Коммунисты - Луи Арагон
* * *
Все время, пока было светло, небо над Седаном грозило разрушением и смертью. Пока было светло, город, съежившись под бомбами, жаждал наступления ночи. На равнине к северу, по ту сторону Мааса, застигнутые врасплох части охранения бежали, не успев занять позиции.
Правда, до вечера немецкие бронетанковые соединения еще не успели повсюду форсировать реку. Но под прикрытием танков, замаскированных среди деревьев на правом берегу Мааса, крупные силы пехоты переправились через реку, кто вплавь, кто на понтонах; при поддержке самолетов, пикировавших на французские войска, вызывая смятение в их рядах до самого вечера, немецкие части пересекли полуостров Иж, обходя Седан с севера, продвинулись до излучины Бара, взяли Френуа и по возвышенности проникли в Марфейский лес, откуда так недавно наблюдатели в бинокль смотрели на трусов, сдающихся в плен… Еще до наступления сумерек немцы полностью захватили лес и обнаружили брошенные орудия, те самые, из которых французы недавно, в целях восстановления дисциплины, обстреливали долину. Тут же оказались и склады снарядов. Все это можно немедленно обратить против французов и тем самым поддержать немецкие передовые части. Видно, этим орудиям суждено стрелять по французской армии.
Еще до семи часов вечера иллюзии генерала Грансара были самым беспощадным образом рассеяны ходом событий.
Между тем на участке 9-й армии одни приказы сменялись другими — противоположными. Изыскивались подкрепления, сосредоточивались войсковые части. Корап поклялся Бийотту, что отбросит неприятеля за Маас.
Наступил час, когда Корап обещался начать контратаку. Но единственная контратака, в которую пошли было у Динана броневики и легкие танки, сорвалась, потому что никто не поддержал ее — пехота армейского резерва была у чорта на куличках, в сорока пяти километрах, ее не успели подвезти во-время — положительно резервы «Аристотеля» чересчур тяжелы на подъем…
Вырвавшиеся вперед моточасти, чувствуя за спиной пустоту и тишину, повернули назад.
* * *
Из Шимэ невозможно поддерживать связь ни с «Аристотелем» и передовыми частями 9-й армии, ни со 2-й армией. Телефонные провода повсюду порваны бомбежкой.
Не имея возможности передать на КП Хюнцигера сведения о передвижениях армии Корапа, майор Бенедетти к концу дня решил установить хотя бы личную связь с левым флангом 2-й армии. Из Шимэ он должен был проехать через Ирсон и оттуда двигаться по возможности напрямик, несмотря на толпы беженцев, несмотря на то, что некоторые дороги были предназначены только для резервов, которые еще не появлялись там, где их ждали. Он добрался до тех мест, где побывал три дня назад: в деревнях было полно беженцев — мужчин, женщин и детей, для них разостлали солому прямо на площадях. Отступающие бельгийские солдаты — самокатчики, пехотинцы — сеяли панику среди гражданского населения. В этот день приказ об эвакуации был дан по всему округу. Куда ни посмотри, всюду картины бегства. Грузовики, набитые людьми и вещами. Бенедетти раза два останавливался и спрашивал, что тут происходит. Военные — и притом не нижние чины — плели ему в ответ что-то несусветное, будто немцы наступают и оттуда и отсюда, указывая самые различные и неправдоподобные направления. Несомненно, их россказни объяснялись бомбежками транспортов.
Бенедетти проехал Синьи-л’Аббе, еще сотрясавшийся от бомбежки, и Пуа-Террон, где спаги, несмотря на усталость, не могут и помыслить о сне, потому что налетающие волна за волной дорнье[578] обстреливают улицы с бреющего полета; затем машина майора начала забирать вверх по лесистому кряжу, возвышающемуся над Ла-Орнь; взяв курс на Вандресс, за поворотом на Омон шофер увидел на линии узкоколейки, идущей параллельно шоссе, такое зрелище, от которого его мороз подрал по коже. — Господин майор, посмотрите! — Паровоз узкоколейки перевернут, на платформах, с которых сгрузили стальные купола, среди всякого хлама, домашнего скарба, на соломе, обратив лицо к небу, лежат трупы… Навстречу майору Бенедетти шли заблудившиеся беженцы, женщины с мертвыми детьми на руках, потерянные, обезумевшие люди — они только что спаслись с подвергшегося бомбежке поезда, где ехали стоя, набившись как сельди в бочку на платформы для перевозки военных грузов. Майор решил остановиться в городке и сообщить обо всем виденном. Но Вандресс был уже неузнаваем. Разбомбленные дома выворотили наружу, на улицы, свои внутренности, свои тайны, свою душу: тут мостовая устлана пухом, разлетевшимся из перин, там в грязи валяется люстра, а дальше солдат роется в содержимом шкафа, в женском белье; выудив розовые штанишки, он размахивает ими перед проезжающим мимо майором. — Брось сейчас же, мародер! — кричит на него Бенедетти, высовываясь из машины, и откидывается назад, услышав истерический, неудержимый хохот солдата.
Лучше всего будет проехать через Шемери в Рокур, где почти рядом расположены КП Лафонтена и Бодэ.
— Надо сперва узнать, что там творится, а потом уже ехать на Шемери, господин майор… — говорит водитель.
Он прав. Но кого спрашивать? Вот два старика, брошенных на произвол судьбы, — один везет другого на тачке. Толку не добьешься ни от них, ни от женщин, в ужасе столпившихся на площади. Открытый сарай, кто-то там копошится. Эй! Кто там?.. Военный. На земле лежит сержант и стонет: у него оторваны обе ноги до икр, кто-то стянул их ремнями, он ждет, чтобы его подобрали… он бредит… — Заберем его, господин майор? — спрашивает водитель. — Еще что! Мы ведь не санитары.
Где найти настоящих солдат? Я имею в виду людей в здравом уме и твердой памяти, которые могут указать дорогу. Водитель предлагает сделать крюк и подъехать к вокзалу, где в тот раз рядом с депо был КП какой-то роты. По дороге за деревьями виден большой
