во всемъ своемъ великолѣпіи зашагалъ на церковный холмъ, тихонько разсѣкая кучки народа, которыя съ поклономъ разступались. Его всѣ знали, прибѣжалъ посланный: не будетъ ли Гартвигсенъ такъ любезенъ завернуть къ пастору обогрѣться? Нѣтъ? благодарствуйте, — у него дѣла; вотъ послѣ обѣдни онъ, спасибо, зайдетъ, пожалуй.
Конечно, прямого дѣла у него ни къ кому здѣсь не было, но у такого воротилы всегда вѣдь найдется дѣло для кого-нибудь изъ такой толпы. Его дѣятельность была такъ обширна; ему нужны, напримѣръ, люди для новыхъ судовъ, отправляющихся на Лофотены. И ему даже не зачѣмъ было самому дѣлать первый шагъ, спрашивать кого-нибудь. Если народъ еще не обступилъ его сплошной стѣной просителей, то единственно изъ глубокаго къ нему почтенія. Но вотъ, подходитъ то тотъ, то другой, снимаетъ шапку и, несмотря на стужу, не спѣшитъ надѣвать ее опять: не окажетъ ли Гартвигсенъ такую милость, не найдетъ ли для него мѣстечка на одномъ изъ судовъ? — и Бенони, стоя тутъ, какъ монументъ, въ своей тюленьей шубѣ и отороченныхъ мѣхомъ ботфортахъ, является для всѣхъ настоящимъ господиномъ и милостивцемъ.
— Я подумаю, — отвѣчаетъ онъ и записываетъ имена;- зайди ко мнѣ на-дняхъ. Понятно, мнѣ нельзя забыть и своихъ односельчанъ, но…
На холмъ поднимается самъ пасторъ Барфодъ въ полномъ облаченіи и останавливается около Бенони и проситъ его непремѣнно пожаловать къ нему въ гости, не пройти мимо его порога. Бенони благодаритъ: ежели время позволитъ послѣ обѣдни… Все ли благополучно у пастора?
Н-да, такого вопроса не задалъ бы Бенони Гартвигсенъ пастору Барфодъ въ былыя времена.
Роза не показывалась на холмѣ. Пожалуй, и въ церковь не придетъ сегодня? Хорошо.
Нѣтъ, она показалась все-таки. Бенони снялъ свою мѣховую шапку, и Роза прошла мимо, вся вспыхнувъ. Бѣдняжка Роза, видно, не смогла сдержать своего любопытства, захотѣла все-таки взглянуть на Бенони въ шубѣ. Она прошла въ ризницу.
Бенони постоялъ съ минуту, собираясь съ мыслями и, наконецъ, сказалъ послѣднему просителю:- Да, да; видно, тебѣ туговато приходится; заходи на-дняхъ, получишь работишку. — Богъ васъ благословитъ! — отвѣтилъ тотъ, а затѣмъ Бенони прошелъ въ церковь.
Онъ нарочно усѣлся у самыхъ дверей. Люди вытаращили глаза: онъ вѣдь могъ бы сѣсть повыше, у самаго амвона! Роза сидѣла въ пасторской ложѣ и, взглянувъ на него, опять вся покраснѣла; лишь понемногу краска сбѣжала съ ея лица. Она была въ песцовой шубкѣ.
Бенони разстегнулъ свою шубу. Онъ отлично зналъ, что сѣлъ не на господское мѣсто; и ленеманъ и нѣкоторые мелкіе рыбопромышленники сидѣли куда выше. Но Бенони, гдѣ сѣлъ, тамъ и сѣлъ, придавъ этимъ почетъ скромному мѣсту. И не мало людей въ церкви, навѣрно, стыдились того, что усѣлись выше его, и отъ души желали бы пересѣсть пониже Гартвигсена, воротилы Гартвигсена! Охъ, лучше бы имъ вовсе не приходить сегодня въ церковь!
Сразу послѣ проповѣди кое-кто изъ прихожанъ вышелъ. Бенони застегнулъ шубу и тоже вышелъ. Онъ не хотѣлъ больше мучить Розу. Народъ глазѣлъ то на нее, то на него, припоминая ихъ помолвку въ былыя времена. — Вотъ-то проворонила! — вѣрно, думали люди.
Бенони пошелъ къ санкамъ. Свенъ Дозорный слѣдовалъ за своимъ господиномъ по пятамъ и спросилъ: запрягать ли? Да, сейчасъ же. Мигомъ по двору пронеслась вѣсть, что Гартвигсенъ уже у санокъ и, ей-Богу, собирается уѣзжать! Пасторша впопыхахъ сбѣжала съ крыльца и сама прошлась по холоду и снѣгу къ Бенони, привѣтливо и сердечно пожала ему руку и попросила не оставить ихъ своимъ посѣщеніемъ, разъ ужъ имъ выпала такая радость увидать его здѣсь.
Пока они стояли тамъ, пришла и Роза изъ церкви. Бѣдняжка Роза! Вѣрно, ей не терпѣлось узнать — неужто Бенони такъ сразу и уѣдетъ домой? Вотъ она и пришла. Мать крикнула ей:- Нѣтъ, ты послушай! Гартвигсенъ спѣшитъ уѣхать. Поди, помоги мнѣ уговорить его.
Роза совсѣмъ смутилась; рада бы, кажется, сквозь землю провалиться. — Вы не будете такъ любезны зайти? — только и нашлась она сказать.
Бенони не сталъ ломаться; ему не зачѣмъ было; онъ только сослался на длинный путь и короткій день; приходится спѣшить.
— Ну, теперь луна свѣтитъ, — сказала Роза.
— Да, да, луна, — подхватила ея мать.
— Ужъ не знаю… — сказалъ Бенони и вопросительно поглядѣлъ на Свена Дозорнаго. — По-твоему, можно повременить немножко?
Свенъ Дозорный умѣлъ вести себя въ хорошемъ обществѣ,- сорвалъ съ головы шапку и съ поклономъ отвѣтилъ:- Времени, вѣрно, хватитъ; дорога хорошая.
— Я теперь человѣкъ не совсѣмъ свободный, — пояснилъ Бенони, слѣдуя за дамами. — Столько хлопотъ по снаряженію всѣхъ этихъ судовъ…
Какъ это было странно! Вотъ теперь Роза шла рядомъ съ нимъ, а немного погодя, сѣла въ той же горницѣ, гдѣ и онъ, слушала его разговоры, и время отъ времени поглядывала на него и даже отвѣчала по немножку… Когда же пасторъ Барфодъ вернулся изъ церкви, и сѣли за столъ, Роза передавала Бенони то одно, то другое. Все это было такъ диковинно… словно во снѣ. Онъ старался побороть въ себѣ непріятную неувѣренность: какъ ему говорить съ нею, какъ часто можно на нее поглядывать? Онъ вѣдь былъ когда-то помолвленъ съ этой особой, цѣловалъ ее, выстроилъ для нея домъ; чуть-чуть было не дошло до свадьбы…
Послѣ обѣда пасторъ съ пасторшей ушли къ себѣ вздремнуть. У нихъ была такая привычка. И вотъ, Бенони остался наединѣ со своей прежней невѣстой. — Не будете ли такъ любезны сыграть что-нибудь? — сказалъ онъ ей. — Или, пожалуй, это обезпокоитъ стариковъ? «Да, ужъ навѣрно», — видно, подумала она, но все-таки сѣла играть.
