Коммунисты - Луи Арагон
Гамелен узнает от Жоржа, что тот сообщил Корапу о его переводе на место Жиро. Как всегда, Гамелен согласен с Жоржем, однако сменять таким образом командующего армией — дело серьезное. Главнокомандующий посылает своего человека, полковника Гийо, в 9-ю армию, для личного ознакомления с состоянием дел у Корапа. Жорж хотел бы отрешить от должности также и Хюнцигера. Но здесь требуется осторожность. Правда, прорыв произошел именно на участке армии Хюнцигера, но она еще держится. Прогнать разом двух командующих армиями — какой будет моральный эффект! Этим утром, 15 мая, Гамелен считает, что Хюнцигер, который 9 мая велел снять противотанковые заграждения на линии Седана, Хюнцигер, чей левый фланг был прорван в первую голову, Хюнцигер, который ничего не предпринял для восстановления связи с Корапом, Хюнцигер, который не перешел в контратаку, который пропускает у себя на левом фланге и на севере немецкие танки, идущие как на параде… Гамелен считает, что Хюнцигер опомнился — именно это выражение он употребил в разговоре с Жоржем. Хюнцигер попрежнему находится в Сенюке на Эне, он не выезжал оттуда с 10 мая. Пострадали его подчиненные. Пожалуй, этим можно и ограничиться.
В это время приезжает военный министр. Даладье без особых возражений соглашается с мерами против Корапа. Он не любит Корапа. Не то что Жорж, который издавна питает симпатию к этому злосчастному генералу. Но и Даладье, подобно Гамелену, не склонен одобрить такую же меру в отношении Хюнцигера. Хюнцигер… Даладье не со вчерашнего дня военный министр — он отлично знает, что Хюнцигер представлял генеральный штаб в различных странах, завязывал связи, участвовал в подготовке договоров. Хюнцигер не только генерал, он причастен ко многому, ко многим государственным тайнам. Конечно, сегодня турецкие дела решающего значения не имеют. Но ведь не так давно… И надо же думать о будущем: кто знает Украину, Румынию лучше Хюнцигера? Своими людьми нельзя швыряться. Военный министр, впрочем, может этого и не объяснять. Это делает за него Гамелен.
Надо с величайшей осторожностью относиться ко всему, что может затронуть престиж армии, честь командования. Надо считаться с общественным мнением в стране и избегать тенденциозных толкований.
Ну-с, посмотрим теперь, что делается на фронте. Сегодня на рассвете танковая дивизия генерала Брюно перешла в контратаку. Она, быть может, восстановила положение на одном участке фронта 9-й армии.
* * *
Нет, генерал Брюно не перешел в контратаку на рассвете. Мало ли что могут решить в штабе корпуса или в штабе армии! К тому же «Аристотель» дал тягу. Генералу Брюно здесь, на месте, лучше видны все трудности. Дороги, ведущие к указанным ему рубежам, — это, конечно, дороги, но забиты они до отказа, а что касается их ширины, то уж, извините… Имеет ли штаб корпуса представление о том, где находятся его войска? Танковая дивизия, по всей вероятности, ничем не прикрыта. С юга нет никого. Стрелки и артиллерия выдвинуты вперед, чтобы держать под обстрелом дорогу из Динана в Анте. Генерал Мартен послал в Став, где ночевал Брюно, приказ всячески ускорить контратаку. Понимает ли он, что это означает? А горючее? Выйдя вчера около 14 часов из района Флерюс–Ламбюзар, немало танков уже к семи часам вечера осталось без капли горючего. Всю ночь зря прождали цистерн. Запаса горючего хватит лишь для действий передовых частей, и только. Генерал Брюно знает, как держать себя со штабом корпуса. Донесение! Это по их части, штабистов: нельзя рассчитывать на горючее раньше, чем в полдень. А что, по мнению «Аристотеля», мы сможем сделать в полдень? Вынужден обратить ваше внимание на то, что стрелки Североафриканской дивизии, которые занимали эти рубежи, нынче ночью куда-то исчезли. А теперь началось дело, около Анте заварилась каша. Немецкие танки… Вероятно, те самые, которые вчера вынудили Дюффе отступить из Флавиона во Флоренн. Они выходят из предательских лесов, которые отделяют Флавион от дороги Филиппвиль–Динан, появляются из-за того большого имения с замком, типичное бельгийское имение. И теперь обходят с юго-запада части Брюно.
Это огромные, тяжелые огнедышащие чудовища. Огонь по ним! Теперь слово за огнем.
Самолеты накрывают лес завесой грохочущих разрывов. Из листвы летят бесполезные плевки зениток. Неприятель жмет со всех сторон.
А на земле продвигаются наши танки. С тем малым количеством горючего, которое у них имеется. Подвезут бензин только к полудню. Но пока они дерутся. В колоннах противника кое-где образуются бреши, это так, но и у нас тоже. Французских танков сто пятьдесят, и они разбиты на группы, а сколько немецких танков? И ведь они расчищают дорогу другим. Мы же стараемся продержаться в ожидании горючего. По тридцать машин в группе.
Прибывает горючее. Один транспорт двигался через Флоренн, где раньше помещался КП «Аристотеля». Но небо обрушилось на него на огромном и совершенно открытом участке между Флоренном и Флавионом, где все видно как на ладони. Самолеты, самолеты, самолеты! На земле взрывы, хаос, клубы дыма, день превращается в ночь. Смерчи пламени спирально подымаются к бомбардировщикам, которые пикируют на черное пожарище. Леса глохнут от грохота. Расстроенные части пехоты и артиллерий в беспорядке движутся сквозь взлетающие к небу фонтаны земли. Бензин горит на дорогах, на железнодорожных путях. С воем пикируют самолеты.
Здесь должны были находиться не только танки, но и пехота, стрелки Североафриканской дивизии. Ночью части, дошедшие до этих позиций, получили из штаба армии приказ отойти на линию Шарлеруа–Филиппвиль–Рокруа. По дороге Динан–Филиппвиль прошли немецкие танки, преследуя отступающие войска, обозы, пеших солдат…
Этим утром, 16 мая, вражеские танки вклиниваются повсюду. Те, которые вели бой у Шимэ, идут с севера к Рокруа, другие по дороге Мезьер–Ирсон уже достигли Римоня, только что оставленного генералом Вотье. Позади несколько подразделений дивизии Порзера, которым зашли в
