Коммунисты - Луи Арагон
Где же, однако, Жорж? А чорт его знает! В Ферте-су-Жуар — в имении господ Бондон: он устроил в усадьбе свою штаб-квартиру и сидит там, в то время как Приу и Бийотт находятся за Жамблу и, жестикулируя, как две марионетки, спорят о позиции Диль и позиции Шельда. Накануне Д1 Жорж был убежден, что займет место Гамелена, станет настоящим, единственным главнокомандующим. Он знал, что Поль Рейно стоит за наступление и собирается вытряхнуть Гамелена… Но Гамелен все еще сидел на своем месте. Гамелен приехал к Жоржу в конце Д2 под предлогом важного дела: известить, что бельгийский король, который до сих пор из соображений военной тайны желал держать связь лишь непосредственно с Гамеленом, соглашается теперь, чтобы генералу Жоржу были переданы полномочия координировать действия союзных армий. Очевидно, Гамелен, не получив признания своего авторитета со стороны главы правительства, сделал великодушный жест — единственное, что ему оставалось сделать… А может, он полез в кусты, просто захотел свалить с себя ответственность, переложив ее на него, Жоржа? По той же самой причине он, Жорж, решил в свою очередь передать обременительные полномочия генералу Бийотту, командующему 1-й группой армий. Это, повидимому, удивило Гамелена. Он возразил, что генералу Бийотту пришлось бы очень трудно: четыре французских армии — от моря до Лонгюйна, — бельгийцы, англичане… Если, как это предполагается, Англия высадит более значительные силы, Горту неприлично будет подчиняться простому командующему группой армий… Жорж ответил на это, что англичане в настоящий момент действуют лишь в небольшом секторе, а чтобы облегчить обязанности Бийотта на юго-востоке, он, Жорж, сам будет руководить 2-й армией Хюнцигера.
Гамелен был недоволен, но в конце концов сдался: он пожелал только оставить за собой непосредственные сношения с голландцами, так как они менее опытны в военном деле, чем бельгийцы, и все еще проявляют чрезмерную щепетильность, которая объясняется их долгой привычкой к нейтралитету… В сущности, Гамелен готов был сделать Жиро, а не Бийотта главнокомандующим союзными войсками, включая и голландцев… Однако он отказался от этой мысли. Жорж думал, что все улажено. И вот вам, пожалуйста!.. Около десяти часов вечера ему принесли с обыкновенным сопроводительным отношением копию телеграммы Гамелена королю Леопольду! В телеграмме говорилось, что полномочия передаются ему, Жоржу. Что же это значит? Неужели так оно и останется? Жорж не доверяет Гамелену, считая его политиканом. Какую штуку выкинул: прислал в поздний час копию телеграммы, но не сообщил ответа на нее. И вообще никаких указаний ему, Жоржу. А ведь он, Жорж, командует вооруженными силами на территории от Дюнкерка до Женевы. И уже четыре месяца он, Жорж, является не заместителем Гамелена, а главнокомандующим наземными войсками Северо-восточного фронта. Гамелен верен себе! Если даже бельгийцы на бумаге подчинены мне, то каким же способом я могу отсюда командовать бельгийцами, которым предоставлено два участка — один впереди Горта, а второй — впереди Корапа и Бланшара. Бийотт — другое дело. У Бийотта окажется еще одна армия в его группе — вот и все… Но, может быть, еще не поздно? Что делать? Телефонировать в Венсен Гамелену? К чему? Жорж вызывает к телефону генерала Шампона[553], представителя французского командования при Леопольде (телеграмма Гамелена дает ему на это право) и через Шампона просит, чтобы король назначил ему на ДЗ аудиенцию. Затем телеграммой назначает генералу Горту на следующее утро свидание у Бийотта… Ах, этот Гамелен! Если бы пришлось действовать через Гамелена, что получилось бы? — только волокита. И ведь Гамелен нынче вечером дал согласие на передачу полномочий Бийотту — значит…
Бийотт катит в автомобиле, возвращаясь из Эш-ан-Рафай. Бийотт размышляет. Конечно, Корапу не следовало переходить через Маас. Но этого потребовал Жорж. Надо подчиняться приказу. И здесь и на Диле. Бийотт обязан приглушить протесты своих подчиненных и заставить их осуществлять принятые планы, не заботясь о всяких мелочах. Придерживаться планов. К тому же, если Жорж бросил армию Корапа за Маас, то только потому, что Хюнцигер… И зачем это Хюнцигеру понадобилось вылезать вперед без прикрытия? А что же делает Жиро? Где он?
Жиро далеко, на севере, и требует подкреплений. Требует самолетов для бомбардировки Мурдайкского моста на подступах к Бреде. Он попытался попросить самолеты у англичан, своих соседей. Но поскольку вопрос о взаимоотношениях с англичанами еще не урегулирован… К тому же англичане ответили, что все их самолеты заняты в операции по минированию Рейна… в пресловутой операции «Ройял-Марин», из-за которой так живо спорили накануне норвежской экспедиции; «Ройял-Марин» — конек Черчилля. Как этот самый «Ройял» сейчас мешает генералу Жиро!
Жиро, Бланшар, Корап, Хюнцигер… Это имена-символы, они вызывают представление о людях, едущих в автомобилях по дорогам или сидящих в КП[554] — в комнате с картами, с телефонами, с ординарцами, которые дремлют на скамьях, — их будят, чтобы послать с пакетом… Приходят штабные офицеры с расшифрованными телеграммами. Из КП отправляют приказ… или нет, не надо, — приказ не годится, его разрывают. А тем временем огромная машина, пущенная в ход, продолжает работать. Приказы могут то тут, то там остановить какое-нибудь действие, отвести какую-нибудь дивизию, но большой сложный механизм, который так долго монтировали, строя в течение нескольких месяцев всякие предположения, придумывая планы, маршруты, комбинированные маневры, — механизм этот еще работает в ночь с Д2 на Д3, кое-как осуществляет замыслы тех, кто пустил его в ход, кто теперь забывает о нем. Хюнцигер, Коран, Бланшар. Когда они думают друг о друге, то для них Бланшар, или Корап, или Хюнцигер являются воплощением определенных частей этой вооруженной массы, слепых, движущихся, как заводные игрушки в маленьких лавчонках на новогоднем базаре. Почему Хюнцигер зарвался? Следовало ли Корапу переходить через Маас? Где же Бланшар пришел в соприкосновение с противником? А потом все это они выражают зашифрованным языком: — Алло, алло! Фош? Говорит Наполеон… Бюжо просит передать вам… — А в эту ночь с Д2 на Д3 тысячи и тысячи людей с волдырями на ногах шагают по дороге, и лямки вещевых мешков режут им плечи… или же, качаясь от одолевающего их сна, трясутся в грузовиках, в автобусах, разрисованных пятнами камуфляжа, едут на вездеходах, ждут бесконечные часы, не имея права ни уснуть, ни двигаться дальше… или же не сводят глаз с белого овала на
