Шерсть и снег - Жозе Мария Феррейра де Кастро
Жоан Рибейро продолжал:
— Когда я сообщил ему решение хозяина, он промолчал, у него был такой вид, как будто ничего не произошло. Но когда жена посоветовала ему сходить к Азеведо и попросить по-хорошему, чтобы тот хоть выплатил двухмесячное выходное пособие, Раваско пришел в бешенство. Мария-Антония продолжала настаивать, говоря, что на эти деньги он смог бы поехать в Лиссабон, но не переубедила его. Раваско даже пригрозил побить ее, если она не перестанет… Но как бы то ни было, в Лиссабон он поедет.
Луна выплыла из-за облака и осветила Орасио и Жоана Рибейро, стоявших перед лачугой Рикардо. Орасио представил себе Раваско, угрожающего жене, потом перед его взором возник образ Азеведо де Соуза — это видение подействовало на него угнетающе…
Жоан Рибейро попрощался, и Орасио вошел в дом. Жулия встретила его словами:
— Сегодня не так холодно, правда? Даст бог, потеплеет. Хоть бы прошли эти холода, может быть, Рикардо полегчает! Он все жалуется на ревматизм. Никогда не было такой зимы…
Орасио сел. Рикардо еще не возвращался. В последнее время он после работы часто ходил в Ковильян. Вначале Орасио думал, что это из-за Антеро, но вскоре выяснилось, что дело было совсем в другом. Он узнал, что в связи с дороговизной, вызванной войной, рабочие потребовали повышения заработной платы. Несколько месяцев назад они уже выставляли это требование, но хозяева отклонили его. Теперь они решили настоять на своем, потому что больше так жить нельзя.
Педро по секрету сообщил Орасио, что рабочие выбрали комиссию, куда вошел и Рикардо. Узнав об этом, Орасио стал было расспрашивать Рикардо, но ничего от него не добился. А Маррета в ответ на его вопросы сказал:
— Да, кое-что предпринимаем… Но не следует болтать об этом, понимаешь?
Ожидая мужа, Жулия не умолкала ни на минуту:
— У него обостряется болезнь не только от холода, но и от сырости. В этом году ревматизм его прямо замучил. Прежде он не прогуливал ни одного дня, а теперь то и дело болеет… Сплошные прогулы…
Орасио, как обычно, старался поддержать беседу, но сегодня это ему не удавалось. Он хотел было заговорить о Раваско, но не решился.
Наконец, прихрамывая, вошел Рикардо. Едва сняв шляпу, он уселся за стол:
— Давайте ужинать! — сказал он. — Уже поздно… Я задержался…
Жулия разлила суп. Рикардо начал есть, временами поглядывая на Орасио.
— У вас сегодня расстроенный вид. Какие-нибудь неприятности? — опросил он.
— Нет. Ничего.
Рикардо еще раз посмотрел на своего постояльца и не стал допытываться.
Немного погодя Орасио поднялся наверх. Он был недоволен собой: «Почему я такой? Почему все отражается у меня на лице?»
Он провел тяжелую бессонную ночь. К утру принял твердое решение: «Больше ждать не буду, овладею Идалиной и конец! Тогда она уже ничего не сможет поделать. Не пойдет к другому, как бы родители ни настаивали».
V
В субботу Орасио с фонарем, раскачивающимся в левой руке, зашагал наверх к Ковильяну. Шедший рядом Педро рассказывал о борьбе за повышение заработной платы, которую ведет выбранная рабочими комиссия. Не только они двое — все рабочие, поднимавшиеся по склону, обсуждали этот вопрос. До Орасио доносились отдельные фразы:
— Не дадут! Увидите, не дадут!
— Когда-нибудь должны же нам дать прибавку!.. Я уже все заложил…
— Сдается, что все останется по-прежнему…
— А может, нет?
Педро принадлежал к числу скептиков. Ему надоела эта тема, и он завел речь о другом. Размечтался, как научится ходить на лыжах и когда-нибудь примет участие в состязаниях.
Дойдя до площади, рабочие разошлись в разные стороны. Орасио расстался с Педро и вошел в мануфактурный магазин. Начал выбирать платок, долго не мог решить, на каком остановиться. Стал торговаться. Во время обеденного перерыва Педро одолжил ему двадцать эскудо, да у него еще было восемь своих. Наконец он купил платок поскромнее, с большими цветами. Когда приказчик заворачивал покупку, Орасио представилась Идалина с платком на голове, еще более красивая, чем всегда…
Пройдя через центр, Орасио вышел на дорогу в горы. В лесу он зажег фонарь. Миновал Пикото, затем Бейжамес…
Орасио шагал, обдумывая свой замысел. С тех пор как он решил овладеть Идалиной, в его воображении все время возникала эта соблазнительная картина. «Конечно, Идалина будет рада платку — это ведь первый подарок после моего возвращения с военной службы, — размышлял он. — Я не стану выказывать недоверия, наоборот, буду говорить, что благодарен за то, что она отвадила этого парня из Гоувейи… Нет, так не годится: Идалина может подумать, что оказала мне милость. Скажу иначе: как ты могла изменить своему чувству? Как ты позволила этому негодяю даже заговорить с тобой? Если толком разобраться, это оскорбительно и для тебя. Ему нужно было только удовлетворить свою похоть. Он решил, что бедная девушка охотно бросится ему на шею. А вернувшись в Гоувейю, этот подлец посмеялся бы над тобой. Но я бы проучил его…»
Орасио подумал, что Идалине будет приятно услышать такие речи, и это ободрило его. Если понадобится, он скажет еще и другое: «Мы можем пожениться раньше, чем я предполагал. Дела на фабрике идут хорошо: хозяева собираются повысить заработную плату, я вскоре должен стать прядильщиком. Тогда мы наконец заживем вместе, только придется отложить постройку домика». Так он будет говорить с невестой, и это должно дать результаты. Самое трудное в том, как овладеть ею! Летом всегда можно найти какое-нибудь укромное местечко поблизости от поселка. До ухода на военную службу у него было много возможностей, но он не хотел их использовать. Ему всегда удавалось держать себя в руках, хотя его и одолевало неистовое желание. Теперь же, когда он наконец решился, стоит зима, вокруг все занесено снегом — где же им встретиться? Договориться с Идалиной заранее он не может — она бы не согласилась, тем более что у него появился соперник. Надо сделать так, чтобы все получилось будто случайно. Он обнимет ее — мягкая и податливая, с полузакрытыми глазами, она крепко прижмется губами к его губам… вот тут-то он и должен воспользоваться ее слабостью. Но как все это устроить? Можно увидеться в доме ее тетки — Мадалены, но там это будет не так просто…
Часы на колокольне Санта-Мария пробили одиннадцать, когда уставший Орасио наконец добрался до Мантейгаса. Ему повстречался шедший с подвыпившими приятелями Серафим Касадор и остановил его:
— Эй, послушай! Завтра возвращаешься?
— Конечно.
— Я пойду с тобой… Только выберемся пораньше… Часов в пять…
— В пять рано…
— Тогда в шесть…
